— Мудрено, мудрено, — бормотал он. — Легче воду снизу на коромыслах таскать! Как наши деды делали… Помню, в старые времена… Эх!

Князь уехал вместе с Парамоном, а Спирька придержал лошадь и приказал:

— Игнат, в усадьбу иди! И ты, Дурында, тоже!

…Во дворе усадьбы, как обычно ночью, было людно и шумно.

Пылала печь в кухне-флигеле: готовила князю обед.

Вышел навстречу солдату Спирька — видно, нарочно поджидал, высматривал.

— Рано пришёл, солдатик, — засипел он, пяля на Игната свои немигающие глазки. — Подожди, пока князь-батюшка откушать изволит. Натощак уж больно он грозен.

— Я тоже, когда голодный, так мне под руку не попадайся! — весело молвил Игнат. — Ладно, доложи, что, мол, солдат являлся да пошёл спать.

— Что ты, что ты! — замахал ладошкой Спирька. — Это ты, солдатик, у себя — как хочешь, а в гостях — как велят. Помни, куда пришёл. Свой обычай и норов за дверью оставляй, к чужим не носи.

— Чужим? — Брови Игната удивлённо поползли вверх. — Так тут же наш край, русский!

— Край-то русский, да дом не твой, — прохрипел Спирька. — Хе-хе, какой барин отыскался! Жди, тебе приказано! А то ночью князь за тобой пошлёт, из избы вытащим!

— Ладно, подожду, — согласился Игнат. — А ты мне загадку пока разгадай. Сколько ни ешь, не убавится, а ещё больше прибавится? Что сие означает?

Спирька закатил глазки, пожевал губами, потом плюнул на землю:

— Тьфу! Только мне и дела твои загадки отгадывать! Да и не может того быть: еда-то всегда меньше становится, ежели её ешь!

Игнат сделал пол-оборота влево и сказал:

— На отгадки ты. Чёрт, слабоват. А вот я пойду на кухню отгадку есть.

— Нет здесь твоей отгадки! — захрипел Спирька. — Меня не проведёшь!

— Раки это! — усмехнулся Игнат и пристукнул своим железным посохом. Раков чем больше ешь, тем больше скорлупы остаётся… Ух, когда раков варят, как положено, так за версту чуешь!.. Дух — как от трав лесных. Вот я рачков-то княжеских и попробую.

— Для тебя, что ли, варят? — захрипел Спирька и метнулся к кухне, словно его подхватил порыв ветра. — Эй, повара! Солдату раков не давать. Если кто его кормить будет, сгною!

— Наговорил столько, что и в шапку не соберёшь, — улыбнулся Игнат. Не спеши, коза, все волки твои будут.

— Сызнова загадка? — насупился Спирька-Чёрт.

— Нет, пословица. — Брови Игната зашевелились, нависли над глазами. А вот тебе и притча.

Как жук свою судьбу узнаёт, ведаешь?

— Нет мне охоты с тобой лясы точить, — пробормотал Спирька, но с места не тронулся.

Игнат вдохнул пряный запах, струящийся от котла, в котором варились раки.

— Так вот, Чёртушко, слушай да смекай… Жук-усач ложится на дорогу, в самую пыль, и лежит там до заката. Ожидает: наступит на него кто или нет? Переедет его колесо телеги или минет? Если жука раздавят — значит, такова его худая судьба. Ежели жив останется — значит, хорошая судьба.

— К чему ты это, солдатик? — Спирька старался заглянуть под брови, разглядеть выражение глаз Игната.

— К тому, что человек не должен глупому жуку уподобляться, — сказал Игнат. — Ждать да догонять — хуже дела нет на свете. Сей момент не повара меня, а я княжеских поваров кормить буду. Кашу сварю из топора. Едал такую?

— Пустое слово как солома: много местом, да мало весом, — пробормотал Спирька.

— Эх, даже топор сварить не знаете как?! Дремучие лапти! Прикажи дать мне котёл с водой да торор, — продолжал Игнат. — Я вам чудо это сотворю!

— Эй, повара! — прохрипел Спирька. — Слыш-ка: дать солдату котёл.

— Воды в котёл налейте, — добавил Игнат. — Воды жалеть — каши не видать. И котелок — вот этот, который поменее.

Игнат поставил котёл на огонь. Спирька покрутился возле, попробовал зачем-то лезвие принесённого для варки топора и засеменил к князю — о солдатской новой выходке рассказывать.

Игнат опустил в котёл с водой топор.

— Что ж из этого выйдет? — спросил один из поваров, старик с большим черпаком в руке.

— Каша, — ответил Игнат, усаживаясь поудобнее на мешок с просом. — А какая — гречневая, овсяная, гороховая, — не ведаю ещё.

Второй повар, молодой парнишка, решетом выбирал из окутанного густым паром котла алых, пылающих, словно маки, раков, клал их на большое блюдо.

— Ух, не раки — жар-птицы! — причмокнул Игнат. — Каковы же они на вкус? Вдруг князю не потрафите — тотчас вас всех в батоги! Помню, после битвы Полтавской мы раков варили, так сам царь Пётр Алексеевич, по прозванию Великий, пробовал и хвалил…

— Как же вы их варили? — насторожился старый повар.

— Секрет! — покрутил ус Игнат. — Ладно, не печалься — помогу. Дай-ка вон того, что без клешни, пробу сниму… Сам знаешь, нет такой птицы, чтобы пела, а не ела.

Рак оказался таким вкусным, что Игнат даже глаза зажмурил от удовольствия.

— Что-то не распробовал, — сказал он, — вроде пересолили вы воду.

— Пересол? — испугался молодой повар. — Да что ты!

А старый повар схватил самого маленького рака, разломил его, понюхал, пососал:

— Нет вроде бы в самый раз.

— А почему этот вот усатый тёмный какой-то? — строго спросил Игнат, кивая на большущего, с громадными усами рака. — Давай-ка его сюда.

— Что с ним? — спросил опасливо молодой повар. — Вроде не снулый он.

— Может, яд в нём? — испуганно произнёс Игнат. — Может, перед тем как его из реки тащили, змея его укусила. А? Князь попробует да и… ох, не сносить вам голов, сердечные мои!

Игнат ловко разделал рака, съел шейку, вкусно причмокивая, обсосал грудку, разгрыз клешни, ни кусочка рачьего мяса не оставил.

— Ежели мне худо станет, — сказал он грустно, — то не поминайте лихом.

— Неужели зелье злое? — Старый повар от страха даже на ногах стоять не мог, присел на дрова.

— Вроде щемит уже, — положил руку на сердце Игнат. — Есть у меня последнее желание… Как у солдата перед сражением. Я вас, может, из беды большой выручил… Ох, щемит. Что ж, для меня дюжину раков пожалеете?

— Что ты, солдатик, что ты! — засуетился старый повар. — Вот тебе, брат, дюжина!

Игнат разделил дюжину раков на всех. Каждому досталось по две пары. Повара и солдат дружно их схрустали.

— Царские раки, — сказал Игнат повеселев. — Распробовал. Хороши.

— Нести их пора князю, — засуетился старый повар. — А то остынут.

— Да эти первые два решета и так уж остыли. — Игнат покрутил ус. Набирай другие — раков хватит. А те, что остыли, мы съедим — не в яму же их! Только караул нужно выставить, чтоб неприятель неприметно не подошёл. Да позвать конюков, псарей, челядь. Пусть раков отведают!

Один из конюхов вышел в караул, прихватив свою долю раков.

Собравшиеся сноровисто расправились с княжеской едой. Игнат от них не отставал — возле него быстро росла куча красной скорлупы.

— Спирька идёт! — сообщил караульный.

Весь рачий сор тотчас же был сметён в яму, присыпан другим мусором, чтобы Чёрт ненароком не приметил.

Прибежал Спирька, побуравил всех своими змеиными глазками, в котёл, где топор варился, заглянул:

— Спеет каша солдатская?

— Не пяль глаз на чужой квас, — сказал Игнат.

— Так я же о тебе хлопочу, — зашипел Спирька, — чтоб не усох ты от голодухи, солдатик,

— Живот уже к спине подтянуло, — вздохнул Игнат. — Ведь домой вечерять я не заходил, с мельницы прямо в усадьбу.

— Все вы любите зубами работать, — усмехнулся Спирька.

— Каков ни есть, а хочется есть, — ответил Игнат и снова вздохнул. Сам добудешь — сыт и будешь.

— Щемит сердце ретивое? — Спирька гордо поправил княжескую бляху на груди. — Ничего, солдатик, авось жив останешься… как тот жук из твоей притчи.