— Вы правы, — неохотно подтвердил Шель. Он терял уверенность в себе. Визит к этому «магу» не дал ожидаемых результатов, впрочем, он и сам не знал, на что надеялся, при­дя сюда. Все дело казалось то очень простым, то…

— Траубе знал, что я приеду к нему. Разве это не долж­но было повлиять на него положительно и в известной степе­ни успокоить? Почему он покончил с собой почти накануне моего приезда?

— Психопаты часто действуют в состоянии аффекта. Они утрачивают контроль над собой, действуют вопреки нормаль­ной линии поведения и совершают просто ошеломляю­щие поступки. Когда нервное возбуждение проходит, они ча­сто не помнят, что делали, — доктор говорил мягко и убе­дительно.

— Вы хотите сказать, что Леон Траубе забыл о письме, которое он написал мне?

— Это вполне вероятно.

— Но как же он мог забыть о моем приезде, ведь я его предупредил письмом! — не сдавался Шель.

— Идея самоубийства, очевидно, вытеснила из его памя­ти все остальное.

Под смущавшим его взглядом Менке Щель опустил глаза.

— Вы знаете некоего Лютце, доктор? — спросил он, по­молчав.

— Лютце? — в голосе звучало неподдельное изумление. — Алкоголика?

— Вот именно.

— Мне его однажды показали, когда полицейские вели его, абсолютно пьяного, в тюрьму. Лично я с ним не знаком и не собираюсь знакомиться впредь.

— Лютце был хорошим знакомым покойного.

— Разве я отвечаю за знакомства герра Траубе?

— Лютце, бесспорно, пьяница, но, насколько мне извест­но, он в здравом уме. И вот он уверял меня…

— Герр Шель! — резко перебил его Менке. — Я охотно побеседую с вами об обстоятельствах, предшествовавших или сопутствовавших смерти вашего друга; однако я не чувствую себя достаточно компетентным для обсуждения взглядов и убеждений лиц, которые мне не знакомы.

Шель, пораженный его тоном, поднял голову.

— Доктор Менке, ваши доводы четки, ясны и убедитель­ны. Но тем не менее мне кажется, что за трагедией Леона Траубе кроются какие-то невыясненные обстоятельства, непо­средственно связанные с его смертью. К сожалению, мне до сих пор не удалось обнаружить фактов, подтверждающих мои догадки.

— Интуиция? — в вопросе сквозила явная насмешка.

— Шестое чувство, — ответил Шель серьезно, глядя док­тору прямо в глаза.

— Что ж, в вашей профессии оно необходимо. Что вас еще интересует?

Медленно поднимаясь со стула, Шель спросил внезапно:

— Траубе упоминал когда-нибудь о бумагах? Выражение лица Менке изменилось, неподвижные глаза на мгновение закрылись.

— О каких бумагах?

— Документах, справках? Доктор взглянул на Шеля в упор.

— Да. Он говорил не только о бумагах, но и о призраках, которые его терзают, о пламени, испепеляющем душу, о гно­мах, привидениях и темных силах, угрожающих его жизни,— продолжая говорить, Менке встал, обошел стол кругом и остановился рядом с Шелем. — Боюсь, что я не сумел удов­летворить ваше любопытство.

— Напротив, доктор, беседа с вами была на редкость по­учительной и интересной. Благодарю вас за то, что вы по­жертвовали своим драгоценным временем и посвятили меня в тайны медицины.

Они пожали друг другу руки. Направляясь к двери, Шель неожиданно повернулся и спросил;

— В котором часу умер Траубе? Ответ последовал мгновенно:

— Между двенадцатью и часом ночи.

— Спасибо. До свидания!

Выходя из комнаты, Шель почувствовал на себе взгляд холодных, бесцветных глаз. Он содрогнулся…

* * *

Когда Шель нажимал кнопку звонка, солнце уже скры­лось за крышами домов. По безоблачному небу разлилось красное зарево заката. Джонсон протянул навстречу гостю обе руки.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Я уже беспокоился, не перепутал ли ты адрес. Заходи!

Комната, в которую он ввел Шеля, была обставлена до­вольно безвкусно, хотя отдельные предметы представляли, несомненно, большую ценность. Рядом с небольшим роялем стояла горка с хрусталем, статуэтками из дрезденского фар­фора и серебром, за ней — подставка с кактусами. Под ок­нами, вокруг низенького стола — коричневые кожаные кресла. Одну стену занимал низкий длинный книжный шкаф. Судя по корешкам, большинство книг составляли детектив­ные романы. В углу комнаты сверкал экран телевизора. Над роялем висел двухметровой ширины пейзаж, изображаю­щий старинный замок среди скал, на фоне пасмурного неба.

— Располагайся, Ян. Чувствуй себя как дома. Кэрол сей­час выйдет, она была в городе, теперь чистит перышки. Мо­жет быть, ты снимешь пиджак? Здесь жарковато… Нет? — Он придвинул Шелю сигареты и спички. — Что ты делал весь день? Не скучал?

— Нисколько. Напротив, я интересно провел время. Но об этом потом. Расскажи сначала, как прошло твое дело в суде.

— Неважно. Под конец мы сцепились с защитником и швыряли друг в друга параграфами до тех пор, пока судья не отложил слушание дела. Я вернулся домой раньше, чем предполагал.

Джонсон поднял голову. Радостное выражение лица сме­нилось натянутой улыбкой.

— Вот и Кэрол.

Шель встал и с любопытством обернулся.

Жена Джонсона была на редкость красивой женщиной. Зеленое шерстяное платье изящно облегало ее фигуру, под­черкивая стройные бедра. Густые черные локоны окаймляли лицо, синие глаза искрились.

— Ян Шель из Польши. Моя жена Кэрол, — познакомил их Джонсон.

Кэрол, приветливо улыбаясь, протянула свою красивую, маленькую руку. Шель, вспомнив рассказ Джонсона, не мог в душе не признать, что внешность Кэрол, несомненно, при­влекает мужчин. Когда они сели, Джонсон сказал:

— Я вас на минутку оставлю и принесу что-нибудь выпить перед ужином. Тебе шерри, Кэрол, да? А что те­бе, Ян?

— Все равно, Пол. Можно что-нибудь холодное.

— Сейчас. — Выходя из комнаты, он включил телевизор. Кэрол уселась поудобнее, закинув ногу на ногу.

— Вы с Полом давно знакомы?— спросила она.

— Порядком. Мы встретились при обстоятельствах, при­давших нашему знакомству особенное значение.

— Да, Пол рассказывал. — Кэрол с любопытством рас­сматривала гостя. — Вы приехали из Польши?

— Да. Я поляк.

— Немцы не питают к вам особенной симпатии.

— Я думаю, что вы тоже… — Шель смутился и не дого­ворил.

— Немка? О нет! Я родилась и выросла в Швейцарии. Джонсон вернулся с подносом, на котором стояли полные рюмки. Он молча поставил его на стол и принялся нала­живать телевизор.

— Интересно, узнал ли ты Гроссвизен? — спросил он, крутя ручку изображения. — Городок разросся, на месте прежних развалин опять стоят дома, построено много новых кварталов.

— А мне он на расстоянии представлялся гораздо боль­ше. Мне бы хотелось, если позволит время, осмотреть место, где был наш подвал. Там ничего не построили?

— Нет, разбили парк. Ни один из прежних владельцев не объявился, и все те земельные участки перешли в собст­венность государства.

На экране появился оркестр. Играли увертюру к «Кали­фу из Багдада». Джонсон вернулся к столу.

— Давайте выпьем, — предложил он. — Бутылка охлаж­далась три часа.

Они подняли рюмки. Джонсон кивнул на ящичек с си­гаретами:

— Слева тут американские, справа английские.

Шель закурил и обратился к Кэрол:

— Вы не будете возражать, если мы с вашим мужем немного побеседуем о прошлом? Мы затронули утром неко­торые вопросы, но не успели обсудить их до конца.

— Я охотно буду в единственном числе изображать ауди­торию, если вы мне обещаете, что потом мы поговорим на более приятные темы.

— Для Кэрол, — заметил Джонсон, — далекое прошлое всегда ассоциируется с бомбами, трупами и кровопролитием.

— Перестань, ты просто невыносим, — рассердилась Кэрол.

— Я обещаю свести к минимуму разговор о военных пе­реживаниях, — поспешил заверить Шель. — Это теперь уже не так существенно. Меня привело в Гроссвизен другое. Ви­дите ли, нас было трое тогда…

— Кэрол не знала Леона, — перебил его Джонсон.

— А об этом стоит жалеть? — она повернулась к Шелю.