Нам говорят, что китайские пилигримы, объезжавшие Индию в V и VII столетии до Рождества Христова, видели развалины Капилаватты. Но, — возражает Сенар, — по развалинам нельзя видеть, назывался ли разрушенный город Каптлаватту.
Видеть этого, конечно, нельзя, - отвечает ему Ольденберг (стр.99), — но с другой стороны нельзя не придавать значения традициям, сохранившимся об этом городе, и монументам, еще сохранившимся там во время путешествия китайцев. Но самое лучшее подтверждение показаний китайских пилигримов состоит в том, что с одной стороны прямые и непрямые указания Палийских священных книг о положении города, а с другой стороны маршруты посетивших его индусских пилигримов, если их проследить по карте Индии, совершенно совпадают; а кроме того, там, где, по этим показаниям, находилось отечество Будды, и теперь находится речка, носящая то же название (Рогини), как та речка в стране Сакиев, о которой упоминают буддийские традиции. Я полагаю, что невозможно ожидать более сильных доказательств прежнего существования этого рано погибшего города.
Однако, как бы ни казались убедительными проф. Ольденбергу эти его доводы, они никак не объясняют, почему же такое замечательное место было потом забыто, тогда как какая-то черная речонка еще сохранила свое имя? Почему ни археолог Кунингем, ни Карлейль в поисках на ней развалин не нашли ни их, ни воспоминаний об этом городе у туземцев.
Мать Будды, Майя тоже, благодаря своему выразительному имени, сделалась значительной для критики. По мнению Сенара, Майя, умирающая через несколько минут после рождения своего сына, есть утренний туман, исчезающий под лучами утреннего солнца.
А не проще ли думать, что это евангельская Мария?
Самое слово Сакья – значит могучий, другими словами, маг, и тогда Сакья-Муни будет значить Мудрый Маг,[99] а относительно города Капилаватту, где он родился, можно еще сказать, что он совершенно неизвестен в браманской литературе, хотя в одном древнем буддийском диалоге о нем и говорится, как о богатом населенном месте, в узких улицах которого теснились слоны, повозки, лошади и люди. Его имя пробовали переводить как «Красное место» и вот, делает из этого вывод Ольденберг (стр. 105) – совершено достаточно для объяснения имени Капилаватту, если принять во внимание, что наводнения производили изменения земной поверхности в течение периода, большего 2000 лет.
Что может быть убедительнее такого доказательства?
«Тут были, – фантазирует далее автор, — и тенистые сады с прудами, на плавучих цветниках которых цветки лотоса блестели в солнечном свете и вечером далеко распространяли свое благоухание. Тут были и загородные парки, куда отправлялись кавалькады на слонах, где вдали от шума городского в тени высоких густолиственных манго и тамаринд царили покой и уединение (стр. 106)».
«Нам известно, — продолжает он далее, — что будущий Будда был женат, неизвестно только на одной или на нескольких женщинах, и что у него был сын Рагула, который позже сделался членом его духовного ордена. Эти указания мы можем считать тем более верными, что тенденция творцов предания состояла бы скорее в том, чтобы скрыть брак будущего Будды, чем в том, чтобы выдумать несуществующий брак. Очевидно, что тут мы имеем дело с фактами, а не с выдумкой.
Но кто может знать о том, в какой форме приникло к нему направление той эпохи, заставлявшее тогда и мужчин и женщин оставлять свои дома и вести монашескую жизнь?
Священные тексты, в замечательно простых образах указывают нам это, — говорит Ольденберг, верящий в историческое существование Будды. Вот слова его самого:
«Каким богатством, ученики, был я одарен и в каком величии жил я. И вот пробудилась во мне такая мысль; невежественный обыкновенный человек, подверженный старости и несвободный от силы ее, чувствует недовольство, ужас и отвращение, когда он видит другого в старости. Я тоже подвержен старости и не свободен от силы ее. Должен ли я, человек, подверженный старости и несвободный от силы ее, чувствовать недовольство, ужас и отвращение, когда я вижу другого в старости? Это мне не нравилось, и когда я так думал про себя, о, ученики мои, то у меня пропадали все радость и веселье, свойственные юности. Невежественный, обыкновенный человек, хотя он и сам подвержен болезни и не свободен от силы ее», — и так далее – то же самое, что говорилось относительно старости и молодости, повторяется относительно болезни и здоровья, и потом относительно смерти и жизни. «Когда я, о, ученики, — таким образом кончается это место, — так думал про себя, пропала у меня вся жизненная радость, присущая жизни». И вот он бросил все в 26-летнем возрасте. Но почему же не делают того же самого и все богатые и знатные юноши, несмотря на все буддийские и евангельские призывы?
Все это бесплодные фантазии и мы никогда ничего не поймем в развитии монашества до тех пор, пока не признаем, что это бегство одного пола от другого могла вызвать только повальная венерическая болезнь, от беспорядочного конкубината женщин с духовенством на религиозных торжествах. В обычной жизни ему мешало естественно развившееся чувство ревности мужа к жене и жены к мужу, тоже развившееся не без причин, а как средство сохранения человеческого рода, противодействующее распространению венерических болезней. Возникшее затем при первом начале христианства, т.е. освященства, представление о святости помазанного на духовную власть духовенства и внушенное им этим населению представления, что <…………………………> для жен и дочерей, то же самое, как при обряде причащения у христиан, восприятие в себя самой божественной сущности, нарушило действие естественного чувства собственности жены на мужа и мужа на жену, и как и следовало ожидать, привело к губительным для человеческого рода последствиям. Только этим и может быть объяснен тот факт, что в обоих посвященических религиях обет безбрачия обязателен для всякого посвящаемого, а говорится смягченно, «что епископ должен быть мужем только одной жены» (Апостол Павел).
Но население заметило, наконец, что скверные болезни распространяются, главным образом, у него после служения их жен «почитаемой богине» (Венере по-латыни), по-видимому, первично отождествляемой с самой яркой звездой, всегда сопровождающей солнце, хотя потом представление о ней, как во сне, на который похоже все мифическое творчество, богиня эта стала отождествляться то с созвездием Девы, то с девой Марией, имя которой ни в каком случае нельзя переводить «горькая», как делают с еврейского, оно должно происходить от итальянского слова «Марина» – морская, так как Венера и считалась вышедшею утром из пены морских волн, что между прочим указывает на то, что культ ее первоначально возник в Мессине или в Сиракузах, где Венера, а также созвездие Девы, действительно выходят всегда из моря. Значит, заключило население, этот культ ненавистен богоматери.
Как антитезис его первоначального разврата, от него начали требовать монашеской жизни, почему автор Апокалипсиса и называет первичную византийско-ромейскую церковь матерью блудников. Само духовенство, видя, что его заболевания происходят от отдающихся им, начало считать всех женщин сосудами всякой скверны. И убегать от них, как от сатаны-искусителя. Историки-протоколисты, которых не мало и теперь, конечно, меня спросят: в каком старинном документе вы вычитали все это? А я отвечу на это, даже не ссылаясь на Апокалипсис: история народов, не освещенных соображениями общего характера о причинности ее явлений, похожа на человека без головы. Необходимо не только протоколировать, но и обдумывать все события совершающиеся и совершавшиеся в истории человечества, как естествоиспытатель обдумывает все явления происходящие и считает свое дело закончившимся лишь тогда, когда ясно понял их причинность.
А с этой точки зрения и на будущее нельзя смотреть иначе, как на восточный отпрыск византийско-ромейского апокалиптического христианства. Знаменитое дерево Будды, где получил он свое откровение, пересажено туда с балканского полуострова и дало там только новые ветви.
