Виктория Рыбакова, по внешнему виду, как представлял Дмитриев «училок младших классов», вовсе на таковую не походила. И очки с толстыми линзами на носу отсутствовали. И волосы на голове не были скручены в тугой жгут… Причёска «училки» оказалась вполне современной: каре. К тому же, как с удовольствием отметил Михаил, Виктория оказалась высокой, с привлекательным бюстом фигуристой особой, чем-то напоминающей древнегреческие статуи богинь.

Вика, в свою очередь, из-под тёмно-русой чёлки, которая тщетно пыталась прикрыть высокий, без единой морщинки, лоб, на Дмитриева смотрела не столь оценивающе. Весёлый, стреляющий взгляд вскользь окатил его с ног до головы, и на лице молодой женщины заиграла светлая, какая-то детская улыбка. Весь вид «училки» говорил о том, что она готова внимательно выслушать «Карлсона», как она мысленно окрестила незнакомца.

«Дай бог, чтобы все учителя были такими оптимистами, при их-то зарплате», – мысленно пробормотал Михаил Юрьевич и тут же перешёл к делу:

– Это из-за меня вам звонил Александр Васильевич. Точнее, по моей просьбе.

Виктория присела на край парты: разговор происходил в её классе.

– Давно не общалась с Васильевичем. Признаться, удивилась, когда услышала его голос. Только не поняла, о чём идёт речь? О каком стихотворении он говорил?

– Вот об этом. – Михаил во второй раз за день извлёк из полиэтиленового пакета альманах «Амур», взятый в областной библиотеке сроком на десять дней. – Вы прислали стихотворение Урманскому. Он его опубликовал на страницах университетского издания…

– Покажите. – Вика быстро перехватила издание, пролистала. Подняла тёмные, как показалось Михаилу, вишнёвого цвета глаза на собеседника. – Действительно, напечатано под моим именем. Но я ничего никому не посылала. И это, – журнал дрогнул в тонких пальцах девушки, – я не писала.

Дмитриев растерянно уставился на учительницу:

– То есть?

– Так и есть. Ничего и никуда я не высылала. Хотя стихотворение мне знакомо. – Девушка захлопнула альманах. – Ошибка! Повторяю: никому и никуда, в том числе и в «Амур», я ничего не посылала. Тем более, чужие стихи, да ещё под своим именем. У меня есть свои, как говорят славяне, допотопные вирши. Собственные. Чужое мне не нужно.

– Стоп! – Михаил бросил пакет на парту. – Вы не посылали, но знаете автора этих строк?

– Нет, не знаю.

– Опять ничего не пойму. Вы же сами только что сказали, будто вам знакомы эти стихи!

– Ну да. – Виктория ещё раз окинула взглядом обложку журнала. – У меня есть это стихотворение. И я его не отсылала. И понятия не имею, кто его автор! Что непонятного?

– Всё непонятно. Ерунда какая-то получается. – Дмитриев еле сдерживался. Трудно общаться с красивыми женщинами, которые знают себе цену. – У вас есть этот стих, но автора вы не знаете.

– Точно! – спокойно отозвалась Вика. Господи, до какой степени эти мужики, иногда, могут быть бестолковыми…. – Он, то есть, как вы выразились, стих, записан в песеннике. Простом, девичьем песеннике. В тетрадке. Понимаете? В клеточку. Когда-то, давным-давно, во времена моего детства, были популярны такие тетрадки – песенники. В них ещё приклеивали вырезанные картинки из открыток. Для красоты. И по ним песни пели. Садились по вечерам и пели…

– Я не идиот и прекрасно знаю, что такое песенник, – «И не так уж красива, эта училка». – И тетрадь с этим стихотворением у вас?

– Была. И не у меня. У тёти. С тётей желаете познакомиться?

– Нет. – Мишка хотел добавить ещё пару слов, но поперхнулся и растерянно посмотрел на обладательницу потрясающих вишнёвых глаз.

– Успокоились? Замечательно. – Виктория аккуратно положила альманах на стол. – А теперь более подробно. Тётке моей, Галке, в тетрадь эти строки написал мой папа. Но он их тоже не сочинял.

– Ваш отец?

– А вы что, сомневаетесь, что у меня может быть папа?

– Да нет. А я могу поговорить с вашим отцом?

Девушка мягко улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Он погиб.

– Простите. Жаль. – Мишка растерялся: «Чёрт, действительно, как-то нелепо складывается разговор».

– Да не стоит просить прощения. Это было давно. К тому же вы не могли про это знать.

– А с мамой? Можно пообщаться с ней? Может, она что-нибудь знает про автора этих строк?

– Вряд ли. – Виктория вторично отрицательно качнула головой. – Сомневаюсь. Она много читает. Но я ни разу не видела в её руках поэтического сборника. А что, для вас это стихотворение имеет большое значение? Или вы мне не верите? А может, это ваше? Точно! – указательный пальчик девушки замаячил перед Мишкиным лицом. – Так в чём проблема? Хотите, сделаю официальное заявление, что это не моё, если все так принципиально.

– Нет, не нужно, – отмахнулся Дмитриев. – Для меня нет разницы, под чьим именем оно напечатано. – Пальцы Михаила пробежались по лицу. – Только странно всё это. Эти строки написал мой отец. Он тоже погиб. Сорок лет назад. Точнее, пропал без вести. От него ничего не осталось. Искали, но так и не смогли найти. Столько лет прошло. И забываться начало. А тут… Как гром среди ясного неба: это чёртово стихотворение в «Амуре». У мамы едва сердечный приступ не случился. Сами понимаете – такое… Даже мне стало не по себе.

Девушка, вздрогнув всем телом, качнулась в сторону. Маленькие ручки с силой вцепились в край стола.

Дмитриев кинулся к учительнице:

– Вам плохо?

– Нет. – Вишнёвые глаза в упор смотрели на Михаила. – Когда погиб ваш отец?

– В шестьдесят девятом. Летом.

– Мой отец тоже в шестьдесят девятом. В экспедиции. На Гилюе.

– Ерунда какая-то…

Дмитриев развернулся всем телом к Виктории. Они ехали в такси в университет, к Урманскому. Вику даже уговаривать не пришлось. Теперь, по дороге в учебное заведение, Михаил хоть как-то пытался проанализировать полученную информацию:

– Получается, стихотворение есть у меня, у вас и, как минимум, у ещё одного человека. И этот человек знает о вашем, Вика, существовании. Одного только наш незнакомец не знал: где вы работаете. Странно. Уж про место работы узнать было проще всего.

– Может, не захотел появляться в отделе образования? – сделала вскользь предположение девушка: все её мысли крутились вокруг того, стоит говорить маме об этой встрече или нет? Снова ворошить старые раны…

Дмитриев быстро прикусил губу: верный признак нервозности:

– Интересно другое: почему Урманскому прислали стихи именно под вашим именем? У вас по этому поводу нет каких-нибудь соображений?

Девушка рассеянно пожала плечами:

– Нет.

– Жалко. – Выдохнул Мишка и спустя минуту неожиданно поинтересовался: – А вы замужем?

– Нет.

– Понятно. А молодой человек имеется? Вам оказывают знаки внимания?

– А вам не кажется, что вы себе слишком много позволяете? – вспыхнула Виктория, сложив руки перед грудью.

Михаил смутился. Вот же нарвался. Ни дать ни взять – слон в посудной лавке.

– Простите, – выдавил он первое, что пришло на ум, и тут же мысленно выругался: «А, собственно, какого чёрта? Я же не в ухажёры к ней напрашиваюсь!» – И перестаньте дуться. Я просто выдвигал гипотезы. Вдруг кто-то из приятелей решил так вас поздравить. Ну, или пошутить.

– Вот и выдвигайте свои гипотезы в свой адрес. – Девушка отвернулась в сторону окна и больше не произнесла ни слова.

Мишка хотел было ответить, но тоже со злостью отвернулся: тоже мне, нашлась принцесса Виктория слегка скосила взгляд в сторону собеседника, улыбнулась: ну вот, хоть пять минут можно будет спокойно обдумать, как себя вести дальше.

«Найдено нечто, напоминающее Атлантиду. Город на дне океана, возможно, находится в тысяче километров от северо-западного побережья Африки»…

«Утро России», 15.02.2011.

Урманский с силой потёр лоб. Да, весёлый выдался денёк, ничего не скажешь.