забываются привычные ощущения периферии. Наглость, приобретенная в общественном

транспорте под девизом «А мне тоже ехать надА», отмирает через неделю приятных прогулок

пешком до работы.

Я напрочь утратила доведенную до автоматизма привычку «работать локтями». Вообще, инстинкт самосохранения в общественном транспорте надо вывести в отдельный раздел

поведения человека.

Метро. Станция «Университет». Девять вечера. Раньше людей, желающих ехать в разные

стороны, разделял довольно широкий коридор пространства. Теперь его нет. Я подумала, по

телевизору в центре станции дают премьеру, возможно, фильм-номинант на «Оскара»…

Показывали рекламу.

«Как шпроты в банке»! — ахает тетка, с трудом протискиваясь через турникет.

Я представляю себя рыбой. Человеческий облик медленно тает. Спускаюсь.

Электронные часы с одной стороны показывают девять минут отсутствия поезда, с другой

— вообще потухли. Две точки на электронном табло демонстрируют абсолютную

неприспособленность техники к действительности. Ее программировали люди, живущие возле

работы, иначе как можно объяснить, что после двухзначного показателя ожидания часы

теряются и тухнут.

В тоннеле зашумело. Зашумело обнадеживающе. Шпроты-люди замерли. Важно понять, с

какой стороны шум. Шумело слева. Условно правый коридор выдохнул, с его стороны снова

послышался гул. Наш, условно левый, замолчал и напрягся. Низкий старт, левая толчковая…

В вагон меня внесло волной.

— Света! Где сумка?! — загремело над ухом.

— Я не Света, — испуганно призналась я.

— Да я не к вам обращаюсь! Света! (Тетка озиралась по сторонам, на всякий случай

придерживая ногой дверь.)

— Отпустите двери, — спокойно попросил машинист.

— Да, щас прям! Света!

— Женщина, давайте мы поедем, а потом поищем Свету, — предложил парень в очках, висящий надо мной. Земли он не касался вообще. Висел на поручне.

Второй раз «отпустите двери» прозвучало нервно, с нотками истерики.

Мне никак не удавалось выдохнуть.

Я глубоко вдохнула перед входом в вагон, а теперь хотела бы выдохнуть, но места не было.

— Третий вагон! Мы никуда не поедем, пока не отпустите двери! — заорал машинист.

— Ой-ой, как мы испугались! — передразнила его женщина в зеленом пальто. Она сидела.

И могла себе позволить.

— Света! — не выдержал висящий парень. Он рассчитывал, что когда поезд тронется, сможет найти место хотя бы для одной ноги. Наивный.

— Мама, я здесь! — отозвался подростковый голос из глубины вагона.

— Сумка с тобой?! — крикнула тетка в направлении голоса.

— Черная с заклепками?! С ней! — ответил мужчина в шляпе.

— Поехали! — тетка убрала ногу, и двери с грохотом хлопнули у меня перед носом.

«Следующая станция «Пушкинская»! — констатировал металлический голос. Мне

показалось, с особым цинизмом.

Придавленная вплотную к дверям, я влипла щекой в надпись «Не прислоняться». Было в

этом что-то издевательски-противоречивое.

— Молодой человек, может, вы мне на голову сядете? — съехидничала девушка, сидящая

слева.

— Извращенка! — парировал юноша.

Несколько человек хихикнули. Вряд ли со стороны девушки это было предложение, но

парня тоже можно понять. Он и вправду практически лежал на девушке, но в позе его не было

ничего личного. Во-первых, она была крайне неестественна, думаю, даже «Камасутра» не

предусматривает таких изысков, во-вторых — у него на спине практически сидела Светина

мама — крупная женщина.

— Мужчина, ну хоть дышите в другую сторону, это ж невозможно! — взмолился женский

голос из центра вагона.

— А шо-акое?! — невнятно поинтересовался мужчина.

— Воняет, — честно ответила женщина.

Я узнала в ней автора теории о шпротах.

— А шо, я не имею права выпить после работы?! — начал мужчина знакомую речевку.

Его перебил металлический голос. «Пушкин — великий русский поэт…»

Я онемела. Это что, урок эстетического воспитания шпрот?! В контексте последнего

диалога знакомство с русской классической литературой выглядело нелепо. Голосу надо было

еще почитать пару строк для пущего контраста. «Я помню чудное мгновенье», например. Хотя,

«Во глубине сибирских руд», думаю, звучало бы гармоничнее.

На «Пушкинской» несколько человек из середины вагона стремительно вышли, выдавив на

перрон еще с десяток впередистоящих. Я предусмотрительно зацепилась за поручень и с

удовольствием наблюдала, как «выдавленные» пытаются вернуться обратно. Среди них был

«висящий» студент и Светина мама. Перед дверью завязалась потасовка. Люди, которые уже

ехали в вагоне, считали, что имеют право первого шага, а новенькие с «Пушкинской» сильно

сопротивлялись.

Я вспомнила урок физики. Диффузия. Учительница долго объясняла нам смысл термина на

примере двух кусков металлов. Добиться диффузии твердых тел в реальном времени за один

урок невозможно, утверждала она, поэтому рисовала на доске: два прямоугольника

прилеплены друг к другу. «Из-за тесного соседства металлы как бы меняются атомами…» —

говорила физичка на доступном шестикласснику языке. Теория, оторванная от жизни, только

сейчас показалась мне крайне наглядной.

— Двери закрываются, — предупредил машинист.

— Ага, — снова поёрничало «зеленое пальто».

— Пятый вагон, отпустите двери!

Блин, неужели Света с мамой перебрались в пятый вагон?!

Поехали. Новенькие с «Пушкинской» оказались крайне капризными. Неудобно им, видите

ли. А нам удобно?!

— Не, ну тока зашли и сразу командуют! Без вас тесно было! Скажите спасибо, что вас

вообще пустили! Да не стою я на вашей ноге! Очень надо!

Автора монолога я не видела. Не могла повернуть голову. Зато могла свободно вдыхать и

выдыхать, потому что «висящего» вынесло насовсем. Пространство, которое раньше занимало

его тело, освободилось, и теперь ничто не затрудняло моего дыхания. Я даже смогла оторвать

щеку от «Не прислоняться». Ненадолго. Рассмотрела плакат над дверью. Порадовалась.

Красивая, светлая станция метро, улыбающаяся проводница, надпись: «Тепло! Светло!

Комфортно!» и подпись «50 копеек». Я не знаю, кому принадлежит оригинальный псевдоним, но тоже хотела бы ездить в том метро.

До «Киевской» я наслаждалась свободным дыханием, поэтому время пролетело быстро.

Там входящих-выходящих почти не было. Но как только двери на «Киевской» закрылись, народ оживился. Многие хотели покинуть вагон на станции имени «Академіка в галузі

астрономії» и стали готовиться заранее, перемещаясь ближе к выходу. Другие, напротив, устремились в центр вагона. Люди услужливо уступали друг другу, как в шахматной

рокировке. С места сдвигались, только не в нужном направлении. Броуновское движение.

Иллюстрация абсолютной хаотичности.

— Вы на следующей выходите?

— Да.

— Тогда давайте поменяемся.

— Зачем?

— Спешу.

Я оказалась лицом к лицу с мужчиной, который «имеет право после работы». Вежливо

поинтересовалась, собирается ли он выходить. Это было важно, потому что я планировала

оставаться в вагоне до «Студенческой».

— Да что вы все от меня хотите!? — взорвался он. — Я почти не пил!

— Мне без разницы, пили вы или нет, — призналась я, — у меня вообще нос заложен, я

просто хочу на ваше место!

— На мое место?! Ой, девушка, вы столько не выпьете… — залабузил мужик и расплылся в

улыбке. Двух передних зубов у него не было.

— Козёл! — подумала я. А вслух почему-то добавила: — Беззубый.

— Рыжая! — отомстил мужик (представляю, что подумал).

Я могла бы ответить, и бог его знает, сколько еще мы могли бы обмениваться

анатомическими «комплиментами», но, как всегда, вмешался «металлический голос».