— Значит, в тайне от меня? А где сейчас находится Владимир Ильич?
— Как вы и советовали, в совхозе Костино под Москвой. «Значит, Владимир Ильич еще нездоров», — подумал Дзержинский и примирительным тоном спросил:
— Что же все-таки про меня врачи сказали?
— Сказали — артериосклероз. Организм расшатан, истощение нервной системы, усталое сердце… Многое говорили, но я не все понял. Завтра дадут мне заключение консилиума, перешлю в Москву.
— А насчет пребывания в Сибири был разговор?
— Еще какой. Тут у них целый спор вышел. Двое считали, что вам нужно срочно уехать отсюда на отдых, а профессор с ними не согласился. Он сказал, что если вас отзовут в Москву против вашей воли, то это крайне отрицательно подействует на нервную систему, и резко ухудшится самочувствие. Так что настаивать на немедленном отъезде ни в коем случае нельзя.
— Оказывается, ваш профессор — умница, тонко разбирается в своем деле, — сказал, довольно улыбаясь, Дзержинский. — Знаете, Абрам Яковлевич, если бы меня отозвали досрочно, до выполнения задания — я был бы морально убит и, возможно, вышел бы из строя… Не сердитесь, что я погорячился. Осенью поедем вместе на юг, погуляем, покупаемся в море, отдохнем…
— «Не сердитесь», — обиженно ворчал Беленький и, усмехнувшись в усы, добавил: «Отдохнем на юге». А про себя подумал: «С тобой отдохнешь, как же. Я помню прошлогодний „отдых“ в Кореизе…»
* * *
Раздался стук в дверь и вошел Благонравов.
— Вы очень кстати пришли, — обратился к нему нарком. — Как вас встретил «бородач»?
— Сначала настороженно. Когда я сообщил ему, что все время буду находиться в управлении округа и попросил выделить для меня комнату, он, видимо, решил, что ему не доверяют и заметно нервничал. Затем я ему передал вашу записку. Он прочитал и говорит: «Значит, на вас возлагается обязанность ограждать администрацию округа от вмешательства посторонних органов?» Я подтвердил и говорю: «Кроме того, мне также поручено, как вам сообщает нарком, понуждать тех работников транспорта, кто не выполняет ваших указаний как начальника округа». Тут он успокоился и, видимо, был польщен, что я, начальник транспортного отдела ВЧК, буду, как вы ему писали, ежедневно приходить к нему за получением «указаний и поручений».
— Да, специалист он знающий, но человек совершенно безвольный, — с сожалением произнес нарком. Со своими помощниками он запанибрата, не может потребовать с них, как полагается. Округ вместе с Кудрявцевым довел до полного развала. Я раньше вас послал сюда, а теперь и сам приехал, потому что до сих пор на дорогах не чувствуется твердой руки, и выполнение правительственного задания под большой угрозой. Начальника округа безусловно надо сменить, но во время хлебных перевозок нельзя этого делать. А вот некоторых из его помощников я решил немедленно снять и кое-кого уже сместил.
— Копию вашего распоряжения об отстранении начфина Новикова я получил.
— Больше терпеть нельзя было. Финансовые дела он запутал до крайности. До сих пор не выплачена задолженность рабочим и служащим за ноябрь и декабрь, несмотря на мое строжайшее приказание. Возможно, что тут злой умысел. Я приказал провести расследование.
— Очень возможно, Феликс Эдмупдович. Особенно, если учесть, какими помощниками окружил себя Новиков. Аттестационная комиссия свидетельствует, что один из них — «противник Советской власти», а второй — даже монархист.
— Пришлось также сместить начальника отдела эксплуатации Бухвостова, — продолжал нарком. — У него своеобразная форма саботажа. Со всеми заданиями и планами он соглашается, а практически ничего не делает для их выполнения. Недавно выявилось, даже не знает, где на линии имеются запасы топлива. В его характеристике написано «противник Советской власти», но я сужу о нем вовсе не по этой характеристике, а по делам, вернее — по его полной бездеятельности. Отдал приказ, чтобы в трехдневный срок он сдал дела и выехал в распоряжение НКПС.
— А кем вы его замените? — озабоченно спросил Благонравов. ― Ведь от этого во многом зависит успех перевозок.
— Временно я назначил одного крупного инженера из нашего инспекторского аппарата. Мне говорили, что он — видный специалист и в старом министерстве командовал движением поездов во всероссийском масштабе. Полагаю, выправит дело. Ну, а что показало расследование на телеграфе? Сегодня тоже выявился возмутительный факт. Мой приказ № 18 и телеграмма об увеличении погрузки доставлены начальнику Омского линейного отдела с опозданием на двое суток. Причем и приказ, и телеграмма прибыли без окончания. С такой связью мы потерпим полнейший крах.
Благонравов подробно доложил о результатах расследования, которое он проводил на телеграфе. Станция прекрасно оборудована, но из-за разгильдяйства начальника отдела связи завалена недоставленными депешами — 2290 штук. Спешные и неспешные бумаги свалены в одну кучу. Половину из них свободно можно было отправить почтой, а отдел связи направлял на телеграф. Станция задохнулась. Не только телеграф, но и вся постановка связи никуда не годится. В управлении округа много курьеров, а рядом расположенный Омский линейный отдел получал распоряжения на седьмой-восьмой день. Даже в поезд экспедиции корреспонденция доставлялась с опозданием па 18–20 часов.
— Возмутительно! — воскликнул нарком. — Передайте управделами. Пусть оформит приказом. ОШ[15] Горбунова в административном порядке арестовать на один месяц без исполнения служебных обязанностей. Проследите, чтобы ОКТЧК[16] немедленно выполнила приказ об аресте. Начальнику округа сместить Горбунова с занимаемой должности. После отбытия наказания направить в распоряжение НКПС.
— Будет исполнено, Феликс Эдмундович.
— Я просил вас побывать в редакции «Сибирского гудка» и помочь им чем возможно.
— Заходил в редакцию. Там лишь один работник. Он и временный редактор, и обработчик того материала, который сам собирает, и еще корректуру после наборщиков читает. Просил разрешения придти к вам, поговорить.
— Пусть завтра с утра придет. Еще вопрос, Георгий Иванович. Все акты аттестационной комиссии поступили?
— Да, все! Результаты неутешительные. — Благонравов порылся в своем портфеле. — Вот сводка. Из 32 ответственных сотрудников управления округа лишь трое — коммунисты. Девять были правыми эсерами, один — монархист, один — учредиловец, один — либеральный буржуа, двое — тоже явные противники Советской власти. У остальных политическая физиономия пока не установлена.
— Около половины ответственных работников принадлежало к враждебным партиям, — задумчиво сказал нарком. — Что ж удивительного в том, что у нас так медленно подвигаются дела?
* * *
В дверь заглянул дежурный сотрудник. Он сообщил, что через два часа в Москву отправляется фельдъегерь и просил подготовить почту.
Бумаги в ЦК партии и НКПС уже были написаны, и Феликс Эдмундович решил воспользоваться оказией и послать письмо жене.
«Зося, моя дорогая! — начал он. — Тебя пугает, что я так долго вынужден буду находиться здесь, возможно, что я смогу выехать в первых числах марта, не знаю, но я должен с отчаянной энергией работать здесь, чтобы наладить дело, за которое я был и остаюсь ответственным.
…Я должен сосредоточить всю свою силу воли, чтобы не отступить, чтобы устоять и не обмануть ожиданий Республики. Сибирский хлеб и семена для весеннего сева — это наше спасение и наша опора в Генуе».[17]
Больше на эту тему он не стал распространяться. Зося — старый партиец и всегда понимает его с полуслова. А вот чем ему приходится заниматься в Сибири, — этого она не знает. И Феликс Эдмундович поделился с ней своими переживаниями:
«Не раз я доходил здесь до такого состояния, что почти не мог спать — и бессильный гнев наводил меня на мысль о мести по отношению к этим негодяям и дуракам, которые здесь сидят. Они нас обманывали — здесь было совершенно пустое место. А среди масс, даже партийных, было равнодушие и непонимание того, какой грозный период мы переживаем.
Нам самим нужно было заняться всем — связать между собой и с округом разрозненные части вытянутой нити сибирских дорог. Необходимо наблюдать за каждым распоряжением, чтобы оно не осталось на бумаге, необходимо было всех поднять, чтобы приняли участие в выполнении поставленной перед нами боевой задачи. Я вынужден сдерживать свой гнев, чтобы окончательно не разрушить организацию».
