У маньчжурских фашистов были два слабых места. Успех фашизма в Европе в решающей степени объяснялся его способностью мобилизовать миллионные массы. Однако Харбин и город Маньчжоули, два главных населенных пункта Маньчжурии, были стоячим болотом, эмигрантов там насчитывалось очень мало. На митингах и шествиях фашистов собиралось несколько десятков, от силы несколько сотен человек — одни и те же лица. Самое большое, на что мог надеяться Родзаевский, это быстрая победа немцев (или японцев) над Советским Союзом и раздел страны между ними — возможно, по Енисею. Но для русского патриота это было не слишком заманчивой перспективой. Родзаевский полагал также (наивность его была беспредельна), что оккупанты посадят в России «национальное правительство» — с ним во главе.
У РФП было еще одно слабое место. Партия стала послушным орудием японской армии, точнее — разведотдела Квантунской армии, которая в то время являлась подлинным хозяином Маньчжурии. Это не злокозненный навет политических противников, а вывод из официального доклада, подготовленного высокопоставленным офицером СС, видным специалистом по России Отто Бройтигамом. Без политической и финансовой поддержки японцев РФП не могла бы существовать. За такую зависимость партия платила дорого, — например, ей пришлось сотрудничать с поселившимся в Маньчжурии атаманом Семеновым, одной из наиболее зловещих фигур гражданской войны. Семенов принадлежал к крайней правой, но его не вдохновляли нацизм и фашизм: он не видел в них существенного значения для России и больше полагался на казацкую солидарность. Многие его последователи также поселились в Маньчжурии[108]. В сущности, за пределами Харбина группы Семенова обладали куда более сильным влиянием, чем партия Родзаевского, да и японцы, по-видимому, доверяли ему несколько больше, чем РФО.
Семенов и Родзаевский были приговорены к смертной казни на судебном процессе в августе 1946 года. Годом раньше Родзаевский с грустью признал, что его борьба была основана на недоразумении: «Сталинизм — это как раз то, что мы ошибочно называли «русским фашизмом». Это и есть наш русский фашизм, только очищенный от крайностей, иллюзий и ошибок»[109]. Затем он написал письмо Сталину, где сожалел о своих ошибках и выражал надежду, что ему позволят служить отечеству и его вождю. Он хотел создать за границей пятую колонну Советской России из своих бывших соратников-фашистов[110]. Предложение не было принято.
Если другие крайние правые и фашистские эмигрантские группы были впоследствии реабилитированы советской крайней правой, то группе Родзаевского в этом отношении не повезло: она была слишком тесно связана с иностранными хозяевами. Она не создала оригинальных идей — просто копировала стереотипы Берлина и Рима. То же можно без колебаний сказать о Всероссийской фашистской организации (ВФО) Анастасия Вонсяцкого, основанной в 1933 году в округе Уиндем, штат Коннектикут. Вонсяцкий родился в 1898 году в Варшаве, самым большим его достижением можно считать женитьбу на богатой американке Марион Стефенс, урожденной Марион Бакингем Рим (она была на 21 год старше Анастасия). Чикагское семейство Рим создало огромное состояние на торговле зерном и скотом. Вонсяцкий мог до конца дней жить в комфорте, оставаясь коннектикутским землевладельцем, но у него были политические амбиции. Как многие люди его поколения, он верил, что фашизму принадлежит будущее, однако, в отличие от других эмигрантских политиков, Вонсяцкий располагал немалыми деньгами. Впрочем, его политические эскапады напоминали фарс, не более того. Если бы не преувеличенные сообщения американской прессы, что 50 тысяч фашистов обучались на его коннектикутской ферме, он остался бы в безвестности. Он установил связь с германским нацистским «Бундом» и с Родзаевским в Харбине, но в конечном счете его деятельность была еще менее значительной, чем акции маньчжурских фашистов. Он умер в безвестности в Сент-Питерсберге, штат Флорида, в 1965 году. История его рассказана, и нет нужды к ней возвращаться[111].
Гораздо более интересным и влиятельным был НТС, созданный эмигрантской молодежью в Югославии в конце 20-х годов. Из всех русских эмигрантских организаций НТС — единственная, которая существует и поныне; в период гласности ему разрешили открыть отделение в Москве. Здесь мы коснемся лишь раннего периода деятельности НТС. Его противоречивая история после 1945 года была предметом многочисленных дискуссий, но они не имеют значения для нашей работы.
Полное название организации — Национально-трудовой союз нового поколения, и в течение многих лет его члены были более известны как «новопоколенцы». Первый съезд состоялся в 1930 году, председателем был избран донской казак В. М. Байдалаков.
Среди первых членов союза были представители знати, например герцог Лейхтенбергский и князь Волконский, но центральными фигурами с момента основания и в течение многих последующих лет были не столь известные лица — Р. П. Рончевский, В. Д. Поремский, А. С. Казанцев и профессор М. А. Георгиевский; последний был старше остальных, он-то и стал главным идеологом организации в ее ранний период. Главной задачей нового движения было продолжение борьбы за «белую идею», но несколько иными методами, чем у старшего поколения[112]. Как и другие националистические организации, НТС выступал за великую и сильную Россию, за свободу, за вызволение крестьян из колхозной системы. Но те же цели были практически у всех правых группировок в эмиграции, и НТС пришлось в течение многих лет искать свое собственное направление. В отличие от младороссов союз относился к идеологическим задачам серьезно и потому регулярно принимал новые программы (1930, 1931, 1935, 1938, 1940, 1944 годы, не считая послевоенных программ). В ранний период политической доктриной организации был солидаризм. Доктрина эта отнюдь не была тождественна социальному учению католической церкви, имеющему то же название. Согласно идеологам НТС, солидаризм — синтез активизма, идеализма и национализма. Творцы солидаризма прямо противопоставляли его марксизму, подчеркивая важность идеи (и идеализма в целом); особо отмечалось, что нация есть органическая основа всех человеческих устремлений. Акцент на активизме не совсем ясен, вероятно, это было нечто родственное марксистскому единству теории и практики. Солидаризм рассматривался как антитезис классовой борьбы. Отношения между классами должны быть гармоничными, при этом в роли высшего арбитра выступает сильное государство. Это предполагает отказ как от «чрезмерного» либерального индивидуализма, так и от западного плюрализма, В будущей России должна быть свобода, но не безграничная; НТС не предусматривал также капиталистической многопартийной системы. Ключевые отрасли производства должны быть в руках государства. Наконец, в будущем устройстве центральное место занимает религия, причем господствующая роль отводится православной церкви[113].
Впоследствии лидеры НТС утверждали, что на них сильно повлияла хомяковская концепция соборности, игравшая ключевую роль в мышлении славянофилов, ее и по сей день часто поминают русские правые. Этот термин, восходящий к русской политической культуре XVI века, по существу, не поддается переводу и примерно означает «национальное единство и сотрудничество». Другим мыслителем, повлиявшим на НТС на его раннем этапе и, вероятно, первым употребившим термин «солидаризм», был эмигрантский философ Г.Гинс[114]. В политической философии НТС заметны сознательные попытки выйти за пределы контрреволюционного лагеря, подняться над старыми спорами между большевиками и их противниками. Однако здесь НТС не всегда был последователен. Так, в 1935 году он провозгласил себя наследником генерала Корнилова, в июле 1917 года поднявшего мятеж против правительства Керенского и потерпевшего поражение. В последующих программах это положение было опущено[115]. С Другой стороны, в программе, принятой в военное время, появилось немало новых пунктов, и совершенно очевидно, что их включение было прямым следствием притока беженцев из Советского Союза и советских военнопленных. В частности, отмечалось, что НТС намерен для народного блага возродить революционный дух 1917 года. Программа 1944 года содержала также несколько антиеврейских пассажей: все нерусские народы, за исключением евреев, должны стать частью нации; евреи вольны эмигрировать, но имущество в этом случае они должны оставить. Те, кто не пожелает уехать, будут переселены в специально отведенные места[116]. Позднее объяснялось, что эти антиеврейские параграфы были вставлены под давлением нацистов. Однако, как справедливо отметил историк К. Андреев, если НТС заявляет, что в Германии он был вне закона (и некоторые его члены были арестованы), то не совсем понятно, почему подпольная организация должна была подчиняться давлению властей.
