* * * * *
Придя домой, Шуша первым делом справился о своем жильце. Умм Амина рассказала, что тот вернулся, пообедал и прилег отдохнуть, так как у него ломило поясницу. Шуша умылся, помолился, и тут вернулся Сейид из школы. Все трое пообедали. За столом царило молчание. Заметив это, Умм Амина рассмеялась:
— Вот ведь — привыкли к болтовне Шеххаты. Без него и еда становится невкусной.
— И то правда, у него всегда хватает шуток-прибауток.
Шуша пошел подремать, Сейид — к приятелям на обычное место под тутовое дерево, Умм Амина села около лестницы.
Часа в четыре Шуша проснулся, а Шеххата все еще не выходил из своей каморы. Хозяин дома удивленно сказал:
— Что-то он задерживается, никогда с ним этого не случалось раньше. Наверное, по-настоящему заболел. Пойду посмотрю. — Шуша тихо вошел, стараясь не шуметь и не беспокоить спящего. Он увидел Шеххату, лежащего на сундуке. Тот повернулся лицом к стене, ноги подтянул к подбородку: сундук был маленьким. Шуша тихо позвал:
— Шеххата, а Шеххата!
Тот не отозвался. Тогда хозяин дома потрогал его за спину и тихо произнес:
— Шеххата, ты и вправду заболел?
Ответа не последовало. Шуша почувствовал, что тело лежащего неестественно холодное. В страхе он приложил руку к его лбу, к груди и почувствовал, что человек не дышит. Немного нужно было времени, чтобы понять — перед ним лежит бездыханный труп. Смеялся над смертью, а сам умер от безделицы. Шуша был поражен. Ну и неожиданность! Никогда он не думал, что увидит этого шутника мертвым.
Время шло, а Шуша все стоял как вкопанный, не зная, что делать. Постепенно он начал приходить в себя. И вдруг бросился во двор и, захлебываясь от рыданий, крикнул:
— Умм Амина!
— Что тебе, сынок?
— Шеххата эфенди умер.
— Умер? О горе! Как умер? Только что стоял передо мной! На все воля аллаха! Он дал, он и взял!
Старушка заплакала, а ее сын вернулся в свою комнату, взял белую простыню, зашел к Шеххате и накрыл тело. Вдруг ему в нос ударил сильный запах гашиша. Он подумал, потом подошел к трупу и начал его обшаривать. Вытащил деньги и положил себе в карман. Взял окурок и бросил его в уборную, потом проговорил с досадой:
— Бог тебе судья, сам себя угробил, неугомонный.
Печальная новость быстро облетела всех обитателей дома и Кошачьего переулка. Соседи валом повалили. Одни, чтобы помочь, другие — полюбопытствовать, третьи — посочувствовать.
С наступлением темноты Шуша устроил перед воротами дома небольшой шатер, поставил несколько стульев и скамеек во дворе и перед домом. Появились добровольцы читать коран. Сейид с приятелями сидел на краю бассейна. Все они были грустными и молчаливыми. Ребятишки высказывали сочувствие Сейиду, который был чернее тучи. Первый раз он столкнулся со смертью. Он еще никак не мог поверить в то, что Шеххата ушел навсегда и что он его никогда больше не увидит.
Наконец, двор опустел, все разошлись по домам. Убитый горем, Сейид прижался к бабушке. Шуша сидел на постели и грустно смотрел на звезды. Вдруг в тишине ночи ему почудилось, что слышит он печальный голос дудки. По лицу его покатились слезы.
Вытерев глаза, Шуша тряхнул головой и с грустью заговорил сам с собой:
— Всему есть свой конец… Все мы это знаем. Но счастье в том, что мы не знаем, когда наступает этот конец. Если бы знали, то встречали бы его с меньшим мужеством. Жизнь грустна и тяжела, но умирать все равно никто не хочет. Никто не был так точен в оценке живущих, как покойник. Прав он был, когда говорил: "Нет никого на свете лицемернее и глупее, чем люди. Ведь самая большая глупость, которую делает человек, — это не думать о своем конце. Знает человек, что умрет, но не готовится к этому печальному событию". Дай тебе бог место светлое, самый мудрый и самый беспечный человек!
Всю ночь Шуша провел, сидя у окна, борясь с тяжелыми думами и стараясь успокоиться. Но всюду он чувствовал призрак смерти, слышал ее дыхание. Голос смерти чудился ему в мяуканье кошек, в собачьем лае… Смерть… Смерть… Смерть…
* * * * *
Уже занимался рассвет, а Шуша все не менял позы. Глаза его оставались широко открытыми, тяжкие думы все еще теснились в голове. С первым утренним призывом муэдзина, он тяжело встал, опустился на коврик и помолился. Войдя к матери, он нашел ее сидящей около комнаты Сейида. Услышав шаги, Умм Амина подняла удивленно голову:
— Что так рано, сынок?
— Я и вовсе не спал.
— Я тоже… Все ждала — вот встанет, как бывало… Хороший был человек. Упокой его аллах!
— Да простит нас всех аллах! Пойду достану досок, приведу обмывальщиков и принесу саван. Я еще вчера сказал этим мастерам. Пойду их потороплю. Похороним поскорей — и на работу.
— Все еще спят, наверное?
— А я предупредил, что приду рано.
— Дай тебе бог всего хорошего!
Шуша пошел по переулку, освещенному ранними лучами солнца. Не прошло и получаса, как он вернулся с тремя мужчинами. Двое сразу же начали мыть покойника и одевать. Сначала Шуша колебался — зайти ли к покойнику, дотронуться ли до него. Но тут же вспомнил, что говорил его приятель об умерших, о смерти.
Преодолев чувство страха и брезгливости, Шуша пошел помогать мыть и обряжать покойного приятеля. Опытные руки быстро сделали свое дело. Покойника положили в гроб, подняли его на плечи и приготовились выносить. Муаллим Хишт спустился вниз, чтобы отдать последний долг соседу. Он вышел во двор, затряс с расстройства головой и заговорил:
— Вот ведь только вчера был у меня… Выглядел — лучше и не надо… А вот поди ж ты — сегодня уже его хороним… Чтоб его, этот собачий мир!
Все было готово к похоронам. Шуша огляделся вокруг и нашел одного Хишта, который вот-вот заплачет от досады и горя. Тут Шуша проговорил про себя:
— Разве это похороны? Без всяких почестей, которые он сам многократно отдавал другим покойникам? Ни плакальщиц, ни даже по-настоящему похоронной процессии? Разве можно так?
Когда носильщики с носилками уже тронулись в путь, Шуше пришла в голову идея. Он крикнул: "Остановитесь!", а сам побежал домой, схватил сверток Шеххаты с его рабочей одеждой. Вынул дрожащими руками пиджак, надел брюки, заправив туда свою галлябею, водрузил на голову феску, повязал красную полосатую тряпку, взял в руки кадило и быстро вышел на улицу.
Проснувшись, Сейид увидел отца в этом необычном для него костюме. Пораженный, он спросил:
— Что такое, отец?
— А ничего… Ты шагай в школу… Я пойду хоронить Шеххату эфенди.
Увидев Шушу в таком наряде, все участники похорон выразили крайнее удивление. Тот начал объяснять:
— Закройте рты! Надо же почтить его немного. Всю жизнь он почитал на похоронах других, теперь и его очередь настала. Пора идти.
Процессия двинулась по Кошачьему переулку. Не успели они его пройти, как повстречали Хусейна с обезьянкой и свистком. Увидев в столь ранний час Шушу и не одного, он застыл на месте и крикнул:
— Что я вижу? Кого несете?
— Покойника.
— Это кто же?
— Шеххата эфенди умер.
— Аллах велик! Все мы от аллаха и к нему вернемся!
Хусейн заспешил к гробу и сменил одного из носильщиков. Процессия с пополнением пошла дальше. Вышли на улицу Агур. Провожающих все прибавлялось. Когда подошли к воротам кладбища, за носилками шла уже толпа народу.
Еще с вечера Шуша распорядился о том, чтобы выкопали могилу и приготовили ее для приема нового обитателя. Люди постарались, и все оказалось готовым. Увидев мрачную яму, Шуша остановился. Его снова обуял страх перед могилами и покойниками. Он уже решил было уйти, но опять вспомнил лекцию, которую прочитал ему недавно Шеххата. В его ушах снова зазвучали слова: "Я начал привыкать спускаться даже внутрь могилы. Делал я это для того, чтобы побороть в себе всякий страх перед смертью, брезгливое к ней отношение… Так я и привык опускать покойников в могилы… И стал смелым человеком… Самым смелым в мире… Я начал презирать смерть…"