– Наделали переполоха, милые! – воскликнула Родис без осуждения. – Я еще не пленница… еще!
– Скрыться так надолго! – укорила Эвиза.
– Действительно, я поступила плохо. Но я столько увидела за эти дни, что забыла о вашей тревоге.
– Все равно надо было немного отрезвить их здесь, – сердито нахмурился Гэн Атал. – Жизнь становится неприятной от бессмысленных ограничений, глупейшего самодовольства и рассеянного вокруг страха.
– Но Фай нужно отдохнуть, – перебила Чеди.
Отдаваясь живительному душу отрицательных ионов, в то время как тонкие лапки СДФ легкими прикосновениями биологически активизированных перчаток массировали ее, Фай Родис перебирала воспоминания о днях, проведенных в покоях Чойо Чагаса. Это испытание поколебало ее уверенность в намеченном ранее плане.
Все началось с демонстрации стереофильмов Земли. Два СДФ установили несущий канал, по которому «Темное Пламя» начал передавать жизненные и яркие изображения, называемые на Земле по-старинному стереофильмами. Для жителей Ян-Ях они казались чудом, перенесенной сюда подлинной жизнью далекой планеты.
Члены Совета Четырех, их жены, несколько высших сановников, инженер Таэль, затаив дыхание, следили, как перед ними развертывались картины природы и жизни людей Земли.
К величайшему удивлению тормансиан, ничего таинственного и непонятного не было во всех областях жизни этого великолепного дома человечества. Гигантские машины, автоматические заводы и лаборатории в подземных или подводных помещениях. Здесь, в неизменных физических условиях, шла неустанная работа механизмов, наполнявших продуктами дисковидные здания подземных складов, откуда разбегались транспортные линии, тоже скрытые под землей. А под голубым небом расширялся простор для человеческого жилья. Тормансианам открылись колоссальные парки, широкие степи, чистые озера и реки, незапятнанной белизны горные снега и шапка льда в центре Антарктиды. После долгой экономической борьбы города окончательно уступили место звездным и спиралевидным системам поселков, между которыми были разбросаны центры исследования и информации, музеи и дома искусства, связанные в одну гармоническую сетку, покрывавшую наиболее удобные для обитания зоны умеренных субтропиков планеты. Другая планировка отличала сады школ разных циклов. Они располагались меридионально, предоставляя для подрастающих поколений коммунистического мира разнообразные условия жизни.
Сами земляне сначала показались жителям Ян-Ях слишком серьезными и сосредоточенными. Их немногословие, нелюбовь к остротам и полное неприятие всякого шутовства, постоянная занятость и сдержанное выражение чувств в глазах болтливых, нетерпеливых, психически нетренированных тормансиан казались скучными, лишенными подлинно человеческого содержания.
Лишь потом жители Ян-Ях поняли, что эти люди полны беспечной веселости, порожденной не легкомыслием и невежеством, а сознанием собственной силы и неослабной заботы всего человечества. Простота и искренность землян основывались на глубочайшем сознании ответственности за каждый поступок и на тонкой гармонии индивидуальности, усилиями тысяч поколений приведенной в соответствие с обществом и природой.
Здесь не было искателей слепого счастья, и потому не было разочарованных, разуверившихся во всем людей. Отсутствовали психологически слабые индивиды, остро чувствующие свою неполноценность и вследствие этого отравленные завистью и садистской злобой. На сильных и правильных лицах не отражалось ни смятения, ни настороженных опасений, ни беспокойства о судьбе своей и своих близких, изолирующих человека от его собратьев.
Тормансиане не увидели ни одного побежденного скукой человека. Уединялись для размышлений, переживаний, для отдыха после только что конченной трудной работы. Но временная неподвижность и глубокий покой были готовы мгновенно смениться могучим действием мысли и тела.
Живые видения прекрасной Земли разбудили острую, небывалую прежде тоску у маленькой кучки землян, отрезанных от родины невообразимой бездной пространства. Тормансиане старались отбросить неодолимую притягательность увиденного мира, убедить себя в том, что им показали специальные инсценировки. Но гигантский охват, всепланетный масштаб зрелища свидетельствовал о подлинности стереофильмов. И, уступая очевидности, жители Ян-Ях оказались плененными почти такой же ранящей печалью, как и жители Земли. Но причина этой печали была другой. Видение сказочной жизни появилось здесь, на вершине холма, в крепости грозных владык, обители страха и взаимной ненависти. Будто их подвели к широко распахнутым воротам сада, ничто не было скрыто от их жадных глаз и в то же время недоступно. А внизу теснился скученный многомиллионный город Средоточия Мудрости, чье название звучало иронически на пыльной и скудной планете.
– Может быть, довольно для первого раза? – спросила Фай Родис, заметив утомление на лицах зрителей.
Чойо Чагас покосился по сторонам. Его жена Янтре изо всех сил прижимала руки к груди. Инженер Таэль поднял голову и старался незаметно смахнуть слезы, скатившиеся в густую бороду. Такие же слезы Чойо Чагас увидел у Зет Уга. Вспышка необъяснимого гнева заставила его повысить голос:
– Да, довольно! Вообще довольно!
Недоуменно взглянув на владыку, Фай Родис выключила связь со звездолетом. СДФ погасили и убрали под крышки свои излучатели. Зрители направились к себе, а Фай Родис подошла к Чойо Чагасу, который знаком попросил ее задержаться. Когда в опустевшем зале остались лишь они двое, Чойо Чагас впервые взял Родис под локоть, слегка поморщился и отпустил ее руку. Родис засмеялась.
– Я привык к вашему лицу без щитка и забыл, что все остальное – металлическое. Иногда мне кажется, что земляне просто роботы с головами живых людей, – пошутил владыка, вводя гостью в знакомую комнату с зелеными драпировками и хрустальным шаром.
– А может быть, мы в самом деле лишь роботы? – спросила Родис, вложив во взгляд и улыбку немного кокетства и женского вызова.
И Чойо Чагасу пришлось напрячь всю волю, чтобы не поддаться могучей притягательности земной женщины. Он отвернулся, открыл черный шкаф и достал нечто похожее на древнюю курительную трубку. Устроившись в кресле напротив Родис, он закурил. Сквозь резко пахнущий дымок владыка планеты присматривался к Фай Родис, и его узкие глаза подернулись пеленой забытья. Он молчал так долго, что Родис заговорила первая:
– Что означал ваш возглас «вообще довольно»? Разве вам не понравилась Земля?
– Фильмы технически великолепны. Мы никогда не видели подобного!
– Разве дело в технике? Я имею в виду нашу планету.
– Я не судья сказкам. Как я могу отделить ложь от правды, не зная о вашей планете ничего, кроме этих картинок?
Фай Родис встала, чуть опершись на край вычурного стола, и внимательно посмотрела на Чойо Чагаса.
– Сейчас вы лжете, – сказала она ровно, избегая повышения и понижения тона, принятого у тормансиан. – Помогите мне понять вас. Вы человек выдающегося ума, почему вы избегаете говорить прямо, правдиво выражая свои убеждения и цели? Чего вы боитесь?
Чойо Чагас медленно поднялся, холодный и надменный. Фай Родис не дрогнула, когда он остановился перед нею, вытянув шею и навалившись на стол сжатыми кулаками. Их молчаливый поединок длился до тех пор, пока владыка не отступил, вытирая лоб тончайшим желтым платком.
– Мы могли бы уничтожить вас, – оскалился он в недоброй и неуместной улыбке, – а вместо этого я еще вынужден отдавать вам отчет!
– Неужели эта жертва вас тяготит? – интонация Родис звучала неприкрытой усмешкой. – Вы опасаетесь, что явится второй звездолет и оба корабля сокрушат ваши города, дворцы, заводы? Я знаю, что вы и ваши сподручные спокойно примете гибель миллионов жителей Ян-Ях, разрушение тысячелетнего труда, исчезновение великих произведений человеческого гения, лишь бы остались жить вы! Не так ли?! – вдруг резко воскликнула Родис.
– Да, – вздрогнув, признался Чойо Чагас. – А что жалеть? Дрянь, ничтожных людишек с мелкими чувствами? Старый хлам отжившего искусства, лежащий бесполезными грудами в пыльных хранилищах? Вредных фантазеров «джи»?