— Ладно, — решил Сибри и полез. — Может, и мне кто-нибудь поможет, придет время.

Поставил Сибри калебасу на ровное место, и та опять заговорила:

— Спасибо, Сибри! А теперь я тебе помогу. Неси скорее меня домой.

Принес Сибри калебасу домой, а та ему предлагает:

— Я могу наполниться всем, чего пожелаешь. Только прикажи.

Не поверил Сибри, но сказал шутя:

— Раз ты такая добрая, калебаса, накорми-ка меня кускусом с арахисовым маслом.

Не закончил еще Сибри этих слов, а калебаса стояла полнехонька вкусным кускусом.

Вот тут началась у Сибри жизнь! Три дня наполнялась калебаса рисом, мясом и снова кускусом. Накормил Сибри всех соседей, сам наелся, а к концу третьего дня и вся деревня наелась досыта. Слухи о волшебной калебасе дошли до правителя тех земель. Любопытный и жадный правитель решил посмотреть на невиданное чудо. Пришел он в деревню, где жил Сибри, и потребовал волшебную калебасу. Вынес Сибри калебасу, наполнил ее кускусом, рисом, мясом, спелыми фруктами. Наелся правитель, наелась его стража, что пришла в деревню вместе с ним. Стали охать, удивляться чудной калебасе.

— А золото ты у него просил? — вдруг осведомился правитель.

— Нет, не догадался!

Тогда правитель приказал калебасе наполниться золотыми монетами. Мигом появилась золотая гора. Столько Сибри и за всю жизнь не видывал. Разгорелись у правителя глаза.

— Ну и глуп же ты, Сибри! — закричал он. — Просил у такой чудесной калебасы только кускус и мясо! Ты не достоин иметь эту калебасу. Я забираю ее в свой дворец.

Ничего не оставалось Сибри, как согласиться. С правителем не спорят. Возле него свирепые стражники. И увез правитель волшебную калебасу. Опустела хижина Сибри. В ней снова поселились бедность и забота.

Прошли месяцы. Как-то случилось Сибри снова проходить в том месте, где он калебасу нашел. Остановился Сибри перед знакомым колючим кустом и вздохнул.

— Эх, калебаса, калебаса!

И вдруг из куста его опять кто-то по имени позвал. Но только голос был грубый, неласковый.

Обрадовался Сибри, подумал — опять калебасу нашел. Кинулся в колючки, исцарапался и в самой середине кустарника увидел простой булыжник. Круглый, ровный и серый.

— Камень! — разочарованно вырвалось у Сибри. Булыжник подскочил и хлопнул Сибри по лбу. Да так, что голова зазвенела, как пустой чугунок.

— Я тебя научу, дурень, называть меня почтительно! — заорал булыжник на весь лес. — Я — драгоценный камень.

Сибри молчал и тер ушибленное место. Пошел было прочь, да тут его осенила одна мысль, он вернулся и поднял камень. Решил Сибри отнести его правителю, что отнял у него калебасу!

— Ты за калебасой пришел? — закричал правитель, увидав Сибри. — Убирайся-ка лучше поскорее, а то я прикажу страже бросить тебя в темницу.

— Нет, — успокоил его Сибри. — Я принес тебе еще одну волшебную вещь.

Тут Сибри вытащил из-за пазухи булыжник и протянул правителю. Тот рассердился.

— Ты хочешь меня удивить этим грязным булыжником?! Убирай…

Правитель не договорил этих слов, потому что получил сильный удар в лоб.

— О, проклятый камень!!!- завопил правитель.

— Проклятый булыжник! — вторила стража.

И камень тут же стукнул каждого по голове, да так, что моментально вздувались огромные синие шишки.

— Уберите этот проклятый камень! — неистовствовал правитель, натягивая на голову бубу.

— Эй ты! — трясла стража Сибри. — Забирай свой булыжник!

Стражники тут же прятались за Сибри, но камень подскакивал и звонко щелкал их по макушкам, затылкам и лбам. Тогда правитель и стражники побежали по деревне, плюясь и ругая камень всякими нехорошими словами. А он скакал за ними и бил, бил. Наконец устал и свалился под акацией. Там он, наверно, лежит и сейчас. Если, конечно, его кто-нибудь не поднял.

А Сибри тем временем нашел во дворце правителя свою калебасу и немедля возвратился в деревню. С тех пор все, кто заглядывает в хижину Сибри, едят вкусный кускус. Я его тоже пробовал, когда был в гостях у Сибри. Это самое вкусное кушанье, которое мне довелось отведать на берегах Нигера. Если вы мне не верите, идите к Сибри в гости и попробуйте сами каши из волшебной калебасы. Сибри всех угощает. А живет он в хижине под самым большим балансаном, что растет у манговой рощи.

Как поссорились слон и бегемот

Ранним тропическим утром пришел я к Нигеру с удочкой и банкой червей.

Я плохой рыбак. Просто хожу любоваться прозрачно-голубой рекой в утренней сиреневой дымке. Низкие берега поросли старыми сильными деревьями, подступившими к самой воде.

Я подолгу смотрю в светлую реку и уже не могу понять, где кончаются ветви настоящих деревьев и начинаются отраженных. Все переплелось… Будто в глубине Нигера, а не в высоком небе, плывут чистые облака-корабли, и раздольная река таинственно бормочет свои сказки. Будто слушают ее непроснувшиеся деревья и вдруг встряхиваются от дремоты, колышут ярко-зелеными ветвями, еще не спаленными знойным апрельским солнцем, не иссушенными пыльным ветром пустыни, и в свою очередь ведают Великой реке были и небылицы саванны.

Здесь, на берегу Нигера, увидел я лукавого озорника африканского зайца. Я закинул удочку подальше в мягкую ясную воду и уселся на пенек, как вдруг затрещал валежник и из кустов выпрыгнул, едва не в руки мне, серый, длинноухий, пушистый, совсем обычный заяц. Он тут же перемахнул через меня и застыл на ближнем камне. Скоро он встряхнулся и стал преспокойно чесать лапой за ухом. Однако хитрых, серо-зеленых глаз с меня не спускал.

Что за удивительный заяц! Я протянул к нему руку — познакомиться, пожелать доброго утра, но он тут же исчез в прибрежных кустах.

Я забыл про удочки: сидел и смотрел на кусты, на тропинку в лес: может, еще кто-нибудь явится ко мне?

…Из-за огнецвета вышел к берегу старый Мусса. Я тут же рассказал ему про удивительного зайца.

— Чесал лапой за ухом? — спросил Мусса.

— Чесал, чесал. А ты с ним знаком, Мусса?

— Ты тоже скоро познакомишься, — усмехнулся старик. — Самый знаменитый житель саванны. Послушай-ка, что учинил в лесу этот лукавец.

Ты ведь знаешь, что вода в Нигере холодна даже в самые жаркие месяцы и сразу прогоняет сон. А заяц — большой соня и окончательно просыпается только после умывания. Вот он и повадился бегать по утрам к реке полоскаться вон у той излучины. Прискакал он однажды на заре к своему месту, глаз не открывает, лапу в воду сует, ежится от прохлады и слышит, как кто-то фыркает и сопит. У зайца уши тут же поднялись и глаза открылись без умывания. И видит он: сидит на берегу слон и, позевывая, беседует с бегемотом. Заяц притаился в кустах. Ты ведь знаешь, что это от любопытства у него такие длинные уши. Очень уж любит подслушивать, хотя и знает, что нехорошо.

— Ты, бегемот, самый сильный и красивый среди жителей Нигера, — говорил слон и дружелюбно помахивал хвостом. Бегемот от удовольствия жмурил маленькие глазки и громко сопел.

— А я, — продолжал слон, — самый красивый и сильный среди лесных и саванных зверей. Надо нам объединиться и управлять всем лесным и речным миром.

Бегемот был рад управлять всем миром. В знак согласия и дружбы он пожал своей лапой ногу слону.

У зайца испортилось настроение: от такого союза добра не жди.

Он тут же кинулся предупредить об опасности всех родственников, да перепрыгивая через большой пень, так высоко взлетел в воздух, что у него закружилась голова. В такие минуты у зайцев обычно рождаются умные мысли. Так случилось и сейчас. Поэтому заяц не побежал предупреждать заячье племя об опасности, а завернул в свою нору и принялся искать толстую веревку и там-там. Он обшарил чулан, измазался в пыли и паутине, но ничего не нашел. Тогда он выругал зайчиху и поскакал к знакомой пальмовой мыши. Та дала ему веревку, свой старый тамтам и пожелала зайцу удачи, и он запрыгал к Нигеру в самом бодром настроении. Там в прохладной тине у берега дремал толстокожий бегемот.