[73]
— Немцы-то? Ха! Они, паразиты, знают, что партизаны от Милевичей близко, и носа к нам не суют. Если и наскочут, так враз смываются... Герои! По бабьим крынкам шукать они герои! А наши мужики — народ верный. Точно говорю. Ну, конечно, остерегаются. Без осторожности-то одни петухи живут, потому и в ощип попадают. А народ — верный. Я — как понимаю? Если сейчас нашему мужику оружие дать и на бой его поднять — он пойдет. Все пойдут. Чего там! Мальчонки — и те, глядишь, гранаты прячут. Это — зачем? Думаешь, рыбу глушить? Не-е-е! Это они, значит, замышляют, как фрица шарарахнуть. А как же? Пионеры!
— Ну, а в Житковичах ваши мужики бывают?
— Как не бывать! Бывают, мил человек. Продать чего или соли купить... С солью-то плохо. Нету ее. А в Житковичах на базаре имеется. Ну и ездиют. И конечно, глядят.
— На что глядят?
— А на все глядят, мил человек. И где живут фрицы, значит, и сколько их там понапихано, и куда полицаи собираются с Германом...
— Зачем же вашим мужикам знать все это?
Пришкель хитро улыбнулся:
— Любопытный народ, понимаешь. А вдруг да пригодится! Мужик-то, он, мил человек, тем и жив, что все примечает... К примеру, лежит на тропочке гвоздок. Другой пройдет и не глянет, а мужик приметит, спины не пожалеет — нагнется и тот гвоздок подберет. Потому — хозяин. А хозяину все сгодиться может.
— Казарма — не гвоздик.
— Тем более, мил человек!
Мы смеялись. Смеялся и Илья Васильевич.
— Ты, дядя, по душе партизан, — сказал Седельников. — Отчего же не с ними?
— Эва! — сказал Пришкель. — А с чем, к примеру, мне партизанить? С ухватом жинкиным? Не-е... С ухватом много не навоюешь. А оружия нам взять, мил человек, негде было. Не запасли, понимаешь, до войны. Конечно, кабы знать, какая стратегия образуется, тогда — да...
— А ты, дядя, остер на язык.
— Зол я, вот и остер!.. Думаешь, легко это — в избе возле печки сидеть, когда гад половину России отхватил? Видать, ты не пробовал этого, товарищ! А я спробовал. И мочи больше нету. И коли уж вы пришли, — вот
[74]
мой сказ — берите меня к себе. С жинкой и ребятишками. Места я здешние наскрозь знаю и людей знаю вокруг. Пригожусь. А двор... Пропади он пропадом — двор! Под чужой пятой все едино и на том дворе не жизнь!
Все, что я знал о Пришкеле, и все, что сейчас видел и слышал, говорило: Илья Васильевич как раз тот человек, какой нам нужен, а вернее — просто необходим.
Никаких сомнений у меня не было. Наоборот, Пришкель сразу подкупал, располагал к себе. И уже одно то, что он хотел идти к партизанам со всей семьей, убеждало — правдив человек и действительно себя не пожалеет.
Однако бойцы в отряде Линькова имелись, а вот нужных людей в окрестных деревнях и селах было маловато...
— Ну а если бы мы не взяли вас в отряд?..
Илья Васильевич растерянно заморгал.
— Это — как же? — пробормотал он. — Не достоин, значит?
Я тронул его за плечо:
— Достойны. Верю, что достойны!
— В чем тогда дело?
— Вот это — особый разговор... Нам, понимаете, очень нужны преданные люди, которые могут давать сведения о гитлеровцах, информировать о войсках противника, об их переброске, о замыслах немецких комендатур. Если, к примеру, вы уйдете в отряд — придется покинуть деревню. Так? А зачем ее покидать? Понимаете?
— Так, так, — живо откликнулся Илья Васильевич. — Догадываюсь...
— Вы, на мой взгляд, можете свободно ездить по населенным пунктам, в которых размещаются немцы, якобы по делам или там в гости. Слушать, что говорят. Приглядываться к людям...
— Так, так... Понимаю!
— А мы будем держать с вами постоянную связь. Заходить к вам или вызывать в лес, беседовать.
— Понимаю, понимаю... Разведывать, значит.
— Да. Разведывать. Но помните — никто не должен знать о ваших делах.
— Это само собой.
Пришкель снова повеселел.
— А как насчет оружия? — спросил он. — Оружие-то дадите? На всякий случай?
— Надо будет — дадим. Не это сейчас главное. Лю-
[75]
дей надо искать. Настоящих. Наших. И выведывать, что немцы предпринимать думают.
— Понимаю. Говорите, что надо, все сделаю! А ко мне в любой день милости прошу! Потому — немца в деревне нету, а мы народ не пугливый. Заходьте!
— Зайдем. Значит, договорились?
— А договорились же! Все сполню! И — не подведу. Не такой человек, если доверено...
Он был взволнован и тронут.
Я снова предупредил Пришкеля, что говорить о наших связях никому не следует, и просил в ближайшее время сообщить, кому, на его взгляд, можно довериться.
— Я и сейчас назвать мужиков могу...
— Как следует подумайте, Илья Васильевич! Нам и в городах люди нужны. В Микашевичах, например. И в первую очередь такие люди нужны, что возле немцев находятся. Знаете, как бывает? Человек свой, советский, а оказался вынужденным на работу устроиться. И немцы, возможно, ему уже доверяют...
— Ага! — сказал Пришкель. — Задание ясное. Все, товарищ начальник. Сыщу. Есть и такие! Не сумлевайтесь.
9
Кузьменко принес записку Павла Кирбая, оставленную в «почтовом ящике».
Кирбай просил увидеться с нами.
При встрече он сказал, что к одной из его сестер, Алиме, подходил приезжавший в рыбхоз бывший инженер Иосиф Гарбуз, житель Житковичей. Гарбуз появился в рыбхозе будто бы затем, чтобы найти материалы и части для восстановления житковичской мельницы. Однако, разговаривая с Алимой, Гарбуз интересовался, не слыхала ли она о партизанах-десантниках, обосновавшихся вроде бы недалеко от Милевичей, в Юркевичском районе.
Алима отвечала уклончиво. Ей показалось, что Гарбуз огорчен недомолвками и недоверием.
— Да на что вам эти десантники? — спросила Алима. — Дело, что ли, к ним какое заимели?
Гарбуз, давно знавший Алиму, помедлил, колеблясь, а потом решился:
[76]
— Да, дело.
— Ну, коли дело... Если услышу о них — скажу...
Передавая эти сведения, Павел Кирбай добавил:
— По-моему, неспроста Гарбуз тут появился, товарищ командир.
— Что значит — неспроста? Подозреваешь провокацию?
Кирбай почесал бровь:
— Знавал я Гарбуза раньше... Наш, советский инженер. Молодой. Сейчас, правда, он лесопилку для немцев вроде бы восстанавливает. Только вот работу здорово подзатянул... Может, Гарбуз в партизаны хочет?
— Вот как? А если он провокатор?
— Не знаю. Не похож на такого... Впрочем, вам видней.
Я задумался.
Не исключалось, что немцы, зная о существовании в Юркевичском районе партизан, подослали Гарбуза вынюхать что-либо.
Но не исключалось также, что Гарбуз как раз из тех честных советских людей, что из-за стечения обстоятельств остались в тылу наступавших немецких армий и теперь искали возможности связаться с партизанами.
В последнем случае Гарбуз оказался бы незаменимым сотрудником! Он легально проживал в Житковичах, общался с гитлеровцами и, конечно, мог добывать ценнейшие сведения.
— Вот что, — сказал я Павлу Кирбаю. — Появится Гарбуз еще раз — предложи ему встретиться с партизанами. Скажем, на нашей дороге от рыбхоза. Где с тобой виделись. Мы пришлем своих людей, они поговорят с инженером.
— Ясно, — ответил Кирбай. — Как только он явится, сразу дам знать.
Инженер Иосиф Гарбуз появился через несколько дней. Получив весточку от Павла, на свидание с инженером немедленно пошел Седельников.
Вернулся Анатолий возбужденный.
— Товарищ капитан! — весело доложил он. — Мы на замечательных людей натолкнулись!
— Так уж и на замечательных?
— А как же, товарищ капитан?! Сами посудите! В Житковичах кроме Гарбуза есть еще три товарища, ко-
[77]
торые желают помогать партизанам, да не знают, как и что делать.
В Житковичах, по словам Иосифа Гарбуза, находились подпольщики: бывший лесничий юркевичского лесничества инженер Горев, один из работников механизированного лесопункта близ Юркевичей Степан Татур и бывший лейтенант инженерных войск Николай Корж.