XXIX Вот уж лето шло к концу. Туч холодных просинь, Паутина по лицу Предвещали осень. Как-то в дверь чуть рассвело Постучали громко. Встала, сердце обмерло, А в дверях Егорка. Загорелый и худой С сумкой за плечами, Может с золотой рудой, Может быть с камнями. XXX Рада мать. Вернулся сын Жив, здоров, а кроме Никого нет. Он один Счастьем светит в доме. Разожгла печь поскорей, Тесто спозаранку Замесила, во дворе Растопила баньку. В кухне из-под половиц Вынула картошку. Курица снесла яиц. Хватит понемножку. XXXI Приготовила поесть, Стол едой дымился. Сын помылся, зная честь, Сел, перекрестился. За едой он рассказал, Что, найдя случайно Золотой руды развал, Рад необычайно. Хочется забыть совсем Про нужду и бедность, Женится и житием Будет править леность. XXXII «А жениться – то на ком Ты, сынок, собрался?» У Натальи в горле ком Вдруг образовался. На вопрос ее второй — «Звать Любовь» – ответил. И добавил как герой — «Лучшая на свете». «Сватов засылали к ней, Слышала я слухи» — Мать сказала – «От людей Из другой округи». XXXIII Загрустил сперва сынок, А потом стал весел, Будто скинуть тяжесть смог, Замурлыкал песни. День, другой прошел. Егор В Омск уехал к дяде, А Наталья все с тех пор Часто шла к ограде. Чтобы отвести беду, Обращалась к Богу, В доме убралась, в саду, Заглушив тревогу. XXXIV Как-то выдались деньки В октябре как летом. Листьев желтых огоньки Мир залили светом. Утром вышла мать на двор Псу наполнить миску, Кур кормить, убрать весь сор. Божий праздник близко. Бросив взгляд на горный лес, Вдруг залюбовалась. Горка в синеве небес Золотой казалась. XXXV Уловил случайно глаз Рядом с горкой точки, Словно отделились враз От горы кусочки. Точки направлялись к ней И менялись в цвете: Двое белых лошадей В золотой карете. Тихо ахнула она, На карете с горки Хорошо была видна Стать ее Егорки. XXXVI
Сын остановил коней. «Как жива, родная,» — Так здоровался он с ней — «В Омске жизнь другая». Мать Наталья, как стена Побелев, смотрела, А внутри будто струна Толстая гудела. Ввел Егор во двор коней И поставил к дому, Упряжь снял, налил полней Ведра, дал солому. XXXVII После их отвел в сарай, Чтоб не застудились, Отодвинул кур на край. Те вдруг всполошились. У Натальи наконец Улеглось волненье. Может быть помог Творец, Снять оцепененье. Заглянула в уголок, Встав с каретой рядом, А с картины ангелок Смотрит светлым взглядом. XXXVIII На картине благодать: Небо, херувимы, В облаках святая мать С Боженькою-сыном. На другой в дождь и грозу Девочка в опорках Тащит братца – егозу Сзади на закорках. Было шесть картин внутри, Свертки и коробки, Граммофон, ковер и три Книг каких-то стопки. В клетке попугай, пострел, С ярко – желтой грудкой Чуть нахохлившись, смотрел На собачью будку. XXXIX Довелось когда-то ей В Омске быть у брата Тройку или пару дней. Он служил богатым. В это время господа За границей жили. Целый день они тогда По дому бродили. Вещи, что привез Егор, Видела в том доме. Жили краски и ковер В памяти – альбоме. XL Подарил ей для зимы Шубу, шаль, ботинки И с едою из корчмы Полные корзинки. Окорок в желе застыл. Сыр, икра, колбасы. Аппетитный запах плыл От съестных припасов. Мать топила в бане печь Хоть была в тревоге. Пусть сынок с усталых плеч Смоет грязь дороги. |