Насколько важную роль играла (и играет) идея жидомасонского заговора в доктринах крайней правой и в какой мере ей верили (и верят)? Почему она возродилась в эпоху гласности. Для безумных маргиналов в России, как и в других странах, теория заговора имеет абсолютно решающее значение, без нее невозможно понять их мышление. Вероятно, в России в нее верят больше, чем в других странах, включая нацистскую Германию. Гитлер, Геббельс, Геринг и им подобные считали евреев расово неполноценными, ненавидели и презирали их, однако они никогда не верили в гигантский заговор.

В это верили некоторые нацисты, но отнюдь не ведущие лица; в масонский заговор верил генерал Людендорф — фигура, политически не значимая, служившая скорее причиной недоразумений. Политические вожди более высокого уровня и в России, и в Германии полагали, что «Протоколы сионских мудрецов» и прочие теории заговора не следует понимать буквально. С другой стороны, даже среди интеллигенции бытовало подозрение, что нет дыма без огня, — может быть, в сенсационных разоблачениях есть доля правды?

Во всяком случае, как орудие пропаганды «Протоколы» свою роль сыграли, однако для серьезных людей они определенно не стали символом веры. Хотя «Протоколы» упоминались нацистской пропагандой и издавались в Третьем рейхе, официально они так и не были признаны. Похоже, что в России после 1917 года и — повторно — в конце 80 — начале 90-х годов их восприняли охотней. Возможно, это было связано с тем, что в политической элите в течение нескольких лет после большевистского переворота было немало евреев и они были легкой целью для нападок. Но среди лидеров 80-х годов евреев не было, и здесь такое объяснение не годится. Несомненно, вера в «Протоколы» связана с катастрофическими событиями 1917 и 1990–1991 годов, в такой обстановке всегда открывается путь множеству притянутых за уши теорий. По тем же причинам наблюдается оживление астрологии и прочих оккультных «наук».

Насколько широко распространена вера в жидомасонство! Если взять русское общественное мнение начала века — было ли там больше шовинизма, антисемитизма и ксенофобии, чем во Франции и Германии того времени? Во Франции в ту эпоху антисемитизм был сильнее, чем в Германии, а в Германии, вероятно, не слабее, чем в России. Правда, в Западной и Центральной Европе не было погромов, но и в России в погромах участвовала малая часть общества, и происходили они вне собственно русских территорий. В 70–80-е годы в Советском Союзе, несмотря на официальный и народный антисемитизм, население было сильно перемешано. Евреи занимали важное место в культурной жизни, и в их среде был высокий процент смешанных браков. Хотя многие евреи покидали страну, лишь в редких случаях это происходило из-за острого антисемитизма. Поэтому, говоря о вере в жидомасонство, следует помнить, что это касалось всего лишь части советского общества.

Кроме того, лидеры и духовные наставники даже самых радикальных групп сознавали, что теория заговора не может быть единственным содержанием доктрины. Ненависть и подозрительность — мощные инстинкты, но их недостаточно; должно быть и нечто позитивное, как это было в нацистской Германии и фашистской Италии. Сюда относятся национальные традиции, которые надлежит возродить: церковь, культ деревни, в которой «русскость» развивалась веками. Сюда относится озабоченность экологической обстановкой, проблемы сохранения естественной среды обитания, восстановления уничтоженных лесов, отравленных озер, старинных зданий, превратившихся в развалины. Сюда же относится исправление бед, широко распространившихся в обществе, — преступности, алкоголизма, распада семьи, отсутствия идеалов у молодого поколения.

Все националистические группировки, и умеренные и крайние, стремятся привить своим согражданам, и прежде всего молодежи, уважение к духовным ценностям. Они отмечают дату Куликовской битвы, напоминают о героических деяниях Минина и Пожарского, Суворова, Кутузова и других военачальников. Они вновь «открывают» Столыпина. Они противятся «проекту века» — повороту сибирских рек; некоторые бескорыстно работают на восстановлении исторических памятников. В России есть огромные запасы доброй воли — общества по сохранению русской природной и культурной среды насчитывают миллионы членов.

Однако, как ни дорога старая русская деревня сердцу патриота, она исчезла, и, вероятно, уже слишком поздно спасать многие реки или Аральское море. Молодежь мало интересуется битвами и военными героями прошлого. Борьба с алкоголизмом потерпела тяжелое поражение, — впрочем, эта борьба, как и многие другие добрые дела, никогда не была специфической монополией правых. Толпы людей собираются на чтения стихов Пушкина и Лермонтова. Однако существует не так уж много стихов, пригодных для патриотических инъекций, в которых столь нуждается крайняя правая: у Пушкина — «Клеветникам России», «Москва… как много в этом звуке..!» и его «Онегин едет; он увидит Святую Русь: ее поля, Пустыни, грады и моря», у Лермонтова — «Бородино», «Святая Русь» Вяземского, немного из Тютчева. Великих русских писателей больше интересовали природа, частная жизнь и вечные вопросы бытия; если они и писали о правительстве и обществе, то чаще горестно и критически. Некоторые были «западниками», пацифистами, а иные — откровенными непатриотами, как Толстой. Даже Достоевский большей частью писал о вере и общечеловеческих вопросах. В таких обстоятельствах возникает сильное искушение пустить в ход теорию заговора и уверять, что Лермонтова убили масоны и евреи[135].

Существует русская школа музыки и живописи, глубоко связанная с духом родины. Но ее великие мастера никоим образом не принадлежат к крайней правой и даже к умеренным националистам. Они — плоть от плоти всей русской культуры и в значительной мере культуры всего человечества.

Хотя идея жидомасонства в основном муссировалась крайними правыми группами, есть признаки ее влияния и на умеренных националистов. Умеренные не верят в «Протоколы» и подобные им грубо сработанные теории заговора, но подозревают, что русофобия есть, что она широко распространена и что ведется организованная кампания по очернению «русской идеи». Формулировка «весь мир против нас» возникала в разных местах и в разные времена, и, вероятно, не было народа, не подверженного фобиям. Но почему русские так яростно реагируют на критику по сравнению с другими народами? Почему — в то время, когда в определенных регионах бывшего Советского Союза русских бьют только за то, что они говорят по-русски, — образованные люди из русской правой должны выкапывать из-под земли забытые стихотворения 20-х годов, содержащие бестактные замечания о некоторых героях русской истории?[136] На этот вопрос нет однозначного ответа.

В послевоенный период важной составной частью идеологии крайней правой был антисемитизм. В отличие от других компонентов он развивался прежде всего в правящих кругах, а не среди диссидентов-маргиналов. В Советском Союзе сионизм считался враждебной силой со времен революции 1917 года. В начала 20-х годов последние независимые сионистские (и еврейские) группы были разогнаны, а их активисты арестованы. В течение нескольких последующих десятилетий сионисты и евреи не занимали заметного места в советской политике и пропаганде, что вполне естественно, так как роль сионизма в мировой политике была весьма ограниченной.

Дискриминация евреев имела место в 30-е годы и во время войны; большинство евреев, занимавших видные посты, подверглись чисткам. Но открытых нападок не было, и даже кампания против «космополитов» в конце 40-х годов не велась против евреев per se: в космополитизме обвиняли многих, в том числе и некоторое количество чистокровных русских. Разрушение еврейской (идиш) культуры и уничтожение большинства писателей, писавших на идише, не могли толковаться как антисионистские акции, ибо сионисты не пользовались идишем. Это были, несомненно, антисемитские акции.