Однако отбросить эсэсовцев не удалось. Пришлось занять оборону. Иссякли боеприпасы, на исходе были последние продукты. Таяли силы партизан. В этой крайне напряженной обстановке партизанский центр принимает решение: рассредоточившись, прорвать оборону врага, выйти из блокируемого леса. Главное — сохранить людей.

Отряд разделился на несколько групп. Направление движения на Барановский лес к северу от Вадинского массива.

Сумерки окутывают лес. Фашисты боятся темноты и до рассвета прекращают движение. Лишь автоматные очереди да одиночные выстрелы нарушают тишину. Ракеты полосуют ночное небо, вырывая из мрака деревья.

Последние слова прощанья. Сформированы группы прорыва. Группа Горских идет цепочкой. Шменкель — сзади, недалеко от Филиппова.

Поднялась пурга. Она наметает сугробы, хоронит под ними извилистые зимники. Идти становится все тяжелее. Но партизаны не сетуют: в этом снежном хороводе — спасение. Без единого выстрела прошли они линию охранения, другую…

Еще несколько часов. Пересекли овражистую равнину. Кустарник. Люди устали, многие в изнеможении падают. Идти дальше нельзя. Придется здесь ночевать, замаскировавшись и зарывшись в снег.

Проснувшись утром, не верят глазам: леса нет.

Они находятся в ольховой поросли, заполнившей лощину между двумя деревнями. Не надо и бинокля, чтобы увидеть, как много серо-зеленых шинелей там, на обоих пригорках.

Весь день провели партизаны, лежа в снегу, почти без движения. Ночью снялись, ушли подальше от опасного места. Шли все вместе, ободряя друг друга, поддерживая ослабевших. И вдруг на самых подступах к Барановскому лесу напоролись на большую колонну фашистов. После ожесточенной перестрелки партизанам удалось пересечь дорогу.

Наконец достигнут намеченный район. Собрались вместе разрозненные группы.

— А где Шменкель? — спросил у партизан командир группы Горских.

Кто-то вспомнил:

— Он прикрывал группу. Наверно, погиб.

— Скорее всего замерз, он ведь к нашей зиме непривычный.

Оба пулеметчика — Фриц Шменкель и его второй номер пропали без вести. О них уже стали говорить, как о погибших. Те, кто пережил эту суровую блокаду, знали, что стоило на тридцатиградусном морозе пробыть даже один день, поэтому особых иллюзий на этот счет никто не питал…

…Но Шменкель с товарищем не погибли.

До полной темноты они оставались на своей позиции у пулемета.

— Ваня, — полушепотом позвал Шменкеля Михаил, когда стихли последние выстрелы, — где ты?

— Здесь я.

— Давай-ка определим, где мы находимся?

Из-за леса лишь виден небольшой кусок неба. Луна еще не взошла, звезды светятся особенно ярко.

— Без Медведицы не найти, — сокрушается Михаил, — надо отыскать полянку, чтобы кругозор был шире.

Шли с четверть часа, пока не расступились деревья.

— Вот она, Большая Медведица, смотри Ваня! — Михаил рукой разрезает над головой воздух. — Вот по этим двум крайним звездам от ковша прочерти прямую линию и прямо наткнешься на хвост Малой Медведицы. Это и есть Полярная звезда.

— Норд, — коротко бросает Шменкель.

— Да, норд. Там он. — Михаил становится лицом на север. — Стало быть, Барановский лес в этой стороне. Туда мы и пойдем…

Длинным и изнурительным был этот путь. Обрадовались, когда ноги почувствовали твердь укатанного полозьями снега… А мороз злился, крепчал.

— Миша, — обращается Шменкель к товарищу, — надо отдыхать.

— Опасная эта штука, Ваня! — замедляет шаг второй номер. — Стоит сесть и не встанешь больше. Лучше пойдем потише, немножко остынем.

Фриц перекладывает пулемет на другое плечо и идет за Михаилом.

Через некоторое время Михаил оборачивается Видит, товарищ отстает, говорит ему:

— Брось пулемет. Все равно патронов нет. Сейчас каждый килограмм пудом тянет.

— А чем стрелять после? Из палка?

— Дойти бы до своих. А там опять все будет.

— Жалко бросать.

— Тогда давай по очереди.

— Нет, нет! Неси свой автомат. Мне не тяжело.

…Наступал рассвет. Заалел восток, подернутый дымкой. С первыми лучами солнца заиграл, заискрился изумрудами снег. Сначала на белых шапках вершин деревьев, потом на кронах и, наконец, внизу. Красив, неповторим русский лес зимой! В другой раз любоваться бы этим чудесным зрелищем. Но сейчас было не до созерцания красот природы. Перемерзшие, голодные, усталые, Михаил и Фриц Шменкель выбрали укромное местечко для костра, чтобы отогреться и отдохнуть.

Заготовили дров, и вот сухие ветки уже вспыхивают синеватым пламенем, обдавая партизан теплом. Нарубили тесаком зеленых веток, удобно разместились на мягком ложе. Съели по ломтю хлеба, запили горячим кипятком. После бессонной, полной тревог, и волнений ночи обоих потянуло ко сну. Ресницы склеивались, охватывала приятная дремота.

— Нет, так не пойдет! — встряхивает головой Михаил. — Этак можно проспать все на свете. Ты, Ваня, ложись, а я — на вахту. Потом поменяемся местами.

Фриц пытается возразить, но Михаил валит друга и накрывает его ветками. А Михаил, чтобы лучше бороться с дремотой, пошел заготовлять дрова. Потом развел костер вблизи ног спящего. Закурил. Пододвинул ближе к огню ноги.

На рассвете, пока Шменкель спал, Михаил по восходящему солнцу определил, где они находятся, наметил дальнейший маршрут.

Снова двинулись в путь. Молчание нарушил Михаил:

— Бараново недалеко. По моим подсчетам, до него километров двадцать. Часов за шесть дойдем.

…День уже догорал багровым пламенем вечерней зари. Вспыхивали в небе звезды. Вскоре лес погрузился в темень.

Тропинка исчезла под снежными заносами. Но партизаны шли и шли. Силы таяли, а отдыхать было нельзя: остановишься на пять минут, и лютый февральский мороз пронизывает до мозга костей.

И вот, когда, казалось бы, все самое опасное позади, когда до встречи со своими оставались какие-то считанные километры, из-за ели внезапно показался немецкий дозор — три солдата. До них не больше десяти метров. Вскинутые автоматы сверлят грудь. Мысль обожгла сердце: «Это смерть». Ведь в дисках ни одного патрона…

К тому времени остальные отряды бригады, отход которых прикрывала группа Васильева, рассекли кольцо блокады и соединились с частями наступавшей Советской Армии. Организованно вырвались из окружения карателей и другие бригады, которые хотя и не перешли линию фронта, но сумели перебраться в ближайшие леса.

Только 12 февраля фашисты захватили район расположения партизанского центра. Но там пусто — пушки и минометы взорваны, личное оружие унесено. О документах, знаменах — нечего и думать.

«Отчитаться не о чем», — это Петрих, прибывший на место ожесточенных боев, понял сразу. Он с тревогой думал о предстоящей встрече с Моделем.

…Первое, что бросилось Петриху в глаза, когда он подъезжал к штабу армии, это связисты, усердно сматывавшие кабель на большие катушки. Опытный глаз генерала, уже десятки раз наблюдавшего подобную картину, заметил и нервозную суетливость штабных офицеров и клубами подымавшийся из труб черный дым от сжигаемых документов.

«Отступление. В ближайшие дни, может быть, завтра», — мелькнуло в голове Петриха, и это еще более ухудшило его настроение.

Приема у командующего армией дожидались несколько генералов. Некоторые из них Петриху были незнакомы. Адъютант сразу же исчез за дверью доложить Моделю о его прибытии. Ждать пришлось недолго: Берлин уже несколько раз интересовался результатами операции против партизан.

При первом же взгляде на Моделя Петрих понял, что самые худшие его опасения о характере приема полностью оправдываются. Командующий встал, не пригласив прибывшего сесть. Ответив на приветствие, коротко бросил:

— Генерал с вами?

— Господин командующий, какой генерал? — искренне удивился Петрих.