И точно, беды вскорости к нам в деревню нагрянули.
Первым долгом назначили к нам стражника на постоянное жительство. Раньше один только урядник в волости жил. Стражников и в другие деревни назначили — в Бацкено, Сельцо, Колпу и Голоясево. А в село Немеричи прислали десять казаков, охранять земского начальника.
Этот земский начальник был для нашей округи настоящим бичом. Он верховодил над двумя волостями: нашей, Бытошевской, и соседней, Снопотской. Ему подчинялись два старшины, два урядника, несколько стражников, десятка три старост и столько же десятских. А также мужики всех деревень обоих волостей. Он одни и судил мужиков, и его суд считался правым.
Мы этого земского начальника не раз видели; он проезжал на паре белых как снег коней через нашу деревню на станцию Жуковку. Высокий, худощавый, небольшая бородка расчесана надвое, усы кверху закручены, одет в зеленый мундир с золотыми пуговицами, на голове офицерская фуражка. Но особенно страшны были у него глаза: навыкате и сверкали, как у ястреба. И голосина у него был громовой, резкий: заорет на кого — душа в пятки. А теперь вот этому черту еще десять казаков придали) Земский начальник всегда жил в Немеричах. У него там большой дом, сад, парк и много-премного земли. Там же у него и камера, небольшой дом, — судить мужиков.
А идешь к нему на суд — распростись со всеми родными. Мало того, что по суду никого не миловал, у него еще во дворе медведь, а то и два разгуливали, чтоб над мужиками потешаться.
Медведей приносили земскому маленькими, он держал медвежонка года три-четыре, а потом созывал гостей и устраивал травлю.
Медведи любили поиграть с мужиками, приходившими к земскому на суд. Кто заранее знал про эту барскую затею, тот смотрел в оба. А кто во двор попадал впервые, частенько оказывался в медвежьих лапах. Правда, медведи не задирали мужиков насмерть, они только играли, и боролись с ними, но кто ж знал, что это лишь звериная «забава»? Мужик сам не свой становился, когда его обхватит косолапый; многие чуть не помирали со страха.
А земский в это время посматривал из окна своего кабинета и весело хохотал. Барин любил потехи…
Правда, года два спустя помощник писаря у земского, Ванька Маланичев, отучил своего начальника от этого развлечения.
Случилось это так.
Ваньку Маланичева за красивый почерк учитель порекомендовал земскому в помощники писаря. Он и с виду был красивый, вежливый паренек, чистенько одевался. Земский взял его в свою камеру за пять рублей жалованья в месяц. Для деревенского парнишки это было большое счастье. Служить в тепле, в чистоте, и денег пять рублей в месяц!
Ванька частенько наблюдал, как медведи земского «играли» с мужиками. Закипела у него душа, а как помочь своему брату-мужику, он долго не знал. Наконец придумал…
Кухарка земского варила медведю похлебку. А кормила медведя сама барыня, жена земского. Она любила смотреть, как медведь «питается».
Однажды, перед тем как кухарка вылила похлебку для медведя в ведро, Ванька прошмыгнул на кухню и незаметно высыпал в варево две пачки нюхательного табаку. Кухарка ничего не заметила, барыня вышла из своих покоев, взяла корм и понесла во двор. Медведь жадно набросился на еду. Но как только добрался до дна, заревел как бешеный. Табак пришелся не по нутру косолапому. Он ударил лапой по ведру, и тут же крепко сгреб хозяйку!.. Пока земский выскочил на выручку с револьвером, пока он выстрелил в медведя, тот успел исполосовать когтями всю спину барыни.
С тех пор земский не заводил больше медведей.
Вот от этого-то земского начальника и пришла первая напасть на наших мужиков, напасть, о которой они не думали и не гадали.
Земский купил автомобиль.
Что такое автомобиль, мы еще не знали, но мужики, случайно увидев машину, рассказывали, что это такая карета, которая катится сама, колеса у нее на резиновых шинах, едет так быстро, что зайцу за ней не угнаться.
Автомобиль прежде был только у миллионера Мельникова, а теперь вот и земский заимел его. Для автомобиля понадобились хорошие дороги и мосты. И вот земский приказал старостам всех деревень согнать мужиков на ремонт мостов и гатей по всем дорогам — ст самой усадьбы до сел Бытоши и Снопота и далее, до станции Жуковка. А на наших дорогах этих мостов и мостиков, гатей и болот и не перечесть. Мужики проезжали на своих клячонках и по бездорожью, а теперь рот строй новые мосты для автомобиля земского начальника, да еще и дорогу ему ровняй.
— Ах, чтоб он пропал, собака! — ругались мужики.
Но приказу надо было подчиняться. Попробуй-ка откажись кто — живо вызовут к земскому. А там с тобою поговорят казаки…
И мужики начали чинить мосты, устилать бревнами гати и болота, срезать бугры, засыпать колдобины.
Получил приказ и наш староста: отремонтировать дорогу от Ивановичей до самых Немерич — целых семь верст! Староста созвал сходку и объявил, чтобы с каждого двора вышло на работу по мужику.
Мой отец, как и всегда летом, был в каменщиках. Легкого — тоже, и вместо наших отцов пришлось идти на работу нам с Легким.
Мы попали в партию, где за старшего был Стефан Понизов, умный мужик.
— Ну что ж, братцы, хочешь не хочешь, а придется поработать на черта, — сказал Стефан Понизов.
И мы все, человек тридцать, подались на Немеричский большак. Староста приказал нам отремонтировать в лесу на этой дороге два моста и уложить хворостом три гати. И мосты и гати, как на грех, были самые близкие к Немеричам, мы даже видели немеричские дворы.
Мы пришли на свой участок. Мужики начали строить мост, а мы, ребятишки, носили хворост, копали канавы. Было жарко, кусали комары и оводы, но работать надо было.
— А ну-ка, ребятки, затяните-ка песенку, — говорит Стефан большим ребятам. — С песней-то и каторжная работа веселей идет.
И Пашка Сизов, веселый парень, первый певун, затянул тенором:
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно…
Мы все дружно подхватили:
Днем и ночью часовые —
Да э-э-э-э-х! — стерегут мое окно!
Мы все знали эту песню, знали, что она революционная, потому и пели с подъемом. И действительно, даже эта постылая, чуждая нам работа пошла веселей.
Мы пели, позабыв обо всем на свете.
Как хотите стерегите,
Я и сам не убегу, —
выводил Пашка.
Мне и хочется на волю.
Да э-э-э-э-х! — цепь порвать я не могу! —
подхватывали мы.
И дядя Стефан пел вместе с нами:
Ах вы, цепи, мои цепи!
Вы — железны сторожа!
Я взглянул на дорогу и не поверил глазам: там стояла диковинная машина, автомобиль, а возле — сам грозный земский начальник, да не один, а в окружении десяти казаков. Легкий тоже поперхнулся, увидев земского с казаками, Испугались и остальные.
И песня оборвалась, словно нам кто-то горло сдавил.
— Ну, что ж не поете, голубчики? — спрашивает нас ехидно земский начальник.
Мы все молчим.
— Пойте, пойте, песенка знатная, я ее с удовольствием слушал, — говорит земский.
Продолжаем молчать и с ужасом смотрим то на земского, то на казаков. Вдруг слышим голос дяди Стефана.
— Немножко вы запоздали, ваше благородие, — говорит он земскому спокойно и с достоинством.
Земский знал всех мужиков подвластных ему деревень, знал, конечно, и нашего Стефана Понизова. Он посмотрел на него внимательно, чувствуя, что Стефан и не то еще может сказать ему. Но земскому только того и хотелось.
— Ну? Опоздал, говоришь? А мне кажется, я вовремя подъехал.
