Люс надеялась, что Брюно, как обычно, быстро заснет и она сможет позже отправиться к Морису. Но Брюно, снова вступив в права собственности, закурил одну сигарету, за ней другую и принялся сыпать сарказмами по поводу их жизни на ферме. Лежа неподвижно рядом с ним, она только шептала: «Да… да… да…», затем сделала вид, что заснула. И все это время в глазах у нее стояли слезы.
После вечернего туалета Диана и Лоик улеглись в одной кровати: все целомудренные предложения Лоика о том, что ей лучше бы спать на кровати, а ему – на матрасе, встретили лишь грубый смех Дианы, заявившей, что все это – глупые условности. Образ «горячей дамочки», к которому прибег досточтимый Фердинан, на секунду взволновал Лоика, но он без труда избавился от этого наваждения, потому что намазанная кремом для снятия косметики и закутанная из-за сырости в три халата Диана явно не понимала, как мало в ней эротического в этот вечер.
Лежа в темноте, они вполголоса обменивались впечатлениями о прошедшем дне, но затем Диана громко расхохоталась, вспомнив о Никуда-Не-Пойду и о его сигаретах. Они уже дремали, когда заскрипели ставни и открылось окно. Секундой позже Лоик ощутил прикосновение охотничьего ружья к своей шее, и хриплый голос приказал ему встать.
Дожидаясь в сарае Люс, Морис Анри выпил много столового вина и сливовой водки. Не дождавшись ее, он почувствовал приступ ярости и страсти, чему к тому же способствовал алкоголь, и, сорвав со стены в большой комнате ружье, устремился в комнату своего соперника, который, как он считал, насилует его любовницу. Он и представить себе не мог, что Люс в области любовных отношений придерживалась принципа примиренчества в сочетании с высоким чувством долга.
Морис наставил ружье на мужскую фигуру, мирно укрытую одеялом, придя в еще большую ярость, потому что это спокойствие подсказывало ему, что он прибыл слишком поздно.
– Молчи, дерьмо! – прошептал он. – Молчи, сволочь! – При этом он подталкивал Лоика в ухо стволом, а тот, ошарашенный, полностью повиновался ему, если не считать робких возражений: «Но за что?.. За что?..» – но это не могло спасти его.
Повернувшись на шум, Диана с ужасом смотрела на черную тень, внезапно возникшую между окном и кроватью. Она различила, как в смутном свете ночи блеснуло оружие, выпученные глаза Лоика, затем как он встал, а незнакомец все шептал ему на ухо какие-то приказания и оскорблял его… Кошмар! Настоящий кошмар! Их бомбили самолеты, их лошади понесли, их насиловали местные сумасшедшие, а сейчас какие-то преступники угрожают им оружием посреди ночи! Забавно, но ей ни на секунду не пришло в голову, что это мог быть Морис, впрочем, она не знала, что он любовник Люс, поэтому она приписывала ему только неразделенную страсть, но уж никак не преступные желания или преступную ревность.
Уткнувшись в подушку, она лязгала зубами, удивляясь, что убийца не заметил ее, и благословляла небо за эту слепоту, не забывая, однако, сожалеть о бедном Лоике. А он так хорошо выглядел в эти дни!.. Был таким веселым!.. Стоило прослужить всю свою жизнь на набережной Орсе, чтобы в конце концов тебя убили какие-то допотопные аборигены! Что они будут делать с ним? Может, жечь ему ступни, чтобы он сказал им, где спрятаны их деньги и драгоценности? Несмотря на темноту, Диана бросила взгляд в сторону печки, внутри которой она спрятала свою шкатулку, как только они приехали. Конечно, Лоик не знал, где ее тайник. Но если ему будут жечь ступни на ее глазах, что тогда делать? Она будет обязана все рассказать! Да полно, неужели она действительно обязана будет все рассказать? В этой области условностей не существовало. Впрочем, условности вообще перестали существовать с того самого дня, как они сюда приехали.
Разумеется, в доме были Брюно и Морис Анри. Но как предупредить их?
Из большой комнаты до нее донесся слабый звук голосов. Она встала, дрожа, надела четвертый халат и скользнула в коридор. У нее болели уши, потому что она прислушивалась, словно сеттер. Наконец она уловила фразу, произнесенную Лоиком; ее поразило спокойствие, с которым он произнес ее, но затем до нее дошел и смысл сказанного: «Уверяю вас, Морис, это просто смешно! Я уверен, что Л… что ничего не произошло!»
– Мда! Но я сам хочу убедиться! Я пойду и посмотрю, спит ли этот Брюно.
Тут Диана узнала голос Мориса. Внезапно она все поняла и, красная от ярости, вошла в кухню.
Мужчины сидели подле огня, рядом с ними на полу стояли бутылка вина, два стакана и лежало охотничье ружье.
– Боже мой, Диана! Как вы напугали меня! – глупо произнес Лоик. – В такой час…
– Зато я совсем не испугалась, когда в такой час увидела, что на моего соседа наставляют ружье и он исчезает в коридоре, – да мне от этого ни жарко, ни холодно!
– А, так, значит, вы все видели? А я подумал, что вы спите… – сказал Лоик добродушно, что еще больше разозлило Диану.
– Нет, я не спала… я все видела… Но с меня достаточно!.. В таких условиях совершенно невозможно спать!.. Я безумно волновалась за вас!.. Что это вам взбрело в голову, Морис?
– Он подумал, что рядом с вами спит Брюно, – сказал Лоик.
– Брюно?.. Брюно!.. Вот так так! У этого молодого человека странные представления о нашей жизни! Скажите на милость, что я в моем возрасте могла делать в одной постели с Брюно? Явно, бред вашего Я-Вернусь заразителен! Ну почему все так хотят, чтобы у меня были какие-то скабрезные отношения с этим альфонсом ценой в три франка? Просто уму непостижимо!..
При этом она без устали расхаживала по комнате.
– Но… но… но… – бормотали мужчины, глядя на эту фурию, которую, несмотря на ее худобу, четыре надетых халата делали похожей на Толстопуза на тренировке.
– Я неверно выразил свою мысль, – наконец выдавил из себя Лоик. – Он принял вас за Люс.
– Меня?.. За Люс?
Она недоверчиво смотрела на Мориса Анри, чувствуя себя некоторым образом польщенной.
– В темноте, – сказал Лоик, – это вполне простительно.
– Ну уж нет! Нет! – крикнула она. – Нет, это вовсе не простительно! С каких это пор принято врываться ночью в комнату, где спят люди, с ружьем? Не из-за того ли, что здесь темно, вы играете в харчевню семьи Адре, а, Морис Анри?
– Харчевня семьи Адре? – переспросил Морис. – Я таких не знаю.
– Это – образное выражение. Оставьте, Морис! Представьте себе, моя дорогая Диана, что Морис, естественно без всяких задних мыслей, ревнует Люс и что…
– Без всяких задних мыслей… да вы смеетесь надо мной?
– Мне нравится Люс, – сказал вдруг Морис. – И потом… она же сама была согласна… и я подумал, что этой ночью… мы встретимся… в общем… в том же месте и сможем задержаться подольше…
– Естественно, без всяких задних мыслей, – повторила Диана, бросая презрительный взгляд на Лоика, который в смущении отвел глаза.
– Мне наплевать! Я не хочу, чтобы ваш Брюно приставал к ней! Этой ночью я всего-навсего хотел поговорить с Люс наедине! И продолжаю хотеть до сих пор!
– Это кажется мне довольно трудным дельцем, – начал Лоик, взяв в свою очередь стакан вина, потому что за это время Морис почти опорожнил бутылку, что явно еще больше возбудило его.
Перехватив взгляд Лоика, Диана схватила стакан Мориса, который он, в очередной раз опустошив, поставил на стол.
– Позвольте, – сказала она, – я умираю от жажды.
Наполнив стакан, она выпила его одним глотком, не забыв подмигнуть Лоику, что должно было означать: «Хватит с него!», но ее удовлетворенный вид мог также означать, и это было более вероятно: «А вот мне-то как раз не повредит!»
Тем временем обычно добродушные глаза Мориса Анри, глаза счастливого человека, довольного жизнью, наливались кровью (или красным вином), и он по очереди пристально вглядывался то в Лоика, то в Диану, в нем росло смутное ожесточение, что их очень тревожило.
– Что я тут могу поделать? – спросила Диана. – В конце концов… они же спят, правда, Лоик?..
Она не знала, на чем остановить свой выбор: сказать, что между Брюно и Люс дружеские, платонические отношения, это успокоит крестьянина, но одновременно развяжет ему руки, и он отправится будить свою возлюбленную; или объявить ему о его несчастливой участи, рискуя вызвать его ярость, а это может привести к тому, что он ринется с ружьем в руках в комнату, где спят любовники. Диана бросила взгляд на Лоика, но тот, казалось, окаменел. Нужно признать, что после пережитых пяти минут с приставленным к уху ружьем он почему-то стал равнодушным к дальнейшей судьбе Брюно. Кровь в его жилах только начала оттаивать. Счастье еще, что с ним не приключился сердечный приступ! Впрочем, не только сегодня, но и в прошедшие три дня!
