— Значит, не желаешь? — опять спросил Медяка.
— Я не червяк, чтобы копаться в земле.
Меджа отвел глаза от товарища и огляделся вокруг. Грязная улица, вонючие мусорные баки. Совсем было привыкнув не замечать окружающих запахов, он вдруг с новой силой ощутил, как трудно дышать этим воздухом. Ему казалось невероятным, что кто-то может отвергнуть работу, где бесплатно кормят и обеспечивают жильем. Он посмотрел на опрятный костюм старика.
— Ну, а я поеду. Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Пошли, Бой.
Если Майна не хотел копаться в огороде, то Меджа готов был на все, лишь бы платили. Но более всего он мечтал выбраться из городских трущоб, питаться по-человечески и иметь убежище, где можно поспать и укрыться от дождя, ветра и холода. Если бы хозяин Боя обещал только питание и жилье, он все равно бы согласился.
По Майна не пожелал оставаться один в городе. Слишком долго они прожили вместе, чтобы вот так взять и расстаться. Уж коли дождь, ветры и скупщики утиля их не разлучили, то какой-то там выживший из ума старикашка тем более не разлучит.
Бой был доволен. Более выгодной сделки не придумаешь. Хозяин хотел дешевых рабочих рук, а не профессионального садовника, вот он и подобрал ему двух молодых ребят. Как раз то, что нужно. А Бой получит хозяйскую благодарность. К сожалению, благодарность — это все, на что он может рассчитывать. О прибавке жалованья нечего и заикаться. Хозяин поднимет такой крик, что не обрадуешься. Бой уже знал все наперед и не роптал. Недаром он сорок лет прослужил в его доме.
Хозяину, дородному мужчине (весил он двести пятьдесят фунтов), было безразлично, кто трудится у него на огороде. Важно лишь, что работали хорошо за самую минимальную плату.
Бой уверял Меджу и Майну, что белый хозяин даст им возможность работать самостоятельно. Но это оказалось враньем. Старик ничего не сказал о приказчике, для которого сколько ни сделаешь — все плохо.
Территория формы оказалась обширнее, чем они предполагали. Плоская, обдуваемая ветрами и почти всегда сухая равнина. Усадьба окружена кедрами, ограждающими ее от ветра. На высоких столбах за домом укреплен примитивный ветряной насос для перекачки воды из ручья в чан.
На почтительном расстоянии от усадьбы и непрестанно поскрипывающего ветряного насоса расположился рабочий поселок. Хижины тесно сгрудились, уступая место посевам пшеницы и кукурузы, которые для хозяина были важнее. Покорные, понурые, как и их обитатели, работающие на полях изо дня в день, без отдыха, за мизерную плату, эти ветхие, покосившиеся строения представляли собой жалкое зрелище. К хижинам лепились, борясь за жизненное пространство, курятники, собачьи конуры и крошечные огороды.
С раннего утра, когда восходит солнце, не предвещая ничего радостного, дети копошились вместе с курами и собаками в пыли и ждали, когда солнце скроется за горизонтом и с далеких полей возвратятся их матери, чтобы приготовить единственную за весь день горячую пищу.
И в этом самом поселке, где маленькие дети и щенки находились, в сущности, на одинаковом положении, Майне и Медже предстояло жить. Каждому из них выделили по отдельной хижине, но они настолько привыкли коротать ночи в мусорных баках вместе, что ни тот, ни другой не пожелал оставаться в одиночестве. Поэтому они договорились занять только одну хижину, а от второй отказаться. Но трудно было решить, в которой из них поселиться. Сначала друзья внимательно осмотрели обе хижины снаружи: стены той и другой покосились, старые, дырявые соломенные кровли кишели мышами. Затем они зашли внутрь. Хижина Меджи представляла собою падежное убежище для блох. Стена, образующая замкнутый круг, была сплошь усеяна клопиными гнездами. Пол — неровный, бугристый, покрытый толстым слоем пыли — наверное, не подметался с сотворения мира. С крыши зловеще свисали, прогибая ее, сгустки сажи, похожие на гигантские сталактиты. Видимо, строивший эту хижину никак не мог решить, какой из двух проемов в стене предназначить для двери, а какой — для окна, потому что окно, расположенное всего на высоте одного фута над землей, было гораздо шире и выше двери.
Хижина Майны выглядела несколько лучше: стена не такая шершавая, пол не бугрист, копоти вроде меньше. К тому же и блох но какой-то таинственной причине совсем незаметно. Мыши и клопы, правда, были, но они, почему-то решил Майна, не такие голодные и, следовательно, должны быть менее кровожадными. Одним словом, друзья сочли домик Майны более пригодным для жилья.
Бой, перед тем как уйти, дал им несколько наставлений. Каждый вечер в шесть часов им будут выдавать (при условии, если приказчик останется доволен их дневной выработкой) по банке маисовой муки и по бутылке снятого молока. В шесть утра все рабочие собираются у продуктовой лавки, где получают задание на день. Туда же ходят вечером за съестными припасами. Хижина Боя находится неподалеку, так что, если что-нибудь понадобится, они могут обращаться к нему. Давая эти наставления, старик ничего не сказал ни о посуде для приготовления пищи, ни о постельных принадлежностях, полагающихся новым рабочим.
Вечером Майна и Меджа отправились за своим пайком. У продуктовой лавки собралось все население поселка. Они стали в длинную очередь, медленно подвигавшуюся к двери лавки, где между мешком с мукой и флягой, наполненной тепловатым, только что сепарированным водянистым молоком, стоял дюжий приказчик. Меджа, подошедший первым, натолкнулся на его испытующий взгляд.
— Новенькие?
— Да.
— Из города?
— Да.
— Где там работали?
Меджа замялся. За него ответил Майна:
— Нигде.
Приказчик с неприязнью посмотрел сначала на одного, потом на другого, показывая, что городские шалопаи ему не по нутру.
— А отец твой чем занимался? Он должен был в школу тебя послать. Или он посылал, а ты сбежал? Так?
Меджа смущенно переступил с ноги на ногу и взглянул на огромную фигуру приказчика. Весь вид этого человека — большой живот, массивные руки, толстые круглые щеки, заплывшие жиром злые глазки — как бы подчеркивал его превосходство над другими.
— Наши отцы живут не в городе, — сказал Майна. — А в школу они нас посылали, и мы не сбежали.
— Знаю я вас, городских, — проворчал приказчик. — Заносчивы больно. Здесь-то вам воли не будет.
Люди, стоявшие в очереди, начали ворчать. Кто-то громко пожаловался на то, что его долго заставляют ждать. Приказчик метнул взгляд в сторону жалобщика, помедлил еще немного, потом не торопясь насыпал в мерную банку муки и протянул Медже.
— Если кто устал ждать, может уходить, — сказал он.
Меджа растерянно посмотрел на банку с мукой.
— Где твой мешок?
— У нас нет мешков, — сказал Манна.
— А бутылки?
— И бутылок нет. И даже не в чем пищу варить.
— Где ваши пожитки?
— Нет у нас никаких пожитков.
— В городе-то вы в чем-то готовили?
— Ничего мы не готовили.
— Что же вы тогда ели, черт побери? — Приказчик начинал злиться. — Ах да, я забыл. Ведь вы, городские, привыкли питаться в ресторанах. Жаль, что у нас нет ресторанов. Придется вам учиться готовить самим. Так что поищите себе какую-нибудь посудину, пока я не запер лавку.
Друзья вышли из очереди. Они были в отчаянии. Где взять посуду? Тут они вспомнили Боя, предлагавшего им свои услуги. Тот настолько раздобрился, что даже продал им две жестяных кружки, две тарелки, две алюминиевых кастрюли, два старых одеяла и несколько пустых мешков.
В тот вечер они впервые, расположившись в собственной хижине, ели ужин собственного приготовления. На это у них ушла большая часть свободного времени. Конечно, своя еда лучше, чем порченые фрукты, которые они добывали в мусорных баках.
После ужина пришел Вой. Он стал рассказывать им о порядках на ферме. Обращался с ними как с приемными детьми и требовал почтительного к себе отношения. «Послушаетесь моего совета — дела у вас пойдут хорошо; не послушаетесь — всякое может случиться».