Красная Армия в 20-е и 30-е годы не имела таких традиций и сил, чтобы ее успехи могли сравниться с достижениями чекистов в области криптоанализа. Введение группы военной радиоразведки в состав Спецотдела в 1933 году доказывает, что она занимала подчиненное по отношению к нему положение. Во всяком случае, известно о ее истории значительно меньше, чем о Спецотделе. Возможно, это объясняется тем, что каждый вид Вооруженных Сил СССР вел работы по дешифрованию переписки только соответствующего ему вида вооруженных сил других государств. Например, дешифровальщики Красной Армии работали против сухопутных войск Англии, Германии, США, Японии и других стран. Аналогичным образом действовали ВМФ и ВВС Советского Союза.

Советские военные криптографы учились своей профессии в ряде учебных заведений. Например, курс обучения шифровальному делу в электроминной школе ВМФ в Кронштадте включал и криптоанализ. В Военно-инженерной академии имени Куйбышева заместителем ее начальника (правда, не по криптографической, а по политической части) был бывший опытный шифровальщик Масленников по прозвищу Криптус. Он являлся хорошим знатоком шифровального дела и слыл отличным преподавателем криптографии.

В 1938 году, когда Берия возглавил НКВД, объединенное подразделение радиоразведки НКВД и 4-го управления в рамках Спецотдела было расформировано. Криптоанализ военных шифрсообщений перешел в ведение военной разведки, для этой цели в феврале 1941 года 4-е управление Генштаба, сменившее название на Главное разведывательное управление (ГРУ), создало собственную полноценную спецслужбу. А дешифровальная секция Спецотдела вошла в состав одного из управлений НКВД.

В 20-е годы китайское посольство стало первым зарубежным дипломатическим представительством в Москве, которое подверглось «криптографическому ограблению». А началось все с того, что китайский посол предложил привлечь к участию в подготовке торгового договора между Россией и Китаем в качестве эксперта по межгосударственным связям Петра Леонидовича Попова. Выбор посла пал на Попова отнюдь не случайно: это был человек поразительной судьбы.

В 1910 году Петру Попову, судовому механику с корабля, охранявшего российские рыбные и пушные промыслы в районе Камчатки, было разрешено отбыть в столицу для сдачи экзаменов в инженерно-кораблестроительное училище. По конкурсу он прошел третьим, но директор училища на заявлении Попова написал: «Зачислен быть не может, так как не дворянин и даже не мещанин». Вернувшись во Владивосток, Петр вместо морских дозоров ушел в коммерцию. После начала первой мировой войны Попов был мобилизован на службу в Амурской речной флотилии. В июле 1917 года он уехал в Маньчжурию, где, опираясь на прежние свои коммерческие связи, возглавил Харбинское отделение Китайско-Восточной железной дороги.

После революции путь из Маньчжурии за границу, частью которого являлась КВЖД, оказался блокирован. Для переговоров с большевиками из Владивостокского Совета народных депутатов, в ведении которого находились причалы бухты Золотой Рог, где застряли грузы из Маньчжурии, предназначавшиеся для вывоза за границу, отправилась делегация маньчжурских деловых кругов. Китайская сторона пригласила в свою делегацию Попова. Переговоры завершились успешно, а сам Попов с письменными гарантиями беспрепятственной отправки грузов, приходивших во Владивосток из Маньчжурии, вернулся в Харбин. Понятно, что его авторитет в Маньчжурии заметно возрос. С талантливым русским предпринимателем в деловом мире на КВЖД считались все больше и больше. Однако мало кто знал, что именно в это время Попов установил связь с большевистским подпольем и стал профессиональным разведчиком. На его счету — несколько удачных операций по нелегальной отправке очень нужных грузов из Маньчжурии в Советское Забайкалье, в том числе запчастей к подвижному железнодорожному составу на сумму более 10 млн. рублей золотом.

В октябре 1922 года гражданская война на Дальнем Востоке закончилась. Вскоре Попову как общепризнанному эксперту по торговым взаимоотношениям с Россией предложили войти в американскую делегацию, направлявшуюся в Читу на переговоры с правительством Дальневосточной республики. После предварительных встреч в Чите переговоры были продолжены в Москве. Так, Петр Попов, член американской торговой делегации и советский разведчик, оказался в Москве, где его и пригласили участвовать в советско-китайских переговорах. Петр Леонидович согласился. В результате перед ним открылся свободный доступ в китайское посольство.

Ознакомившись с обстановкой, Попов решил сделать слепки ключей от сейфа, в котором хранились посольские шифры. Операция была продумана до мельчайших деталей и рассчитана по секундам. В назначенный день он отключил отопительные батареи в здании посольства. Хозяева собрались было вызвать слесаря, но Попов, как раз зашедший к послу по каким-то делам, заметил, что разбирается в отопительных системах и может помочь. Ему дали «добро» на обход всех помещений посольства. К этому времени Попов уже знал, что по утрам ключи от нужного ему сейфа обычно лежат на ночном столике в комнате шифровальщика.

Именно с этого помещения начал Попов свой обход ранним утром следующего дня, якобы проверяя отопление. Шифровальщик впустил его в гостиную, а сам, извинившись, продолжил утренний туалет, не закрывая за собой дверей. Дождавшись, пока шифровальщик намылил лицо для бритья, Попов быстро прошел из гостиной в его комнату, взял со столика ключи от сейфа и, отвернувшись к батарее центрального отопления, сделал с них слепок. Затем Попов вернул ключи на место и вышел. Реакция на пережитую опасность у него наступила через минуту. Ему показалось, что в его теле удвоилось количество энергии и, если не дать ей выхода, оно взорвется. Петр Леонидович вышел в одном костюме во двор и при 20-градусном морозе простоял несколько минут, совершенно не чувствуя холода. О том, какое применение нашли сделанные Поповым слепки с ключей от сейфа в китайском посольстве, история советской радиоразведки умалчивает.

В начале 20-х годов у ШУ появилась возможность завербовать афганского консула в Ташкенте. Секретная агентура, производившая предварительную обработку консула с целью вербовки, окрестила его кличкой Шапочка, поскольку афганец носил в сочетании с европейским костюмом черную барашковую шапку даже в помещении.

Афганский консул представлял большой интерес для ГПУ по многим причинам. Во-первых, ташкентское консульство Афганистана было в курсе всей политики этой страны в Туркестане. Во-вторых, афганцы являлись проводниками политической линии Англии в данном регионе. В-третьих, к голосу консула прислушивались в Кабуле при принятии важных политических решений, касавшихся Туркестана.

Афганский консул согласился информировать о недружелюбных по отношению к советскому государству распоряжениях своего правительства, которые становились ему известны по долгу службы. Он предложил доступ к секретной переписке консульства, а также ключ к шифру между ним и Кабулом в обмен на право убежища в случае своего отказа вернуться на родину плюс 10 тыс. рублей золотом. Деликатный вопрос о политическом убежище, как и вопрос об огромной сумме, требовал согласования с ЦК партии и Наркоминделом. Партийное руководство разрешило отпустить на все только тысячу рублей, а советское дипломатическое ведомство назвало предложение Шапочки авантюрой, которая может начисто испортить отношения с правительством в Кабуле.

Поэтому в ГПУ приняли решение использовать другой, более надежный путь к секретным документам афганского консульства. Там знали, что проникнуть в здание консульства — дело нетрудное, так как оно было малообитаемым, и что консульские документы хранились в несгораемом шкафу, ключ от которого консул всегда носил у себя на шее на цепочке. Этот ключ надо было попытаться незаметно выкрасть, проникнуть с ним в безлюдное здание консульства, извлечь документы из шкафа, сфотографировать и положить на место. А потом незаметно вернуть ключ хозяину.