Чем старше я становлюсь, тем больше беспокоюсь за папу.
* * *
Пока они там в кабинете толкуют, я времени не теряю. Лезу в Сеть. Прежде всего – Носорог. Что за чудище такое завелось в наших саваннах?
Оказалось – тяжеловес в мире местной фауны. Ганс Рихтер, гангстер и меценат, ценитель прекрасного, главарь крупной столичной банды, известный своей жестокостью и скрытностью. Инфы на него крайне мало, фоток нет, сплошные слухи. Например, такой: через банду Носорога идет практически весь нелегальный поток алмазов и золота в эту часть континента, и в настоящий момент он с хрустом дотаптывает незадачливых конкурентов. Мало того, опять же по слухам, он близок к тому, чтобы подмять под себя всю контрабанду в стране, целиком, не только алмазы с золотом… Касательно скрытности. Отсутствие фоток в Сети отнюдь не случайно, этот персонаж не терпит публичности. Мало кто его видел, да и слышал о нем тоже мало кто. Я вот до сего момента не слышал. Где живет, неизвестно, вместо биографии – прочерк. Не человек, а отзвук.
Ну и что понадобилось супруге Носорога в нашем захолустье?
Не нравится мне, как эта стерва прижала папу. Причем дважды. Сначала – упомянув с порога, как бы невзначай, про какую-то миссис де Лосано. Папа явно напрягся, услышав эту фамилию. А уж потом – Живчик, Пинк Флойд, Антисемит, непонятные мочалки с мылом…
Поиск по Живчику, Пинк Флойду и Антисемиту, понятное дело, ничего вразумительного не дал, кроме, разве что, кучи ссылок на песни известной группы. Нет, ясно, что это чьи-то кликухи, но чьи? Сталкерские, надо думать. Оно, конечно, папа был когда-то сталкером, но только в прошлой, в русской жизни! Здесь-то он добропорядочный и законопослушный гражданин.
Поиск по «Де Лосано» более продуктивен. Выясняется, во-первых, что упомянутая дама – кузина одного из заместителей коменданта. Во-вторых, четыре года назад случилась с ее семейством одна история. Мне тогда было всего одиннадцать, вот и пропустил. А дело получилось шумным. У миссис де Лосано пропал сын – член клана «За Чистый Город», активист по кличке Зиг Хайль. Антимутантское движение в то время не набрало еще нынешней силы, организации типа «Новый Ирод» и «За Чистый Город» были немногочисленными компаниями, состоящими из молодых оболтусов и маргиналов. Но появилась откуда ни возьмись версия, будто этого Зиг Хайля похитили аномалы. Поползли слухи о существовании якобы тайного сообщества «детей сталкеров». Бред, короче. Тем не менее страсти разгорелись нешуточные. И, похоже, именно тогда пошла первая волна гонений на «детей сталкеров». С поддержкой СМИ, с разными акциями. Народ-то роптал и до того, но с опаской. Как вдруг все эти обывательские фобии выплеснулись на улицы, причем при явном попустительстве военной администрации. Правда, до настоящих беспорядков все-таки не дошло… А через три дня сынок этот пропавший, младший де Лосано, внезапно объявился сам – возле собственного дома, живой и невредимый. Ничего не помнил – как, где, что. Репортеры разнюхали, что парень был в Зоне, откуда, видать, и вернулся таким дефектным. Или его кто-то по-тихому там разыскал и вернул мамочке.
Про участие Макса Панова в той истории – ни слова. Какова была папина роль, чем он «помог», как изволила выразиться мадам Рихтер? Ответ вообще-то напрашивается, если вспомнить, чем папа зарабатывал по молодости на жизнь…
Спрошу у него при случае. Даже интересно, что он мне соврет.
Поиск по словам «мочалка» и «мыло» дает ссылку на артефакты Зоны. Честно говоря, что-то подобное я и ожидал. Не ожидал только, в связи с какой аномалией эти артефакты будут упомянуты. С «душевой». С той самой, братцы, с той самой…
«Душевая» – это легенда, каких сотни накручено вокруг нашей Зоны. Якобы существует за «колючкой» место, откуда можно попасть в остальные пять Зон на планете Земля. Хочешь – в чернобыльскую, хочешь – в корейскую. Или, скажем, в сибирскую, в монгольскую, в американскую. Сходил – и вернулся назад. Этакие дыры в пространстве. Известно также, что без специальных артефактов через портал не пройти, и «мочалка» с «мылом» как раз из числа таких штуковин.
Если стерва имела в виду именно эти артефакты, спрашивается, каким боком здесь папа Макс?
Мне вдруг становится страшно за него.
Когда беседа в кабинете закончилась, и папа сдал клиентку с рук на руки водителю-боксеру, я спускаюсь к нему:
– Интересное дело?
– «Интересное», – фыркает он. – Еще скажи «перспективное»… Это все литература, Петушок. Интерес у нас всегда один – чем толще пачка хрустящих, тем интереснее.
Изображает бодрячка, но я-то вижу – увял мой папа. Дело ему явно не нравится, и отказаться не может. Зачем-то добавляет:
– Не связывайся с богатыми, малыш. Душу вынут, а чтобы вернуть, тебя же платить заставят.
Все, больше не до разговоров: он торопится уходить. Быстро собирается. Курсирует между кабинетом и кухней, и нет пока никакой возможности унести вазу с «ухом». Пристегивает к поясу «пожарную» сумочку, как он ее называет, укладывает под пиджак шокер. Проверяет наличие пропуска, позволяющего колесить по городу после наступления комендантского часа. Он уже почти ушел, но тут со смены возвращается мама.
Смена у воспитателей в «Детском саду» – двенадцать часов, с восьми до восьми. На трудовое законодательство, понятное дело, в Институте давно положили огромный болт, но двенадцать часов подряд вытирать сопли маленьким аномалам – это, скажу я вам, каторга. Мама не приходит домой, а приползает, выжатая до костей. Напарница ее Каролин, мать Крюка, вообще, как вернется, целый час сидит, ни на что не реагирует… Короче, в обычный день папа отвел бы маму на веранду, усадил перед телевизором и ничего не позволил бы ей делать. Но не сегодня.
Обнял ее, поцеловал.
– Не жди, – говорит, – малышка, приду, наверное, к утру.
«Малышка» на полголовы выше мужа. А он шире ее раза в два. Смешно – со стороны.
Она целует его в ответ, и это вовсе не дежурный поцелуй… За что я благодарен своим родителям, это за то, что они сохранили нежность друг к другу, хоть и столько лет вместе. Их отношения, вся атмосфера в семье – лучшее, что есть в моей жизни. А то насмотрелся я на некоторых своих дружков, для которых самое страшное наказание – возвращаться вечером домой.
– Что-то случилось? – тревожится мама.
– Ничего. Клиент нетерпеливый, роет землю рогом.
– Береги себя.
Папа, махнув рукой нам обоим, исчезает за дверью. Не скоро я теперь его увижу…
Роет землю рогом, думаю я. Представляю себе, как жена Носорога, красноглазая, поросшая шерстью, встав на четвереньки у нашего крыльца, упирает рог в газон и выворачивает изрядный ком. Я смеюсь. Вроде бы книжка была – «Трудно рыть рогом»… как-то так. Или не так? Не помню.
Я изымаю запись разговора из папиного кабинета, лечу к себе в берлогу, а мама, упав на стул, измученно посылает мне вслед: «Ужин попозже, хорошо?», и я оборачиваюсь: «Да я уже поел, мамуля, не заморачивайся…»
* * *
Дочь сбежала от родителей.
Банальность, казалось бы! Заурядное, рядовое событие… если бы папаша этой девицы не был крупнейшим на Северо-Западе гангстером.
Вот с такой заботой мадам Рихтер и заявилась к Максу Панову. «Я пришла к вам как мать». Почему ко мне, спросил у нее детектив. Потому что у вас репутация, ответила она. Семья де Лосано до сих пор вас помнит и, кстати, страшно вам благодарна, чем вы совершенно зря не пользуетесь. Вы единственный на весь Хармонт оперативник, который по совместительству еще и опытнейший сталкер. Я давно уже не сталкер, возразил он, все это в прошлом. Невозможно перестать быть сталкером, сказала она, это как клеймо. Или, если угодно, как умение кататься на велосипеде – раз научившись, уже не разучишься. И в Зону вы до сих пор ходите, правильно? Пусть и почти легально – по заданиям людей, которых можно назвать поименно…
Дочь Носорога звали Натали. Возраст – 16 лет. Рассудочная девушка, где-то даже холодноватая, так мать охарактеризовала беглянку. (Впрочем, и сама миссис Рихтер не очень-то проявляла чувства, никак не походила она на встревоженную мать.) Зачем девушке было сбегать из дому, причем не туда, где кайф и музыка, а в закрытый от мира и весьма опасный Хармонт? Очень просто – она желает попасть в Зону. («Вовсе это не просто», – обронил папа. «Она чрезвычайно настойчива и привыкла добиваться всего, чего хочет», – был ответ.) Оказывается, у девушки с детства была мечта – посмотреть, что за «колючкой». Не только пацаны сталкерской дурью страдают, но и рафинированные юные леди.