Что же заставило значительную группу писателей, в том числе, несомненно, талантливых, подписать документ, в котором горстка еврейской молодежи, никак не интересующейся российской политикой, объявлена смертельной угрозой для страны? Как подметил один комментатор, манифест отражает ощущение, что русский народ семьдесят два года подвергался чудовищной дискриминации, что против русских патриотов был направлен «моральный террор, расистский по своему характеру»[410]. Патриоты были также разгневаны «домыслами» либеральной прессы, что они инициировали акцию Смирнова-Осташвили против писателей группы «Апрель» в январе 1990 года. Скорее всего, Смирнов-Осташвили не получал оперативных заданий от националистического истеблишмента. Однако это не объясняет абсолютно иррациональную реакцию некоторых патриотов на обвинения либералов. Возвращаясь к письму, можно сказать, что оно, мягко говоря, не слишком заинтересовало широкую общественность, да и политическое руководство страны его проигнорировало. Следующей попыткой патриотической интеллигенции повлиять на советскую политику стала «Программа действий — 90». Ее автор, Валерий Скурлатов, был в брежневскую эпоху одним из воинствующих националистов, и мы упоминали о нем выше как о главном популяризаторе «Влесовой книги»[411]. «Программа», названная также «Манифест белого большевизма», на короткое время стала сенсацией. Либеральная пресса ожесточенно атаковала ее как программу правого переворота. Волнение стихло, когда выяснилось, что за «Программой» стоит всего лишь один человек и что впечатление о поддержке ее значительной частью партийного руководства и общества было совершенно ошибочным[412].

Гораздо весомей было «Слово к народу» (июль 1991 года), которое многие наблюдатели расценили как идеологическую подготовку августовского путча. Его подписали двенадцать человек: писатели Бондарев, Проханов и Распутин, публицист Эдуард Володин, скульптор Вячеслав Клыков, певица Людмила Зыкина, генералы Борис Громов и Валентин Варенников, глава консервативной парламентской фракции «Союз» Юрий Блохин, генеральный секретарь Российской коммунистической партии Геннадий Зюганов, крупные хозяйственные руководители Стародубцев и Тизяков[413]. Они возвещали, что власть в Советском Союзе захватили «жадные и богатые стяжатели, умные и хитрые отступники», враги России, предатели, раболепствующие перед заатлантическими покровителями. Необходимо создать народное патриотическое движение, необходимо отодвинуть в сторону все, что разделяет народ, и предотвратить гражданскую войну и разрушение государства. Согласно манифесту, есть «среди россиян государственные мужи, которые могут привести страну в неунизительное суверенное будущее».

Трое из подписавших «Слово к народу» приняли активное участие в путче; тем не менее неясно, сыграл ли манифест существенную роль в подготовке заговора. Антиреформистские силы уже давно обсуждали возможность переворота. Шеварднадзе предупреждал о нем в декабре 1990 года, были и другие предостережения. Руководители хунты совершенно бездарно организовали заговор, они даже не подготовили массовую поддержку своему делу. Они не предупредили заранее своих союзников в правой — решение, вероятно, было принято наспех, без тщательной подготовки, поскольку Горбачев вот-вот должен был вернуться из отпуска в Крыму. Похоже, что для националистического истеблишмента путч оказался сюрпризом. Национал-большевики из группы «Единение» приветствовали его и обещали полную поддержку. Александр Проханов, выступая по московскому телевидению, назвал путч «благословением для России» (хотя позднее он намекал, что заговор мог быть провокацией[414]). Поскольку дело завершилось весьма быстро, многие руководители правой не успели высказать свое отношение к нему, что, как оказалось потом, обернулось для них благом.

Перейдем от литературных манифестов, имевших целью координацию усилий и объединение патриотического лагеря, к политическим инициативам 1988–1992 годов. Наиболее значительной группировкой, возникшей в советском парламенте, стал «Союз». Он был создан как антисепаратистское лобби русских меньшинств в Прибалтике и Молдове, и возглавили его руководители этих меньшинств — полковник Виктор Алкснис из Латвии, Евгений Коган из Эстонии и Юрий Блохин из Молдовы. «Союз» заявил о себе как о парламентской фракции в феврале 1990 года; его официальный учредительный съезд прошел в декабре того же года. «Союз» объединял более чем 500 депутатов и был в то время самой значительной силой в Верховном Совете[415].

Лидеры «Союза» пытались (без сомнения, намеренно) привлечь как можно больше сторонников и из националистического, и из коммунистического лагеря. Программа «Союза», датированная апрелем 1991 года, содержала попытки ублаготворить и коммунистов и антикоммунистов, отодвигая раздоры вокруг «социалистического выбора» на второй план. «Союз» выступил за «третий путь» — между капитализмом и коммунизмом, — на котором должно быть «воспринято все ценное из опыта мировой цивилизации и международной социал-демократии»[416]. Третий путь не должен быть чем-то эклектическим — это поиски «новых подходов к разрешению политических и национальных конфликтов», но без экстремизма и с учетом всего положительного и рационального, что предлагают мировая практика и здравый смысл. Лидеры «Союза» не хотели обострять отношения с руководством партии (Горбачев), но, с другой стороны, они все же хотели держаться от него подальше. «Союз» выступал за переход к рынку, но за такой, от которого выиграло бы большинство населения, а не только дельцы черного рынка[417]. Однако их энтузиазм по поводу реальной рыночной экономики был, по-видимому, достаточно умеренным. В программных документах «Союза» не обсуждались вопросы приватизации крупных предприятий, банков и тому подобное. Алкснис и его коллега Николай Петрушенко (тоже полковник) часто говорили о необходимости сильной власти, приводя в качестве примера Чили времен Пиночета. Впрочем, в других обстоятельствах они подтверждали свою приверженность конституционным и гражданским правам и требовали, чтобы политическая борьба велась мирно и цивилизованно. Такой широкой, удовлетворяющей всех программой «Союз» надеялся привлечь к себе коммунистов-консерваторов, включая Лигачева, а также некоммунистов, — при этом постоянно говорилось о преданности патриотическим идеалам и сильной центральной власти. «Союз» пользовался поддержкой мощного военно-промышленного комплекса, части офицерства, а также «наших» — русских, преследовавшихся в нерусских республиках и вынужденных бежать в Россию или готовых к бегству[418].

После распада Советского Союза члены «Союза» могли, вероятно, утверждать, что оправдались их самые мрачные опасения: СССР перестал существовать, перестройка потерпела неудачу. Однако фракция не извлекла из этих несчастий ощутимых выгод для себя. «Союз» был сильнейшей оппозиционной группой в Верховном Совете, но он не сумел завоевать достаточного доверия и утвердить себя как альтернативу администрациям Горбачева и Ельцина.

В течение лета 1991 года «Союз» пытался преобразоваться из парламентской фракции в общенациональное движение, но для этого ему не хватило ни решительности, ни политического умения. Лидеры «Союза» прежде не занимались политикой. Алкснис, например, происходил из семьи старых большевиков, его дед был одной из знаменитых жертв репрессий 1937 года, но сам он пошел по военно-инженерной линии. Лидеры выносили резолюции, в которых «Союз» претендовал на роль главной консервативной оппозиционной партии, но массовой опоры у них не было. Им удалось организовать лишь несколько митингов и демонстраций, а тираж их журнала не превысил 25 тысяч экземпляров. «Союзу» не хватало свежих идей (среди его лидеров было мало идеологов), и поэтому философы «новой правой» вроде Дугина свободно публиковались в изданиях фракции. Они нападали на масонов и время от времени одобрительно отзывались о положительной (но не ведущей) роли церкви в новой России. Фракция по большей части воздерживалась от острых проявлений антисемитизма, типичных для крайней правой. «Союз» как движение находился в зачаточном состоянии, и многие его члены одновременно принадлежали к другим патриотическим группам.