Число животноводческих ферм в округе сокращалось, и работы по туберкулинизации — хотя она по-прежнему составляла основную статью доходов практики, — становилось все меньше. В начале 1970-х правительство запустит новую программу по уничтожению бруцеллеза, что принесет доходы сельским практикам, но до этого пока было далеко. К тому же еще не пробил час ветеринарии мелких животных.
Вдобавок ко всему в соседней деревушке Маунби открылась новая ветеринарная практика. Альфу и Дональду пришлось нелегко, — некоторые клиенты ушли от них и стали пользоваться услугами нового ветеринара. То время стало для них периодом открытий. Среди клиентов, перешедших к другому ветеринару, оказались люди, которых Альф считал своими друзьями; и наоборот — те, кого он знал не столь близко, сохранили верность Синклеру и Уайту. Альф всегда с благодарностью вспоминал этих клиентов. Их конкурент продержался недолго и свернул дела в 1968-м, но некоторые клиенты были навсегда потеряны для практики.
При внимательном изучении счетов практики за 1960-е годы вырисовывается интересная картина. В конце десятилетия Альф заработал 4685 фунтов — на 1000 меньше, чем в 1960-м. В те годы, при невысоком уровне инфляции, легко было забыть о том, что деньги постепенно обесцениваются, и незаметно растущие расходы неуклонно сокращают прибыли практики. Именно тогда Альф и Дональд поняли, что их тарифы — хотя некоторые клиенты считали их непомерно высокими, — не растут вместе с расходами.
Хотя Альф никогда не ладил с цифрами, он был разумным человеком, и здравый смысл помогал ему в годы финансовой неустойчивости. Несмотря на множество факторов, способствовавших снижению прибылей практики, он все равно хорошо зарабатывал: в 1966-м — когда он не смог позволить себе празднование серебряной свадьбы, — он получил приличный доход в размере почти 5000 фунтов. Так почему же тогда у него не было денег?
Ответ прост. Альф много зарабатывал, но вместо того, чтобы копить, — тратил. Он всегда был щедрым человеком и легко расставался с деньгами; это, в сочетании с высокой стоимостью жизни, и стало главным препятствием к накоплению капитала.
Прежде всего, его щедрость распространялась на собственную семью. У нас с сестрой было счастливейшее детство. Мы хорошо питались, несколько раз в год ездили отдыхать и, когда учились в школе, редко пропускали платные экскурсии. Даже если отец и испытывал денежные затруднения, мы никогда об этом не знали.
Его щедрость сказывалась не только на детях. Он постоянно стремился облегчить жизнь Джоан. Хотя в «Роварденнане» было проще поддерживать порядок, чем в старом большом доме на Киркгейт, Альф все равно нанимал помощниц по хозяйству. В 1956 году он купил Джоан «Моррис майнор», первый из череды новых автомобилей.
После 1961 года ему приходилось оплачивать мое обучение в университете, а через четыре года — обучение Рози, но самым ярким примером его щедрости была финансовая поддержка родителей. С первых дней работы у Джока МакДауэлла, когда Альф зарабатывал три фунта в неделю, он посылал им деньги, и даже во время службы в ВВС, получая жалкие три шиллинга в день, он все равно ухитрялся помогать родителям.
Об этом свидетельствуют его письма. В 1940 году он писал из Сандерленда: «Вот 30 шиллингов из моего жалованья. Купи себе десяток „Вудбайнов“, Папаша!» И из Тирска в 1941-м: «Надо же, как трудно экономить деньги! Я трачу немного, а послал вам всего сорок фунтов с тех пор, как приехал сюда. Хотелось бы побольше». В более поздние годы, посылая родителям деньги, он называл их «пенсией». За все это время, должно быть, набралась приличная сумма, — ведь Альф не пропускал почти ни одной недели.
В 1958 году он купил родителям дом в Глазго. Прежний дом они арендовали, и владелец решил продать его, поэтому перед ними встала необходимость найти себе новое жилье. Альф заплатил за него 1000 фунтов — приличная сумма по тем временам. Он сторицей вернул родителям свой долг.
Всю свою жизнь Альф Уайт не получал никакой финансовой помощи. Учитывая его щедрость и чувство ответственности, нетрудно понять, почему в то время он испытывал денежные затруднения, — впрочем, как и большинство его коллег. Естественно, он переживал, узнав, что на его счету всего 20 фунтов, но он не позволил этому портить его жизнь, наполненную смыслом и многообразием интересов.
Однажды, в начале 1960-х, приехав домой на каникулы, я наткнулся на небольшую рукопись в одном из ящиков стола. Это был короткий рассказ о футболе, и назывался он «Левый крайний». Я сел и сразу же прочитал его. Машинописный текст пестрел пометками, сделанными знакомой рукой отца. Я обратился к нему.
— Очень хороший рассказ, — сказал я. — Его написал ты?
— Да, — смущенно ответил он. — Тебе правда понравилось?
— Очень! Почему ты не пошлешь его в издательство или в какой-нибудь журнал?
— Я посылал, — сказал он. — Сразу в несколько.
— И что?
— Похоже, никому это не интересно. — Он задумался и добавил: — Но тебе он понравился? — Казалось, его чрезвычайно волновало мое мнение.
— Да, понравился!
По-видимому, мой ответ его удовлетворил, и он оставил эту тему.
Отец писал уже пару лет, и я решил, что это одно из его новых «увлечений». Правда, у него обнаружились незаурядные способности, и относился он к своему последнему хобби несколько серьезнее, чем к другим. Однако я по-прежнему думал, что — как и со многими другими интересами — его пыл скоро остынет, и он увлечется чем-нибудь еще. Я ошибался.
Глава 20
— Можно взять твой журнал, Джоан? — однажды с непривычным смущением спросил Альф свою секретаршу. Джоан Дрейк поступила на работу в клинику сразу после школы, в 1959-м, и ей казалось, что за четыре года она хорошо узнала своего шефа. Она легко могла представить его с кружкой пива в компании друзей или на переполненном стадионе, но он определенно был не из тех, кто читает женские журналы. Просьба показалась ей странной, и она внимательнее всмотрелась в лицо шефа.
— Прочитаю и сразу верну! — заверил он. Заметив недоумение секретарши, он добавил чуть тише: — Хочу взглянуть на рассказы.
Многие, в том числе и Джоан Дрейк, не знали, что Альф вот уже несколько лет все больше времени посвящает писательству, черпая идеи и информацию везде, где только можно. Примерно в конце 1950-х он накупил книг по искусству слова и в свободное время неуверенно стучал одним пальцем на пишущей машинке.
Альф давно мечтал написать книгу. Я помню, как он говорил об этом, когда я еще учился в школе. В письме Джоан его родителям от 2 октября 1955 года я обнаружил интересный факт: «Должна сказать, дома царит необычайное волнение, — ведь завтра у Альфа день рождения. Угадайте, что я купила ему в подарок? Пишущую машинку! Уверена, теперь он будет писать вам гораздо чаще; может, даже возьмется за книгу, о которой говорит вот уже больше тринадцати лет!»
Джоан практически с первого дня знала о желании Альфа написать книгу, однако прошло больше двадцати лет, прежде чем он всерьез задумался о воплощении своей мечты.
Почва была подготовлена: он очень много читал, прекрасно владел словом и писал замечательные письма. Альф был свидетелем колоссальных изменений в ветеринарии и горел желанием написать об этом. Ему хотелось рассказать о необычных людях, с которыми он встречался, об их удивительных старомодных традициях и обычаях. Он считал, что обязан описать старый Йоркшир, который так полюбил. Этот образ жизни стремительно исчезал, и он хотел сохранить его прелесть для других поколений. Дональд и Брайан Синклеры, друзья, с которыми он провел столько веселых минут, могли бы внести юмористическую нотку в его истории.
Альф начал писать всерьез после того, как оправился от нервного расстройства, но быстро понял, что это не так просто, как ему казалось. Года полтора он так и сяк переделывал свою историю и, в конце концов, пришел к заключению, что ходит по кругу. Его книга — набор длинных предложений с цветистыми определениями — напоминала, по его выражению, «школьное сочинение, притом плохое». Надо было подумать.