Я подумал: видно, кузница близко, там кузнецы что–то куют. На шум кузницы я отправился…
В ту сторону отправился,
В ту сторону отправился,
Белоголовый старик стоит.
О большой камень
Кувалдой
Стукнет,
Так тут же солдат [из–под кувалды]
Выскочит.
Старик вспотел.
Я говорю ему:
«Дедко, я помогу тебе!»
Отвечает тот:
«Ладно, помоги,
Если поможешь,
То помогай!»
Дал мне в руки Кувалду.
Раза три–четыре
Кувалдой о камень я стукнул.
Напоследок по голове самого [старика] я стукнул, череп вдребезги разнес…
Я отправился
На корабль,
В ту сторону отправился.
Думу думаю:
«Скоро ли соберутся?»
Мало–помалу
собираться начали, все собрались. Команда слышна — с якорей сняться,
Так мы отплыли,
Опять туда же прибыли,
Где я на корабль садился,
Туда же прибыли.
Как только мы прибыли,
Наверх я поднялся,
Следом идут.
На языке отца своего крикнул собравшимся[65]: «Не бойтесь!» — тем, которые из Салехарда прибыли, войску этому [я крикнул].
Всех, кто к берегу прибыл,
Кто на корабле прибыл,
Всех перестреляли,
А у меня в руках ничего нет.
Никакого оружия в руках нет. Чем стрелять? Ни один человек с корабля не сошел на сушу. Дал я команду:
«Давайте назад возвращаться. Теперь некого бояться. Теперь кузнеца, ковавшего солдат, больше нет».
Так я прибыл
К самому Сальеру.
Как только к нему прибыл,
Тот спрашивает:
«Что так быстро,
Быстро назад прибыли?»
Рассказал он Сальеру, как дело было. А остальные еще не прибыли.
Должны прибыть,
Долго что–то едут.
Тут Сальеру говорить начал:
«Пусть прибудут».
Наконец прибыли. Отец мой сватает мне невесту. Тут и оленьи упряжки прискакали. Сальеру говорит:
«Ну и молодец ты, Ернатэта. Бери мою дочь замуж. Ты, оказывается, доброе дело сделал».
«Она в нашем чуме жить будет?»
«Ты сам от меня не уезжай. Меня заменишь, когда я состарюсь».
Так и остался [Ернатэта].
ЯКУТСКИЕ СКАЗАНИЯ[66]
ПЕРЕЛЕТ ПТИЦ[67]
В незапамятные времена все птицы, прилетающие ныне сюда на лето, не делали этого, а жили постоянно на юге. Но когда им сделалось тесно и жарко, они созвали собрание и начали говорить:
— Нам сделалось тесно, корму недостает, от жары яйца наши гниют, число детей не увеличивается; необходимо найти другое место для летнего времени. Для этого нужно послать кого–нибудь высмотреть хорошие, удобные места.
С этим все согласились и выбрали журавля, птицу важную, почтенную, умную, осторожную, умеющую хорошо летать и отлично ходить благодаря длинным ногам. Дали журавлю три года сроку, ибо ему нужно было облететь и осмотреть три страны: запад, север и восток. Журавль улетел.
Утка–чирок была красивее всех птиц; перья ее блестели ярко–зеленым цветом; кроме того, чирок отличался юркостью, веселостью и волокитством. Когда улетел журавль, чирок сейчас же начал ухаживать за журавлихой и очень ей понравился. Зажили они знатно, и чирок даже поселился у журавлихи.
Прошло три года. Как–то ночью прилетел журавль — и сейчас же к своей жене; чирок едва успел спрятаться под гнездо.
Журавль и говорит своей жене:
— Прекрасные места нашел я на севере — обширные, привольные, прохладные, изобильные кормом. Там можно много расплодить птенцов. Но я не дурак. Завтра на общем собрании птиц я заявлю, что на севере хуже, чем где–либо, а потом мы с тобой полетим на север и там заживем на славу; никто не помешает!
— Чирк! чирк! — закричал чирок и вылетел из–под гнезда.
— Что это такое? — спросил журавль у жены.
— Ах, друг, — сказала журавлиха, — здесь чудится. После того как ты улетел, я ни одной ночи не провела спокойно; все чудится, кричит, свистит, поет, хохочет, стонет, плачет!
— Да, да, всегда так бывает, — сказал журавль.
Маленькая бойкая утка–богоргоно, родственница чирка, отличалась невоздержанностью языка. Чирок прилетел прямо к богоргоно и говорит:
— А знаешь? Журавль вернулся!
— Ну и что же? — спрашивает богоргоно.
— А то, что журавль хочет погубить весь наш птичий род!
— Не врешь ли? Этакая почтенная птица, как журавль, не сделает дурного дела!
— А вот сделала же! Слушай, сейчас я случайно слышал разговор журавля с его женой; он говорил, что на севере есть прекрасные места для летовки, а собранию хочет доложить, что на севере скверно; хочет улететь туда только сам с своею женой.
— Смотри, какой мерзавец! — сказала богоргоно. — Но постой! Наделаю я ему стыда; пусть вспомнит он, как однажды при многих женщинах он смеялся над моими короткими ногами!
Вот собрались все птицы, большие и малые, на совет. Журавль рассказывает о том, что видел он во время своего полета.
— Был я, — говорит, — на западе и на востоке; там все одно, как и здесь; тесно, жарко, корму мало; потом я полетел на север и едва–едва вернулся оттуда живым; там ужасно холодно; вечные туманы, нет лета, постоянная зима; растительности нет никакой, вдобавок там водятся огромные хищные птицы с клювом, как коса и с такими же когтями; они прожорливы и жестоки; если лететь туда, никто не воротится.
— А как же ты вернулся? — вдруг спросила богоргоно и затем, обратясь к собранию, продолжала: — Не верьте ему, он врет. Прошлою ночью он жене своей рассказывал совсем другое; он один хочет воспользоваться удобствами севера, он один хочет расплодить птенцов. Я случайно узнала о его злом умысле.
— Как ты смеешь пред таким почтенным собранием позорить меня? — вскрикнул журавль и, вскочив с своего места, бросился на богоргоно. Не успели крупные птицы броситься защищать богоргоно, как большая птица журавль до полусмерти избила маленькую птицу богоргоно, вывихнула ей ноги и, вероятно, убила бы, если бы собрание не спасло ее.
Птицы сказали журавлю:
— Старик журавль, ты напрасно так разгорячился, напрасно так избил бедную богоргоно. Мы этого не одобряем, она ведь птица семейная. Смотри, она чуть жива. Нет, мы тебе теперь не верим!
Несколько успокоившись, птицы снова обсудили вопрос и решили: если бы журавль говорил действительно правду, то не ожесточился бы так сильно на малую птицу. Ясное дело, что бедная богоргоно не удержалась и сказала слышанное. Поэтому надобно послать снова кого–нибудь на север. Пусть полетит туда орел, птица умная, дальнозоркая, храбрая и скорополетная. Дадим ему год сроку. А богоргоно пусть лечится и кормится на счет журавля, который пусть вперед не расправляется своей волей; на то есть собрание!
