Рассуждая таким образом, мы легко приходим к выводу, что и буддизм возник довольно поздно, как будто даже не ранее крестовых походов. Все его последователи считают, что он возник уже при полном развитии брамаизма, по таким же причинам, как и протестантизм в недрах католицизма, и с этим нельзя не согласиться.

Что такое значит буддист? И это слово идет от славянского корня — от глагола будить — и значит, пробужденный. Европейские ученые, стремясь придать восточным вероучениям глубоко философский характер, толкуют это слово в смысле пробужденного к умственной жизни. Но это едва ли так. В тех же славянских языках, с которых так много взято азиатских религиозных терминов, называют умершего усопший, т.е. уснувший, а потому и слово пробужденный скорее всего здесь нужно понимать в смысле воскресшего из мертвых. И мы действительно видим, что в буддизме под этим словом понимается перевоплощение в новое тело после смерти, т.е. воскресение в новой личности после пребывания более или менее долго в нирване, т.е. царстве успокоения, царстве покойников. Первоначальная идея христианского вероучения о единственном чудесном воскресении одного человека, эволюционировало здесь уже в многократные воскресения многих лиц, обладающих достаточной святостью, воскресший и сам (Будда), он же Кришна-Хистос этой религии воскресает и умирает без конца в виде Тибетских далай-лам.

С этими необходимыми предупреждениями о низком уровне прошлых азиатских культур, не давших миру ни одного выдающегося ученого, вплоть до XIX века нашей эры, и о заимствовании ими от европейцев-христиан почти всех важнейших достижений даже и в области религиозной мысли, которую они только исказили, я перехожу к дальнейшему исследованию в котором, к сожалению, мне снова приходится разойтись в своих выводах с уже сложившимися представлениями как наших теологов, так и идущих за ними ориенталистов.

Так поведал нам когда-то один из действующих лиц в драме Шекспира «Гамлет», но на его предупреждение до сих пор не было обращено должного внимания, хотя и следовало бы обратить не раз.

Вот, например, какому-нибудь из современных нам этнографов привиделось даже во сне, что среди людей, живущих теперь на нашей земле, не все настоящие люди, а есть и такие, которые только приняли вид людей, а при ближайшем рассмотрении оказываются спустившимися к нам небожителями совсем другой породы, чем мы? Правда, христианские теологи уже предупреждали нас, что таким существом был Христос, и что, хотя он и умер почти две тысячи лет назад, но снова возвратится в человеческом виде и будет царствовать на земле 1000 лет, хотя почему-то и медлит. И вот, оказывается, что такие именно возвращенцы с того света уже не малочисленны теперь среди земных людей, но посылаются они почему-то исключительно на малодоступных для наших ученых плоскогорьях внутренней Азии и исключительно в мужской форме. Их видят и слышат там все желающие, они учат нас тому же, чему учил по словам евангелиста Матвея, и Христос в своей нагорной проповеди и в беседах с учениками, и не имеют ни малейшего физического влечения к женщинам как, если верить евангелиям, не имел их и учитель. Уж не сам ли это евангельский Христос, ставши единым, уже не в трех, а во множестве лиц?

Называют там этих отраженцев хубилханами[2] и они занимают в средней Азии высшие священнические должности. Их даже несколько степеней, главнейшею из которых являются Будители, по-тибетски Буды (или, по европейской транскрипции, Будды), такой же квалификации, как и евангельский Христос.

Такого рода Будд (Христов) насчитывают очень много. Они, по великому милосердию ко всем одушевленным существам и благу им доставляемому, уподобляются родителям, пекущимся о своих детях, — восходящему солнцу премудрости, всех озаряющему и т.д. Они всеведущи: все прошедшее и будущее знают наравне с настоящим. Нет ни одной сокровеннейшей мысли, которая могла бы быть неизвестною Воистину-Пришедшему (Будде-Христу); ибо он, посредством высочайшей мудрости видит все во всех странах, как в зеркале. Зная все без исключения деяния существ, преимущественно деяния, соответствующие его мысли, он готов немедленно предстать в виде руководителя для избавления от Сансары. Воистину-Пришедший не чувствует ни малейшей радости при виде богатства или благосостояния тварей, ни печали при виде бедности; но коль скоро узрит дело правды, тотчас с беспредельной любовью поспешает пособить им.

Не стесняемые временем, Будды (Христы) не подлежат закону о переселении душ, но могут являться в нашем телесном мире (Сансаре), принимать на себя по собственному произволу различные обманчивые виды материи, под именем воплощенных (Мануши-Будда) действуют по непреложным законам бога-предупредителя для пользы органических существ, не имея другой цели, кроме освобождения их от уз телесного мира, в котором твари, среди волн страстей и приманок плоти, без руководителя часто погибают. Потому «одушевленные существа должны искать Воистину-Пришедшего (Будду-Христа) и приобретя в нем надежного руководителя, не оставлять божественного намерения, творить бесчисленные добрые дела для скорейшего освобождения себя от уз телесного мира».

Отсюда видно, что по среднеазиатским представлениям евангельский бог сын приходит в этот мир уже не раз, как у христиан, а много раз, и даже не в одном, а во многих индивидуальностях одновременно и цель его прихода всегда была та же самая, как и у евангельского Христа.

Так кто же у кого заимствовал всю эту идеологию? Буддисты ли у христиан, или наоборот?

Вопрос решить не трудно, если мы отрешимся от внушений, и будем класть в основу законы здравого смысла.

Всякий миф с течением времени разрастается и усложняется, а не упрощается и сокращается, а потому и буддийская теология и связанная с нею космогония должна быть следующей стадией развития христианской, а не наоборот. А считать эти религии за развивающиеся самостоятельно и независимо друг от друга невозможно в виду общности многих деталей, каков прежде всего противоестественный целибат духовенства, а затем и ряд других общих черт. Ведь и самое выражение «воистину пришедший» есть только перефразировка христианского пасхального приветствия: «воистину воскрес!». А идея о переселении душ находит свой зародыш в евангелии Иоанна, автор которого, как видно из его последних строк, считал себя перевоплощенцем души непосредственного «ученика Христова», каким он с современной точки зрения, никогда не был, потому что и сам его «Христос» в том виде, каким его изображает автор евангелия Иоанна, не мог никогда существовать.

Итак, учение буддизма по всей его видимости, есть лишь позднейшая стадия развития апокалиптического и даже более позднего евангельского христианства, а следовательно, не спустилось, как воображают ориенталисты, с вершин Гималайских гор в дохристианский период времени, а пришло в Среднюю Азию из Европы с христианскими миссионерами, причем первоначальные детали были доведены до утрировки, особенно под влиянием индусских пандитов. Начавшись после приобщения Индии, сначала к французской, потом к Великобританской культуре, т.е. не ранее начала XVIII века нашей эры, этот процесс утрировки христианства среди невежественных масс и его приспособления к европейской философии среди более культурных слоев, по-видимому, продолжается вплоть до последнего времени и сделал наконец индусскую философию как бы завершением классической европейской. Французский философ-эклектик первой половины XIX века Виктор Кузен имел полное право сказать:

«Индийская философия так обширна, что в ней перекрещиваются все философские (конечно, только идеалистические) системы, это целый философский мир, и можно сказать, что индийская философия — это резюме всей истории философии.»[3]