— Может, ты спать хочешь? — спрашивала меня бабушка.

— Мне что-то страшно, — отвечал я и еще ближе продвигался к ней, при этом еще шире открывая глаза на тени, что бегали по стене мельницы, сложенной из речного камня, украшенной разбросанными то тут, то там сетями паутины, слегка припудренными мучной пылью.

— Прочитай молитвы, чтобы шайтан не добрался до тебя — Къулгьу Аллагьу ахIадун, Аллагьу самадун… — начинала она.

Днем поднимаешься чуть выше мельницы, местечко Квабала, глинистая, влажная земля, и там же журчание небольшого ручейка. Строишь от ручейка водоотвод, водопады, под ними мастеришь вертушки, затем плотину из лоскутков глинистой почвы с растительностью. Было. Были друзья — ровесники. Как-то мы втроем — Магомед, ныне покойный сын дяди Амира, Магомедрасул — сын дяди Газидибира в районе лесной опушки Каращи[3] пасли то ишаков, то коров. День был противный, — моросил дождь, периодически и лес, и всю долину окутывал густой туман. К вечеру мы стали зябнуть. Собрались у озера Каращи. Вдруг Магомед говорит Магомедрасулу:

— Сможешь прямо сейчас в таком же виде прыгнуть в озеро?

— А ты прыгнешь?

— Давай сначала ты.

— Давай тогда вместе прыгнем, — говорит Магомедрасул.

— Ты же здоровее меня, давай ты, а я вслед за тобой.

На Магомедрасуле был тяжелый брезентовый плащ, огромные, скорее папины кирзовые сапоги, пара брюк, папаха. Оба они встали на край плотины и начали готовиться к прыжку.

— Ребята, вы с ума сошли. Нам бы костер разжечь и погреться.

— Надо же, чтобы на старости лет было что вспомнить, — убедил Магомед в серьезности намерения и… Магомедрасул плюхнул в воду. А Магомед, развернувшись на 180 градусов, сказав «Ну и дурак же ты!», стал бежать в сторону села, ибо он знал, каково ему будет за этот обман, если он попадется под горячую руку Магомедрасула. Магомедрасул сохранил навсегда в себе верность данному слову, клятве, искренность и честность по отношению ко всем, кто его окружал. Не раз его бросала судьба и в холод, и в грязь, но вера в нем лишь крепилась, во всех ситуациях его сопровождал крепкий Иман[4].

Мама зовет на завтрак. Планируем поездку в Тлондода. Опять заходит разговор о неприятном. О боевиках в с. Эчеда. Родителей я инструктирую, как себя вести в случае наихудшего. Советую подняться в Тлондода, что в 13 км от райцентра Агвали и выше. Но если по каким либо причинам не смогут добраться в Тлондода, и начнет «работать» авиация — в подвал. Мама на чем свет стоит начинает ругать тех, кто окопался в Эчеда, я объясняю старикам, что война не им нужна, но они, — те, кто в Эчеда, сами того не понимая, готовят почву для широкомасштабной войны на Кавказе. Мама никак не хочет понять то, что не сегодня, так завтра начнется война. Как всегда ругает меня, что я несу глупости, по крайней мере, — каркаю. «И обесценивание денег ты накаркал, и этот хаос ты накаркал, и развал партии с государством первым нам ты говорил, ни от кого мы еще не слышали. Прекрати болтать, может и не будет ничего подобного! Твой язык только беды нам приносит, замолчи!» Если бы это было так, я согласен был бы стать глухонемым на всю оставшуюся жизнь…

Решили на отдых с шашлыками подняться в Тлондода. Но сначала поехать в Инхоквари за природной минеральной водой. Отец, ссылаясь на плохое самочувствие, отказывается ехать в Тлондода. «Я за скотом присмотрю и останусь в Агвали. Вы езжайте, отдохните». Но в Инхоквари отца мы вытащили. Поехали всей семьей, кроме матери. По пути из Инхоквари мы с братом решили заехать в лагерь боевиков, возглавляемый Магомедом Аслудиновым, наводившим страх на местное и республиканское руководство вот уже почти месяц. Через час езды мы уже у источника минеральной воды Инхоквари. Оставив машину на дороге, спускаемся по отвесной скале. Здесь споткнувшись, можно скатиться прямо в горный бурлящий поток реки, что кажется под твоими ногами, но в метрах 20–30. Боюсь за детей. Спускаясь вниз, держу детей за руки, а они жалобно кричат: «Папа, не жми так сильно руку, больно!» Спускаясь, вспоминаю и начало восьмидесятых, когда точно так же, сжимая в руке детские руки, шли мы этими же тропами к той же воде. С детьми другими. Уже повзрослевшими. Как с ними тоже собирали хворост, зажигали костер на Инхокваринском Майдане,[5] жарили шашлыки, лазили по горам, но без всякой мысли о предстоящей грозе. Шарипу было девять, а Саиду — шесть.

Отец наполняет пластиковые двухлитровые бутылки минеральной водой, я закручиваю пробки. Шарип уносит бутылки к машине. Дети с Сакинат стоят на пятачке возле источника, я же не свожу глаз с них, не знаю, вроде за Сакинат-то чего волноваться, но и ее предупреждаю о необходимости осторожности, ибо в 2–3 метрах от нас пропасть. Мощный поток водопада извергается из жерла, окруженного разнородной зеленью в 3–4 метрах выше нас и падает у наших ног. Разговаривая друг с другом, мы вынуждены кричать со всей силой, чтобы перейти шумовой барьер водопада. Струя минеральной воды течет фонтаном. На вкус вода напоминает боржоми, но более солоновата и более газирована. И вода течет круглые сутки. Возвращаясь в общий водоворот природы. Не принося ни копейки дохода местному населению. В прошлом году приезжали предприниматели с Хунзаха, с Хасавюрта, с Гумбета, наполняли такие же пластиковые бутылки целыми КАМАЗами, увозили на равнину (г. Хасавюрт, Махачкалу) и продавали эту воду по 6–8 руб. за 2 л. Местные же не могли пробраться к источнику, пока КАМАЗ приезжего не наполнится бутылками. Доходило до драк. В этом году мало кто решается приехать из-за мятежников. Потому мы без всякой потери времени наполнили всю посуду и двинулись обратно. В паре километров от источника мост, через который во время аварии я перелетел через реку и получил тяжелую травму в 1979 г. и после чего мама не одобряла мои поездки????? е�������е? d�? м горная дорога разветвляется: прямо — в Агвали и далее в Махачкалу, влево — в Эчеда. После Эчеда автодороге конец, тропы же ведут к югу — в Грузию, а к северо-западу — в Ичкерию. Из Чечни и пришли боевики в Эчеда. Сворачиваем влево. Шарип шутит: «Сакинат, давай договоримся с Аслудиновым, что ты перевязываешь зеленую ленту на лбу и берешь в руки пулемет или гранатомет, а мы тебя снимаем». «Ради бога, — отвечает Сакинат, стану боевичкой, можете и на телевидение дать кадры». Да. Мы могли еще шутить…

Последние два месяца, начиная с конца мая, в районе начали появляться вооруженные боевики. В основном это жители Цумадинского района или выходцы из Цумада, которые ранее переселились на приморскую плоскость Дагестана. Они приняли учение фундаментального Ислама. Быстрому распространению среди них этого учения способствовало и то, что идейным руководителем дагестанских фундаменталистов являлся их земляк Амир Багаудин Магомедов. Деградированные коррупцией и морально разложившиеся чиновники из руководства Дагестана не смогли идейно противостоять фундаментализму. Примитивная до детской наивности ложь мафиозных пропагандистов была безрезультатна. Это свидетельствовало о том, что в Дагестане процент посткоммунистического идиотизма сокращается.

Бездарные руководители республики начали бороться с религиозной идеологией привычными топорными методами — репрессиями, гонениями. Тогда начался массовый исход инакомыслящих в Ичкерию. Это была очередной и особо опасной глупостью правящих чиновников. Если бы они обладали элементарными историческими знаниями и зачатками интеллекта, то должны были знать, к чему это приведет и чем это кончится. «За десять дней до войны в Дагестане мною была написана записка на имя С. Степашина о том, что срочно надо любым способом вытащить из Чечни Хачилаева, Адалло, Багаудина, тысячи дагестанцев. Ноль внимания. 20 июля даю интервью «Новым известиям», где на вопрос корреспондента: «Не пугает ли Вас чеченизация Дагестана?», я отвечаю: «Меня больше беспокоит дагестанизация Чечни». (Р. Абдулатипов., из статьи «Что такое невежество и как с ним бороться?».)