Аргументы, изложенные в этом исследовании относительно миграции символов и прочих явлений материальной и духовной культуры, ни в коей мере не могут быть признаны исчерпывающими. В лучшем случае, это просто наши догадки и предположения.

Нет никаких прямых документальных свидетельств того, как происходила миграция символов, ремёсел, предметов материального мира в доисторические эпохи, поскольку это имело место тогда, когда ещё не началась история. За отсутствием прямых мы вынуждены обращаться к косвенным свидетельствам контактов или, что менее вероятно, параллельного развития, подвергая факты суду здравого смысла и извлекая истину из завалов случайностей. По вдумчивом размышлении над фактами, наша предрасположенность признать вероятность миграции увеличивается — и тем самым гипотеза всё больше становится похожей на утверждённую истину. Автор, работая над этой книгой, всё больше и больше убеждался, что проникновение свастики из Старого в Новый Свет гораздо более вероятно, чем её параллельное изобретение.

Свастика встречается в Америках в столь разных местах, у столь отличных цивилизаций, столь разнесена во времени и в пространстве, что если мы будем настаивать на теории независимого появления её в Америке, нам придётся объяснить её независимое появление сразу во многих местах Америки. Свастика древних строителей курганов штата Огайо и Теннесси подобна во всех отношениях, кроме материала исполнения, свастике современных навахо и пуэбло. При этом, заметьте, свастики древних индейцев Миссисипи и Теннесси относятся к древнейшим из известных нам туземных цивилизаций континента, а свастики индейцев навахо и пуэбло принадлежат современным этнографическим культурам. Рассмотрение обстоятельств высвечивает два занимательных факта: 1) свастика как-то попала в Америку ещё до того, как произошли известные нам сношения между обитателями двух полушарий; 2) мы многократно встречаем её в Америке, где она употребляется доныне, тогда как в Европе свастика принадлежит отдалённому прошлому.

Автор внимательно следит за новыми теориями касательно параллелизма в человеческом развитии, признающего за каждым народом независимость в'изъявлении, мыслей и желаний, в целях и методах, в действиях и событиях, вне зависимости от того, где, в какую эпоху и по соседству с кем он обитает. Сторонники этих теорий договариваются до того, что якобы исключительно среда и географическое положение определяют уровень развития наций и народностей. Автор не пытается бороться с географизмом в этнографии, но и не противодействует ему. Конечно, для отдельных частных случаев такие рассуждения могут оказаться верными — но не всегда, и даже там, где его влияние значительно, оно будет иметь определённые ограничения. В общем же, такие идеи должны применяться к истории целых племён и народов, но не индивидуумов. Дело в том, что эти идеи никогда не принимают в расчёт волю, энергию и разум человека, отвлекаясь, к тому же, от эгоистического стремления человека к совершенству и его желания добиться власти, успеха, счастья, богатства и всего того, что из этого проистекает — добиться для себя лично, а не для всего человечества. Автор настоящего труда полагает, что прогресс народов посредством прохождения последовательных этапов цивилизации полностью совместим с его верой, что знание специальных вещей, способов пользования ими, исполнения специфических ритуалов, игр, мифов, обладание традициями и ремёслами распространялось из страны в страну с миграцией народов — их носителей, или контактов и общения между ними; и что знание отдельными народами одних и тех вещей, доказываемое сходством во внешнем виде, целях и предназначении, — при условии сложности их устройства — может рассматриваться в качестве доказательства такой миграции, контакта или связи. Сэр Джон Лёббок становится на мою точку зрения («Prehistoric Man», с. 601), когда утверждает: «Не может быть сомнения, что человек некогда карабкался по пажитям планеты, шаг по шагу, мало-помалу, год за годом, как теперь карабкаются по пустыням Австралии занесённые туда европейцами сорняки». Автор этих строк понимает слово «миграция» как перемещение всего народа или его части, как прохождение из страны в страну, из области в область, пользуясь любыми средствами передвижения, которые тогда были.

В противовес вышесказанному, у нас в Соединённых Штатах развивается теория, согласно которой любое сходство между древними культурами Старого и Нового Света принимается как доказательство некогда имевшей место миграции народов. Порою, увы, наши этнографические школы чересчур усердствуют в пропаганде каждая своей теории, так что, чтобы не обидеть никого, примем на веру, что истина лежит где-то посередине. А точнее, между двумя полушариями всегда существовали контакты, ведшие к взаимопроникновению культур и распространению культурных достижений одного народа в среде другого — поскольку появление культурных инноваций независимым образом маловероятно. Никто не отрицает, что в каждом из полушарий достаточно всевозможных искусств, привычек, обычаев, обрядов и жизненных моделей, которые относятся лишь к одному полушарию, а не к обоим, — подобные обыкновения, естественно, появились в каждом полушарии независимо от другого.

Хорошей иллюстрацией миграции в Америку может служить греческая культура. Мы знаем, что многие архитектурные стили и ордера, впервые появившиеся в Греции, органически вошли в культуру современных Соединённых Штатов — и всё же народ Америки — не греки, и он не оказал никакого влияния на развитие греческой культуры. В американцах не течёт — или течёт слишком мало — греческой крови, они не являются носителями греческой культуры, религии и пр. и восприняли лишь основы греческой скульптуры и архитектуры. В этом случае связь между странами, несомненно, была, однако факта миграции не наблюдалось.

Подобное мы можем утверждать и относительно первобытной цивилизации. Могла быть связь между народами и странами, выражавшаяся в экспорте-импорте, например, полированных топоров, лука и стрел, листообразных наконечников копья, заострённых наконечников стрел, скребков, пряслиц, гончарного круга, приёмов прядения и ткачества, сверления и распиловки камня. То же самое, только в духовном плане, можно утверждать о путях распространения свастики между континентами, причём в данном случае распространялась лишь идея, так сказать, зачаток знания — тогда как техническое обеспечение (например, техника гравировки свастики на раковинах) могло быть туземным. В Америке встречаются некоторые культурные проявления, не свойственные Старому Свету, — например, археологически зафиксированные грубый зазубренный топор, топор с канавками, скребок с держалкой, некоторые разновидности проколок, ступок и пестиков, трубок и воронок, прочих культовых предметов, как алтарь metate, расписная керамика и пр. Такие предметы появились на нашем континенте и не были занесены сюда ниоткуда.

Культурные проявления, родственные в обоих полушариях, существуют в таком множестве, являя такое обилие сходных деталей и частностей, особенно в относительно сложных технических конструкциях, что вероятность передачи способа устройства от одного племени другому намного больше, чем вероятность того, что появление технической инновации является результатом независимого развития. Распространение таких предметов не ограничивается одиночными случаями. Случаев миграции много, а ареалы распространения заимствованных предметов обширны. Предметы и приёмы, совершенные с технической точки зрения, были предметом вожделения соседей, в силу чего мы не видим причин, почему бы соседям не заимствовать способы их изготовления и использования у того, у кого они появились ранее, чем у других. Огромное количество соответствий материальной культуры между двумя полушариями и сходство технических приёмов их изготовления является хорошим доказательством миграции, контакта или связи между народами. Зоны распространения схожих вещей, совершенство их конструкции и сложность производственных приёмов являются дополнительными доказательствами в пользу того, что доисторические миграции имели место.