Сейид начал читать. Изречения были написаны сложным узорчатым шрифтом, очень трудным для чтения. Мальчишка медленно повторял лишь одно понятое им слово:

— Ниспошлю… ниспошлю…

С досады он крикнул:

— Мы такие буквы еще не проходили!

— И не будете. Это писцы изощряются. Они пишут не для того, чтобы читали эти изречения, а лишь для украшения. Дай-ка, я сам прочитаю. «Ниспошлю я на вас страх и голод, безденежье и бесплодие, и скажут терпеливые люди, которых постигнет эта судьба: все от бога и к нему вернется!»

Это значит, что бог устраивает нам экзамен с помощью страха, голода, безденежья и бесплодия. И терпеливые люди, которые испытывают все эти жизненные тяготы, обязательно скажут: мы собственность бога, к нему мы и вернемся. Чувствуешь, как мудро звучат эти слова пророка?!

Шеххата даже головой затряс от благости. Он взглянул на Сейида с намерением определить степень воздействия на него этой мудрости пророка. Но мальчишка неожиданно спросил:

— А почему он без хвоста переворачивается?

Шеххата аж застыл от изумления. Он-то думал, что мальчишка благоговейно ему внимает. Ему оставалось лишь удивленно переспросить:

— Без хвоста?

— Ага, почему переворачивается?

— Что переворачивается?

— Самолет.

Неудачливый толкователь корана вынужден был ответить:

— Так потому, что хвост придает ему устойчивость.

— Устойчивость?

— Верно… Хвост балансирует вес каждой стороны самолета. Как в весах, когда их тарелки находятся на одном уровне.

— А почему носом клюет?

— Это еще что?

— Да все то же, самолет.

— А вот этого, аллах свидетель, я и не знаю. Это совсем новая наука. В наше время он никогда не клевал носом. В наше время самолеты были хорошо сбалансированы… Чего расстраиваешься? Если самолет клюнет тебя носом, то и ты ему в нос!

— Что-что? Это он меня клюнет?

— А то меня?

— Нет, не понял ты. В воздухе он клюнет носом.

— Ну ладно, Сейид, клюнет или не клюнет. Трудно с тобой договориться. Дались тебе эти самолеты. Пусть они сталкиваются друг с другом, дерутся, клюют. И в воздухе чего самолету клевать носом? Должны быть причины… А то что же, за здорово живешь, что ли?

— Ха, если самолет клюнет носом в воздухе, то упадет на землю и разобьется.

— Тогда не допускай этого.

Забрав кусок железа, с написанной на нем молитвой, Шеххата в сердцах изрек:

— Правы те, кто заставляет вас, балбесов, зазубривать коран без всякого понятия о смысле. Объясняй вам, а вы бог знает, о чем думаете! О самолетах я прочей чепухе. Клюнет носом, разобьется. Вам сто лет нужно вбивать в голову хотя бы малую часть молитвы, чертенята. Ну да хватит, пошли спать, а то мне завтра предстоит трудиться на трех похоронах.

Шеххата ушел к себе, а Сейид снова начал раскачиваться взад-вперед, заучивая слова непонятной, а потому ненавистной молитвы.

Шли дни, а Шеххата продолжал жить у Шуши дома, в пустой каморе с сундуком. Ели, спали они все вместе и настолько привыкли друг к другу, что стали одной семьей, как будто Шеххата жил с ними уже многие годы. Хозяева дома теперь и представить себе не могли, как жили без этого человека.

Безработный период, который переживал в последнее время Шеххата, миновал. Похорон было изобилие. Очевидно, бог Израэль — бог смерти — специально наслал на людей мор, чтобы Шеххата мог вовсю развернуть свою активность. Новый обитатель дома в Кошачьем переулке уходил рано утром и отсутствовал целыми днями. Возвращался он крайне усталым.

В облике Шеххаты явно обозначились признаки удовлетворения и благоденствия. Он купил на барахолке другой пиджак, разумеется достаточно поношенный, но неплохо выглядевший, придававший его владельцу представительный вид. Шеххата щедро тратил пиастры на Сейида, покупая ему всякие вкусные вещи: сладости, орехи. И выдал однажды Шуше целых двадцать пиастров в качестве платы за жилье.

Как-то вечером друзья направились в привычную для них кофейню. Шеххата был одет в свой полуновый пиджак, феска почищена и отглажена, галлябея выстирана, ботинки отремонтированы, шнурки на месте, носки подтянуты и подвязаны шпагатом. Он даже побрился, и теперь на подбородке его уже не торчали редкие седые волосы. От этого лицо его немного помолодело.

Пришли они в кофейню, заняли столик. Перебросились приветствиями с завсегдатаями. Шеххата стал здесь известным человеком. А незнакомые тоже обращали внимание. Один из таких спросил своего соседа:

— Чем занимается этот мужчина?

— Из тех, кто шагает впереди похоронной процессии.

— О боже, заступись! Отдали его от нас!

Шеххата услышал разговор этих двоих и крикнул насмешливо:

— Успокойся! Я не жалую своим присутствием похороны таких оборванцев, как ты.

Человек смутился, а завсегдатаи кофейни захохотали. Шеххата обратился к Шуше:

— Не сыграть ли нам в нарды?

— Согласен.

— Берегись, сегодня я в ударе, разделаю тебя под орех.

— Давай-давай, хвастайся… Что возьмем?

— Как обычно — кофе и кальян.

Шуша позвал официанта и попросил его принести требуемое. В это время Шеххата рассматривал сидящих с таким видом, как будто искал вполне определенное лицо. Вдруг он схватил приятеля за руку и нетерпеливо спросил:

— Послушай, не твой ли это знакомец?

— Какой еще?

— Да вот тот, Даббах.

— Ты имеешь в виду Шараф эд-Дина?

— Его самого.

Повернувшись в сторону, куда указывал Шеххата, Шуша увидел Шараф эд-Дина, гордо и непринужденно сидящего за столиком. Одной рукой он поминутно закручивал ус, а другой держал чубук кальяна. Шуша подтвердил:

— Он и есть. Но это вовсе не мой знакомец, а тем более приятель, — добавил Шуша.

— Вот если бы он был моим приятелем! — рассмеялся Шеххата. — О аллах, помоги мне сблизиться с этим человеком! Шараф эд-Дин, хоть взгляни на меня! Ну же, Шараф!

И обратился к Шуше:

— Больше всего на свете я ценю вот этих людей. Для меня уже достаточно того, что от него пахнет Азизой Нофал. Ведь он, как святой Радван. У него ключи от рая. Этот Радван посылает нам богинь.

Покачав с укоризной головой, Шуша заметил:

— Мы с тобой разные люди. Я таких терпеть не могу. Я всегда нахожу удовлетворение в молитве: «Аллах, избавь меня от греховных желаний». Больше всего унижают и закабаляют человека его желания. Особенно его губит страсть к женщинам. Отсюда жажда наживы, накопления богатства. Желание вкусно поесть превращает человека в раба своего желудка. Лучшая броня для человека от всех соблазнов жизни — воздержание. Если человек научится подавлять в себе желания, то он самый свободный и счастливый на свете. Такой может твердо идти по жизни, диктовать ей свою волю.

— А зачем все это, дорогой мой брат Шуша? Зачем диктовать жизни свою волю? Что же, для тебя так и не существует никаких соблазнов, у тебя нет никаких желаний? Тогда зачем живешь? Какой смысл в твоей свободе, если ты ничего не хочешь? В таком случае лучше оставить мир. Чем оправдывается жизнь на этом свете, как не желаниями, кое-какими соблазнами… Ведь и без того так редко удается удовлетворить свои желания… Если же тебя совсем ничего не интересует, тогда помирай!

— Не так легко исполнить желания, дорогой мой Шеххата. Можно всю жизнь за ними гоняться и все-таки не поймать.

— В этом-то прелесть жизни… Так мир устроен… Человек всегда бежит за тем, чего он хочет. Как только у тебя не оказывается того, чего ты хочешь, ты устремляешься за другим. Значит — живешь, дышишь, мыслишь… Представь — у тебя есть все, что ты только желаешь… Проходит очень немного времени, и тебе все это надоедает… Что же тогда? А-а, оставим, это не для тебя… Но дай нам пользоваться дарами жизни. Скажи, как можно познакомиться с этим молодцом… Даббахом?

— Очень просто… Пойди да обними его…

— Я серьезно говорю… Как принято знакомиться с такими, как он?

— Подольше и повыразительнее посмотри на него, и он сам придет к тебе, прямо сюда… Он и под землей увидит свою выгоду. Прошлый раз ты ему не показался достойным его внимания. Он очень разборчив в клиентах…