Автор настоящей работы с готовностью соглашается с аргументацией профессора Холмса в пользу этого, а также готов подписаться под его заключением, где учёный муж пишет: «Исполнительская техника подчёркнуто местная. Я не видел ни одного рисунка на раковинах, который выдавал бы иноземное влияние, пусть в плане исполнения, либо в сюжете, за исключением одного креста, который мог быть изготовлен под влиянием европейцев».

Если мы возьмём более поздний период, то необходимо упомянуть, что в индейских могильниках того времени попадается заимствованная от европейцев религиозная символика — серебряные католические кресты с изображениями Богородицы и латинскими надписями, стеклянные бусы, железные наконечники стрел и многое другое — было бы глупо утверждать, что эти вещи имеют такую же ценность для науки, как и настоящие предметы доколумбовой эпохи. В плане материальной культуры разграничительная линия между культурами, которую установил приход белых, очень заметна, и даже начинающий археолог не может не заметить её. Бывали, конечно, исключения, вроде индейца-язычника, поселившегося с белыми, или белого миссионера, отправившегося к язычникам, а то и возможная индейская имитация предметов христианского культа — с выхолощенным догматическим смыслом. Это немного путает археологам карты, но только немного.

За прошедший век на этой земле скончалось более чем достаточно индейцев, и все они были похоронены, причём многие в одежде и с вещами белого человека. Взять хотя бы Чёрного Ястреба, Рыжую Куртку и, возможно, Короля Филиппа. Недавно в Новой Англии и самом Нью-Йорке был вскрыт ряд старых индейских могил, обладатели которых отошли в своё время в мир теней, сжимая в руках мушкет белого человека, а то и в сопровождении мешочков с порохом, — всё это однозначно свидетельствует о контактах — и никого из нас это ни в малой степени не удивляет. Но утверждать, что кресты и свастики, которые мы видим на древних украшениях из раковин, на дисках и подвесках, равно как и керамике с тех же кладбищ, — не индейские — значит явно грешить против очевидной истины.

Набойки из Мексики и Венесуэлы

Примитивные народы Мексики и Венесуэлы издавна пользовались терракотовыми штампами, которые, будучи изготовленными из мягкой глины, после искусного обжига становились крепкими и прочными. Техника использования штампа такова, что сначала он обмакивался в краситель, а затем прижимался намазанной свежей краской стороной к предмету, который предполагалось украсить, например, к ткани.

Образцы подобных штампов мы рассматриваем в настоящей работе наряду со свастикой ввиду некоторого сходства рисунков — если не по форме, то по стилю. Все они геометрической формы, в которую вписаны кресты, точки, кружки, в том числе концентрические, ромбы, петли, плетёнки и даже фигуры в виде лабиринтов и меандров. Стиль рельефа этих приспособлений легко сопоставляется со свастикой, но всё же среди штампов из коллекции Национального музея США, изображённых на рис. 337–342 мы не встречаем

ни одной настоящей свастики. Нет её и на штампиках из других собраний, например, в фонде Дугласа в Метрополитен-музее естественной истории в Нью-Йорке. Все изображённые у нас фигурки происходят из Тлалтелолко в Мексике (сборы Блейка), кроме образца на рис. 339, который из мексиканских долин и поступил к нам по обмену из Национального музея Мексики в Мехико.

Маркано («Mem. Soc. d’Anthrop.». Paris, 1890, с. 200) пишет: «Племя пиароя из Венесуэлы имеет обычай раскрашивать свои тела иначе, чем индейцы Северной Америки. Они вырезают деревянные штампики, которые, будучи намазанными краской (как наши дети мажут каучуковые печатки чернилами), прикладываются к телу». На рис. 343 мы видим образчики таковых штампиков. Подобные же сюжеты мы видим и на местных петроглифах. Туземцы либо копировали модели, которые были оставлены им, в виде наскальных рисунков, их этническими предшественниками, либо остаётся предположить, что они знали значение древних символов и хранили традиции предков. Впрочем, это всё — не подкреплённые материалом гипотезы. Для племени пиароя раскраска тел служит и украшением, и насущной необходимостью. Слой краски заменяет им одежду⁷⁸, спасая от укусов насекомых, а заодно становится фантастическим костюмом для праздников и будней.

Опять-таки, все сюжеты подобных штампов не могут быть определены ни как свастики, ни как производные от неё. Они выполнены в стиле, характерном для Центральной и

Южной Америки, Антильских и Канарских островов (De Quatrefages, «Histoire Générale du Races Humaines», c. 239), который, при определённых условиях, мог бы породить и свастику. Туземец-резчик этих штампов, согласно приверженцам теории психологического сродства культур, находится на рубеже изобретения свастики. И всё же, при изготовлении сотен подобных орнаментов за сотни лет развития индейских ремёсел этого региона, ни у одного из них сама собою не вышла священная свастика.

Происхождение и ранние этапы истории свастики затерялись во мраке веков. Всё, что удалось выяснить автору, было последовательно изложено в предыдущих главах.

Теперь же автор постарается рассмотреть возможные области использования свастики в древности, стараясь пролить свет на её значение. Она могла была быть: а) символом: религии, нации или народа, приверженцев какой-либо секты; б) амулетом: удачи и долголетия, благословения, от сглаза; в) украшением.

Кроме того, она могла быть первоначально создана или получена одним народом в одной стране и передаваться из поколения в поколение, а также соседям, находящимся на другом культурном уровне, или появляться в разных странах сама по себе, как бы случайно⁷⁹, при отсутствии контакта с изобретшими её ранее.

Поскольку получить положительные свидетельства относительно её происхождения и ранних этапов истории никак невозможно, приходится прибегать ко вторичным и менее достоверным данным. Это значит: а) сравнивать известные факты, напрямую затрагивающие тему; б) факты, не напрямую затрагивающие её; в) обсуждать тему с разных точек зрения, интерпретируя доступные факты, критически оценивая их и систематизируя.

Возможные миграции свастики и её появление в далеко отстоящих друг от друга областях и странах, среди народов с различным культурным уровнем предполагает решение — если таковое вообще возможно — данной проблемы совместными усилиями археологов и этнографов. Нынешняя тенденция рассматривать свастику как символ и как амулет представляется вторичной по сравнению с гораздо более важным вопросом о формах и способе её появления в различных странах, путём ли миграции и контакта, путём ли независимого появления во многих отстоящих друг от друга точках. Рассуждая на эту тему, мы не должны ни на миг забывать о законах логики и здравого смысла, не пытаться насиловать факты, равно как и интерпретировать неизвестное через неизвестное, а также фантастическое или воображаемое. Для нас неприемлемы ни догматические допущения, ни сенсационные теории. Если мы и согласимся с фактом имевших место миграций свастики, нам придётся решать и проблему тех веяний и артефактов, которые могли мигрировать вместе с нею, — а перед тем придётся рассмотреть средства и приёмы, с помощью которых мы хотим достичь желаемой цели.

История и начальные стадии появления креста (в любой форме) как символа также скрыты мглою тысячелетий, вследствие чего любому желающему считаться объективным исследователю было бы опасно объявить истиною свою точку зрения насчёт времени либо места его происхождения. Никто не будет спорить, что свастика — доисторический символ. Она активно использовалась в течение третьего, четвёртого и пятого периодов существования древней Трои, а также и в европейскую эпоху бронзы, скорее всего, начиная с самого её начала, и по всей Европе, от Ледовитого океана до Средиземноморья. В ранний железный век свастику в Европе также не забыли — особенно это относится к этрускам, грекам и троянцам. Название «свастика», под которым этот знак сделался известным всему научному сообществу, является словом санскритским, почерпнутым из древних текстов, и столь древним, что Панини в своём словаре, составленным ещё до IV века до н. э. признаёт за ним специальные особенности произношения⁸⁰. Некоторые учёные утверждали, что свастика — древний индоевропейский (арийский) символ, появившийся у ариев ещё до их расселения по Европе и Азии. Это интересная тема для изысканий, её цель — разобраться, как свастика, будучи священным знаком или амулетом, либо символом благопожелания, переходила от народа к народу, у которых мы оказались в состоянии зафиксировать её, постепенно добравшись и до Японии, и до Европы. Профессор Сайс разделяет мнение, что свастика была древнехеттским символом, откуда она распространилась на другие индоевропейские народы до разложения их общности, но наряду с тем он признаёт, что этот знак был абсолютно неизвестен в Ассиро-Вавилонии, Финикии и среди египтян.