— Уж, конечно, не откажу!

Все трое принялись за еду. Умм Амина осталась во дворе. Она тоже обедала. Обед ее состоял из половины лепешки с кусочком сыру. Но и этого ей было достаточно. Старушка благодарила аллаха за то, что он послал им такого доброго гостя.

Хозяева и гость закончили трапезу. Сейид принес таз и кувшин. Все помыли руки. Мужчины пошли молиться. Парнишка воспользовался этим, схватил мешочек с беле, вышел во двор и крикнул:

— Бабушка, я пойду играть.

— Смотри не болтайся допоздна.

— Не, задержусь, ведь сегодня праздник дня рождения святого Хавваса.

— Так когда же ты собираешься вернуться?

— Сам не знаю. Пойду вместе с ребятами. И вернусь с ними.

— Подожди, скажу отцу.

— Только не сейчас. Когда уйду, тогда скажешь.

— Не опаздывай на ужин. Как услышишь — зовут к ужину, бери ноги в руки.

— Ладно.

Засунув два пальца в рот, Сейид пронзительно свистнул, вызывая Али. Тот не заставил себя ждать, тут же оказался рядом с приятелем. Оба направились в конец переулка, к постоянному месту детских игр.

Оставим ребятишек с их привычными играми и занятиями, а сами вернемся к Шуше и Шеххате эфенди. К пяти часам они завершили молитву. Шуша обрядился в выходной наряд, а Шеххата стал прощаться:

— Пойду я. Да воздаст тебе бог за твои добродетели!

— Опять ты за старое! Куда идешь-то?

— Как тебе сказать, попытаю счастья в кофейне.

— Вот и хорошо, пойдем в нашу кофейню, выкуришь кальян. А в нарды умеешь играть?

— Еще как!

— Так пошли. Выкурим по кальяну и пару партий в нарды сыграем. Потом двинем на праздник. Вечер проведем у шейха Абида. Очень хороший человек. Мы уж привыкли, что на праздник рождения святого он устраивает хорошее угощение для таких, как мы… Пойдем, немножко поедим, поболтаем.

Шеххата вспомнил, что те четыре пиастра, которые он отдал Шуше, были остатками его разрушенного мира. Вспомнил он и то, что прошлую ночь провел на улице, под открытым небом. Чтобы погасить свой долг, он продал почти все содержимое комнаты, где обитал, и свой пиджак. После таких жертв у него остались сущие пустяки, завернутые в старую газету, которую он держал под мышкой. В силу всех этих причин Шеххата не хотел сопровождать Шушу в кофейню. Ни к чему ему снова влезать в долг. Один аллах знает, когда он сможет его вернуть. Поэтому Шеххата счел самым верным отказаться.

— Ты уж извини меня сегодня, приятель.

— Что случилось? Не ты ли сам говорил, что тебе нечего делать сегодня? Будет тебе, пойдем, посидим в кофейне.

— Куда сверток-то дену? Можно у тебя оставить? Потом зайду за ним на обратном пути.

— Ну, конечно. Дай-ка я положу его сюда, на сундук.

Оставив сверток со всем своим оставшимся богатством, Шеххата вместе с Шушей направился к кофейне на улице аль-Баггаля.

Солнце клонилось к закату. Жара спадала. Хозяин кофейни Эмара поднял тент, начал поливать тротуар перед своим заведением да между столами, стоявшими прямо на тротуаре. Время от времени он приветствовал приходящих и уходящих клиентов.

Шуша и Шеххата сели друг против друга. Эмара обнажил золотой зуб и, хлопнув в ладоши, громко крикнул:

— Тысячу приветов! Ты облагодетельствовал мою кофейню, муаллим Шуша! Приветствую нашего нового гостя!

— Твой покорный слуга Шеххата.

— Безответный слуга Эмара.

— Да живут в веках имена наших предков!

— Да будет так! Чем могу служить вашим превосходительствам?

Шуша поспешил с ответом:

— Два кальяна с табаком «химми» и нарды.

Эмара даже не пошевелился, чтобы выполнить заказ. Он просто поднялся на цыпочки, повернул голову в сторону своего заведения, прищурил один глаз и громко, как будто призывал с минарета правоверных к молитве, заорал:

— Два кальяна «химми»!

Затем он быстро побежал внутрь и принес нарды. Снова побежал, неся в руках кальяны, которые уже были зажжены.

Завсегдатаи кофейни приходили один за другим. Мастарейн, Али аль-Хама, Махмуд аль-Хишт, Заки Зейн, другие приятели и соседи Шуши. Они обменивались приветствиями, рукопожатиями, занимали свои постоянные места, завязывали беседы, играли в нарды и домино, Муаллим Гавда, стоя за медным прилавком, готовил кальяны, кофе, чай — словом, все, что заказывали клиенты. Внутри кофейня была крошечной. Там помещались, кроме прилавка, деревянная скамейка да маленький металлический столик. Снаружи, растянувшись вдоль тротуара и залезая на улицу, кофейня увеличивалась не менее, чем в пять раз.

Шеххата и Шуша начали игру.

Нужно сказать, что игроки по своему характеру резко отличались друг от друга. Шуша в основном молчал. Язык же Шеххаты не останавливался ни на секунду. Постепенно скованность Шеххаты, вызванная новым местом и незнакомыми людьми, улетучилась. Как он любил говорить, игра разгоралась.

— О пророк, помоги бросить «пять и шесть»!

Но кости показали «четыре-четыре».

— Тоже неплохо. Опять же воля аллаха.

Шуша разговора не поддерживал, но это нисколько не смущало Шеххату.

— А я Шеххата, аллах свидетель! Меня во всех четырнадцати провинциях знают, а как же? О черт! Опять «четыре-четыре»! Ну ничего, авось исправится… Во-во! Теперь «шесть-шесть». Ах ты леший! Такое выпадает только мужчинам! Играй ты… Снова ты… Но я тебя далеко не упущу! А вот так! Нравится? Пророк Мухаммед со мной! Я сыграю сейчас так, как не играл ни святой Антар Ибн Шаддад, ни святой Аз-Зубейр Ибн аль-Авам… Видал как?.. Давай, сын Шахтута! Аллах покровительствует твоим рукам! А то как же?! Ведь я родился с этими костями в руках!.. Позор мне! Разве так играют? Но все от аллаха. Не всякий, кто садится на коня, всадник! И не всякий, кто держит в руках кости, игрок! Опять «четыре-один»! Образумьтесь же, кости! Тьфу на вас!.. Э-э, чтоб вас!.. Вот не везет!.. О святая Зейнаб, помоги!.. Разве это игра? Ладно, оставим святую Зейнаб, может, она не умела играть в нарды. О господин наш, святой Хусейн. Помоги выбросить «шесть-шесть»! Вот те на, опять не так. И это называется игрой? Опять впустую. Аллах да покарает эти непослушные кости! «Пять-пять» пропали зря…

Шуша выиграл партию, и Шеххата разразился шумными причитаниями. Шуша был рад, хоть и не показывал виду… Больше всего он радовался, когда выигрывал в нарды. Но он всегда скрывал свои чувства, будь они радостные или печальные.

От Шеххаты же не укрылась радость партнера. И он был доволен тем, что смог доставить хоть маленькую радость такому хорошему человеку.

Нарды были расставлены снова. Шеххата приготовился бросить кости, но вдруг удивленно раскрыл рот, выронил кости, вытаращил глаза и повернул голову в ту сторону, где находился объект его потрясения. Шуша поразился растерянности своего приятеля и с недоумением спросил его:

— Что случилось? Что с тобой?

Шеххата сделал глубокий вдох, как будто собирался нырнуть в воду, хлопнул в ладоши и вскричал:

— О сила аллаха!

— Да что случилось? Где?

— Твоя воля, о пророк!

— Да растолкуй ты мне, в чем дело?

Шуша повернулся в ту сторону, куда таращил глаза Шеххата, и не смог удержать смеха.

— Что такое, приятель?

— Кто она?

— Азиза Нофал.

— Азиза чья?

— Нофал.

— О брат, скажи Азиза сливочная, Азиза розовая, Азиза мед! А то заладил — Нофал, Нофал!

Шеххата не сводил глаз с полного тела женщины, закутанного в черную накидку, из-под которой виднелась красная блузка. Красивые белые руки были обнажены. Лицо у женщины было белое, круглое, губы — пылкие, алые. Темные глаза призывно блестели. Особенно соблазнительной женщина казалась со спины.

Шеххата, как пьяный, тряс головой и как можно громче продолжал воспевать красоты этой женщины.

— Ах, какая красавица! Какая нежная и сладкая, словно лебедица белая!

Завсегдатаи кофейни дружно смеялись. Шуша не выносил таких сцен. Хоть в глубине души Шуша и не мог осуждать Шеххату или злиться на него, все же лицо его недовольно нахмурилось. Он решил урезонить приятеля, заставить его прекратить слишком громко восторгаться женщиной, проходившей мимо кофейни. По правде говоря, Шуше больше всего хотелось убедить сидящих в кофейне, что он не разделяет заигрывания Шеххаты и не собирается ему потворствовать в этом не совсем приличном занятии.