Этот миф был создан, как и многие другие, вероятно, жрецами или поэтами и разнесён по свету философами. Свастику принудили обозначать «арани» (женское начало); прамантха или вертикальное огненное сверло представляет огненного бога Агни (мужское начало), и, таким образом, был сочинён миф о рождении живого огня. Бюрнуф даёт понять, что этот миф возник в среде возжигателей священного огня у алтарей, где применялись и прамантха, и свастика, как это было в ходу у первобытных дикарей. Змигродский соглашается с этим мифологическим истолкованием и считает, что варианты свастики с точками или дырками — вероятно от гвоздей — также суть настоящие древние свастики.

Граф Гоблет д’Альвиелла («La migration des symboles», с. 61–63) встаёт в оппозицию к теории, изложенной Бюрнуфом и Змигродским, согласно которой свастика или «свастичный крест» с точками или дырками является символом живого огня. Он отрицает отождествление точек с дырками от гвоздей, а также необходимость применения гвоздей для свастики или для «арани», и говорит, что эта теория попросту не подтверждается реальными фактами, так как ничего не свидетельствует о том, что свастика некогда была огненным лучком, с точками, либо без точек.

Господин Грег («Archaeologia», XLVIII, часть 2, с. 322–323) также против. Он пишет: «Сложность, связанная со свастикой и её вероятной связью с огнём, как мне кажется, лежит в непонимании функции употребления так называемого огненного лучкового сверла. Я очень сомневаюсь, имела ли изначально свастика какую-либо связь с процессом получения «живого огня» либо с солнцем. Авторитетные мнения по вопросу, включая также и Бюрнуфа, ошибаются насчёт раннего употребления двух скрещенных палочек с четырьмя гвоздями, которые якобы прикрепляли либо закрепляли приспособление».

Он далее цитирует из книги Тэйлора («Early History of Mankind», с. 257) относительно применения древнего лучкового сверла в Индии в процессе возжигания священного огня посредством ступки, наподобие тех, в которых в Индии отделяют масло от молока. Процесс состоит в высверливании одной деревяшки — «арани», что делают протягивая верёвку одной рукой, и придерживая деревяшку другой, действуя руками попеременно (по методу огненного лучка), покуда дерево не затлеет. Господин Грег утверждает, что подобное приспособление известно и эскимосам, да и древние греки применяли сверло и верёвку, и он заканчивает следующим утверждением: «В свастике и четырёх гвоздях нет ничего, что напоминало бы «огненную ступку».

Бёртон («The Book of the Sword», c. 202) также критикует воззрения Бюрнуфа: «Если так делалось на священных алтарях, которым свойственен чистый «живой огонь», то это особая практика, не укоренённая в повседневной жизни, ибо уже Плиний знал, что дикари пользовались двумя, а не тремя огненными свёрлами».

Бюрнуф же рассуждает далее относительно мифов о происхождении огня: так в соответствии с гимнами [ «Ригве- ды»], первооткрывателем огня был Атхаран, имя которого значит «пламя», но священный огонь сотворил Бригон, воздымая яркие сияющие языки огня над алтарём из обожжённой глины. Более конкретно, Агни, который был самолично огнём в «помазании», родился из молока коровы, которое перешло в неё из растений, которые она съела, а эти растения, в свою очередь, выросли, впитывая жар и свет солнца. Таким образом, благодать «помазания» исходит от бога.

В одной из Вед об Агни, боге огня, сказано (Burnouf. «Des Sciences et Religion», c. 18):

[То есть от двух деревянных пластин священного дерева фикуса, которыми в Индии пользуются для возжигания огня.]

Граф Гоблет д’Альвиелла критикует мысль Бюрнуфа о том, что свастика, становясь из правозакрученной левозакрученной, превращается из мужского принципа в женский, утверждая, опираясь на мнение сэра Джорджа Бёрдвуда, что в современной Индии считается обычным именовать парные предметы по полам — один мужского, другой женского. В этом смысле «женская свастика» и «мужская свастика», обозначаемые личными местоимениями «она» и «он», ничем не отличаются, например, от молота и наковальни либо от других парных предметов («La Migration des symboles», с. 63).

Людвиг Мюллер, в своём блистательном изыскании, высказывает мнение, что свастика никак не связана ни с тау-образным крестом или крестом анкх, ни с огненным колесом¹⁴, ни с палочками «арани», ни с богом огня Агни, ни с мистическими знаками, ни с древними буквами, ни с лучковым огненным сверлом, ни с разветвляющейся в поднебесье молнией, ни с молотом Тора. Он верит, что свет на происхождение свастики может пролить изучение символа, известного как «трискелион» и обозначающего вечный круговорот Вселенной, который в некоторых районах Южной Азии является эмблемой Зевса, однако отождествлялся и с Ваалом, с культом которого связывается его появление на некоторых азиатских монетах примерно около 400 года до н. э.

Господин Р. П. Грег («Archaeologia», XLII1, с. 324–325) противоречит этой теории и выражает мнение, что свастика намного старше и намного шире распространена, чем трискеле; кроме того, он считает её чисто индоевропейским символом. Грег говорит, что Людвиг Мюллер чересчур зацикливается на культе Солнца как типичной черте ранних индоевропейцев и заставляет себя поверить, что свастика — также один из солярных символов. Он лично убеждён, что индоевропейцы не столь фанатично поклонялись дневному светилу. Соглашаясь с Мюллером, что свастика есть эмблема Зевса и Юпитера в ипостаси Верховного божества, он не считает, что свастика когда-либо обозначала движение солнца по небосводу, предпочитая видеть в этом знаке нечто вроде ваджры — змеящейся молнии, являющейся оружием бога сфер.

Структура работы г-на Грега очень изыскана, а его аргументация заумна. Он приводит целую таблицу величиной со страницу, публикуя на ней схему древних арийских божеств огня, воды и солнца по брахманистской и по буддийской системам. В начале начал у него находится Дьяус, ясноликий бог небес либо сфер («воздухов»). Затем следуют Адити, мать пресветлых богов, знаменующая собою беспредельность, и Варуна, покрывающий сияющий небосвод. Из этой триады вырастает другая — Зевс, потомок небесного божества Дьяуса, бог огня Агни, гений солнца Судья и бог дождя Индра. Они в свою очередь сформировали великую индуистскую троицу — Брахму, Вишну и Шиву — творца, охранителя и разрушителя, и, по мнению Грега, свастика была символом небесного орудия Индры, в равной мере как и Зевса. Далее учёный продолжает родословие этих богов, приписывая им соответствующую атрибутику, углубляясь в такие бездны мудрости, что туда мы за ним лучше не последуем. В любом случае, он отказывается принять теорию Макса Мюллера о различии в значении или форме между свастикой и суавастикой, которые являются разнозакручен- ными символами, и считает оба символа в общем и целом по сути одним и тем же. Одним махом он объявляет его исключительно раннеиндоевропейским по происхождению и функционированию, утверждая, что до 600 года до н. э. этот символ был эмблемой высшего индоевропейского бога, что он постепенно изменялся от фазы к фазе (в соответствии с выше обсуждённой нами схемой), покуда не стал орудием и символом Брахмы, а затем и Будды. Он считает, что свастика была прототипом греческого меандрического орнамента, а еще позже ею воспользовались ранние христиане как одной из вариаций своего креста, которые модифицировали её по форме и пользовались ею в магических целях.

Граф д’Альвиелла («La Migration des Symboles», с. 64) очень сомневается в том. что напридумывал Грег («Archaeologia», 1885, с. 293) в том плане, что свастику якобы надо истолковывать как символ воздуха или бога, который обитает в воздухе, порою дарующего людям свет, порою дождь, порою воду и т. д, чем занимается индуистский бог Индра, германский Тор, славянский Перун, пеласгско-греческий Зевс, римские Юпитер Громовержец и бот дождя Плувий. Он критикует методику, по которой наличие свастики на артефакте в ряду других знаков свидетельствует о её тождестве с этими знаками, да и с этим артефактом. Факт, что свастика зачастую рисуется на вазах и прочих сосудах рядом с солнечным диском, не убеждает его в том, что свастика относится к солярной символике, а встречаясь рядом с зигзагами молнии, относится к богу молнии, либо к богу небес. То, что один из этих знаков располагается над другим или под другим, по его мнению, ничего не значит, и не может быть аргументом ни при обобщении, ни при детализации.