Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Автобус пришёл почти через два часа. А по его виду можно было предположить, что он в пути уже лет сто. Мы влезли, и остальные пассажиры, увидев меня, немедленно примолкли. Я кожей ощущал их взгляды. Я физически ощущал, что выделяюсь. А ещё я чувствовал себя почти предателем, пытающимся продать мирную горную утопию этих людей толпам шумных, безумных горожан.

Вечером того же дня, за ужином, Мани сообщил, что директор Департамента туризма решил дать заказ нам. Каникулы кончились — утром мы возвращались вниз, в долины, в смог, шум и хаос. А несколькими днями позже Мани позвонил мне из Мадраса.

— Угадайте, какие у меня новости, — начал он.

— Какие же?

— Мой человек сообщил мне, что директора Департамента Химачал-Прадеша по туризму вот-вот снимут. Так что наша рекламная кампания откладывается до особого уведомления, — и он захихикал. Он хихикал и хихикал, и когда я тихо повесил трубку, он всё ещё продолжал хихикать.

В поисках Лаченса[150]

У нас с Эдвином Лаченсом много общего. Двадцать тяжких, изматывающих лет строил он имперский Дели; расходы росли как на дрожжах, планы то и дело менялись, принимались компромиссы, он вконец рассорился со своим партнёром Гербертом Бейкером после пятилетней борьбы из-за высоты основания дворца вице-короля[151] и даже перестал с ним разговаривать.

Мы с моим индийским партнёром пока что общались друг с другом, но это общение состояло в основном в обмене чисто деловыми факсами. Пусть я и не создавал столицу, достойную императора, но я пытался создавать рекламные кампании, которые устроили бы наших клиентов со всех их странностями и неожиданными переменами настроения. А ещё Лаченс постоянно болел, и его страдания были часто связаны не столько с физическим, сколько с душевным здоровьем. «Здесь всё раздражает, всё изматывает нервы», — писал он своей жене в Англию.

Проблемы со здоровьем, безусловно, тоже сближали меня с Лаченсом.

Вернувшись из Шимлы в осенний Дели, я обнаружил, что вся гадость, загрязнявшая столичную атмосферу, плотно прижата к земле плотным колпаком смога. Как говорили метеорологи — результат перемены погоды. И мои органы дыхания объявили забастовку. Это уже был не кашель, от которого нельзя избавиться, каким я страдал сразу по приезде в Индию, — теперь я просто не мог дышать.

Я позвонил в британское посольство, рассудив, что почти бездыханный британец заслуживает их участия. Мне ответила та самая дама, что рекомендовала мне присоединиться к «трактирным гончим».

— Боюсь, наш медицинский центр обслуживает только сотрудников миссии, — сказала она.

— Да, немного же от вас помощи подданным Британии! — заметил я, добавив, разумеется, неизбежное: — А между прочим, содержат вас на наши налоги!

— Мы, безусловно, окажем вам помощь в экстренном случае, — заверила она наждачным голосом.

— Мне всегда казалось, что когда человек не может дышать — это уже довольно экстренная ситуация.

Тогда она порекомендовала мне обратиться в частную клинику, расположенную неподалеку от моего отеля; это оказалось массивное здание, построенное в пятидесятые годы, с двумя более современными пристройками, которые торчали по бокам как стеклянные руки. На входной двери были многообещающе наклеены эмблемы различных кредитных карт, но внутри здание выглядело так, словно в него целиком поселили какую-то деревню: вопили дети, орали родители, ездили скрипучие каталки с недвижными телами. Среди всего этого шума и гама крепко спала за своей стойкой, опустив голову на руки, регистраторша. Вторым островком покоя среди царившего в вестибюле хаоса был большой плакат, предлагающий отдых в Гоа. Море на плакате было маняще-голубым, хрустальным, зовущим — таким я видел его во сне, но никогда в реальности.

— Здравствуйте! — крикнул я регистраторше. Она вздрогнула и подняла голову, выдернутая из сна.

— Слушаю вас.

— Я хотел бы на приём к врачу.

— Какие жалобы?

— У меня проблемы с дыханием.

— Значит, вам надо сделать рентген грудной клетки, — объявила она скучным голосом. Вероятно, она говорила эту фразу каждому посетителю. Что-то вроде церемонии посвящения в пациенты.

— Спасибо, думаю, в этом нет нужды. Я полагаю, у меня реакция на загрязненную атмосферу, — ответил я.

Часом позже, попав, наконец, к врачу, я услышал ту же фразу:

— Давайте-ка сделаем снимочек ваших лёгких.

— Мне делали рентген грудной клетки год назад, в США, — сказал я. — Там всё в порядке.

— И сколько же это стоило в США?

— Что?

— Рентген. Сколько стоил рентгеновский снимок грудной клетки в США?

— Не знаю точно, рентген входил в общее обследование. Что-нибудь около ста долларов, полагаю.

— А у нас это стоит всего триста рупий![152]

— Цена, безусловно, подходящая, — согласился я, — но мне не нужен рентген.

Доктор уставился на меня рентгеновским взглядом.

— И всё же я бы настаивал на рентгеновском обследовании. По крайней мере мы установим, чего у вас точно нет.

В рентгеновском отделении была огромная очередь. Рентгенолог работал без какой-либо защиты и, несомненно, светился в темноте. Пациентам полагалось класть свою карту в конец стопки в специальном лотке. Я исхитрился сунуть свою карту в начало, и меня немедленно вызвали. Пациенты испепеляли меня ненавидящими взглядами, но по крайней мере я начинал понемногу приспосабливаться к системе.

— Ваша грудная клетка в полном порядке, — неохотно и даже с разочарованием признал врач, изучив снимок.

Потребовалось ещё несколько раз придти к нему на прием и сделать ряд анализов, прежде чем он наконец объявил окончательный диагноз: я страдал аллергией на продукты сгорания дизельного топлива.

Я поделился этой новостью с Джорджем и он, естественно, выразил полное сочувствие:

— Они и на меня действуют, сэр. Из-за них у меня голова полна свинца, — он постучал себя пальцем в висок. Я уже ожидал, что раздастся глухой металлический звон. — Я каждый день жалуюсь жене, что моя голова день ото дня всё тяжелее. — Пробуя голову, Джордж покачал ею из стороны в сторону. — Очень тяжелая голова, сэр.

Тяжелая голова с богатым урожаем сердитых волос сверху и парой исполненных стресса ног снизу.

— Мне нужно найти себе новое жильё, — сказал я, пытаясь отвлечь его от мыслей о здоровье.

— А чем вам отель не нравится, сэр?

— Прежде всего — счётом. Кроме того, в отеле я себя чувствую так, словно постоянно в дороге. И вообще я хочу жить в бунгало постройки Лаченса.

Стоило мне начать поиски нового жилища, и Джордж попытался стать из шофёра чем-то вроде заботливой женушки. Он указывал мне, что я должен есть, что носить, и даже порекомендовал мне покрасить волосы, чтобы замаскировать седые пряди, появившиеся у меня за время моей жизни в Дели. Хуже того: он подбирал каждого встреченного им торговца недвижимостью и приводил их ко мне на работу или в отель, настаивая, чтобы я непременно лично съездил посмотреть предлагаемые варианты. Но почти все предлагаемые мне дома были просто безликими коробками. А в одном из «бунгало» на втором этаже проживал хозяин, который играл на трубе и для начала поинтересовался, люблю ли я «музыку типа джазовой».

— Джордж, послушай, я не хочу ни современного бунгало, ни квартиры. Я ведь говорил тебе, что хочу дом в стиле Лаченса, — из раза в раз повторял я. И каждый раз, когда мы проезжали мимо какого-нибудь дома такого типа, я показывал его Джорджу, повторяя, что вот это и есть примерно то, что мне надо.

— Так вам нужен старый дом! — понял наконец Джордж.

Как-то в субботу, после очередных длительных и безуспешных поисков, я заехал пообедать в какой-то отель. В ресторане я столкнулся с Ведом, специалистом по устраиванию дел.

вернуться

150

Эдвин Лаченс (1869–1944) — архитектор, крупнейший представитель английского неоклассицизма, президент Британской Королевской Академии художеств; возглавил строительство Нью-Дели, который по плану короля Британской империи Георга V должен был стать столицей не только Британской Индии, но и всей колониальной империи. Первый камень в Нью-Дели был заложен королем 15 декабря 1911 г., строительство в целом было завершено в 1931 г. Лаченсу принадлежит не только генеральный план столицы, но и проекты таких монументальных и действительно архитектурно очень удачных зданий, как дворец вице-короля (теперь президентский), городской центр на Каннаут-плейс, некоторые крупные резиденции. Проекты Лаченса, являющие собой лучшие образцы так называемого англо-индийского колониального стиля, сочетают черты викторианской и индийской (точнее, могольской) архитектуры. Так, Лаченс использовал широкие карнизы, глубокие лоджии, выступающие портики, прорезные оконные решетки-джали, беседки-чхатри на крыше, примыкающие к зданию парки с водоемами, каскадами, фонтанами и арыками, т. е. детали, приспособленные к жаркому климату, и такие приемы, как, например, использование полируемой штукатурки (средств на отделку всех помещений дворца мрамором из Италии и Джайсалмера не хватило). Комплекс Каннаут-Плейс, с другой стороны, выстроен в стиле европейского неоклассицизма — это площадь, окруженная двойным кольцом трехэтажных зданий, украшенных с парадной стороны колоннадой тосканского ордера.

вернуться

151

По плану Лаченса дворец вице-короля должен был стать архитектурной доминантой города. Для этого Лаченс предполагал поставить его на каменной платформе пятиметровой высоты. Распоряжавшийся работами Бейкер, однако, отказался от платформы и расположил дворец на одном уровне со зданиями секретариата — однако дворец отодвинут в глубину комплекса, из-за чего расположенные по сторонам и впереди дворца здания Секретариата доминируют над ним, разрушая первоначальный замысел.

вернуться

152

Вдесятеро дешевле (в описываемое время).

29
{"b":"237913","o":1}