Подаяние принимал он не всегда. Деньги сейчас же отсылал в церковь. Из вещей, оставив себе крайне нужные, отсылал остальные бедным или сам выносил ночью в лес или на дорогу — где и находили часто обернутые в салфетку или полотенце блюда с плодами, медом и разным съестным, или на кустарниках холсты, платье и обувь.

Келейник его роптал на него, когда он отказывался от вещей. Однажды принесли манных круп, Иоанн не хотел их брать, но уступил келейнику и просил его на следующий день сварить из них кашицу. Когда келейник взялся за чашку, он увидвл в ней белых червей вместо крупы. Иоанн сказал ему тогда: "Знай, что не все приносится от усердия, а потому и не все так хорошо, как кажется с виду".

Очень часто келейник имел случай убедиться, что Иоанну известен каждый его поступок.

Иоанн не показывал никому своего лица. Только изредка случалось увидать его келейнику и немногим избранным. Они говорили, что лицо его было смуглое, волосы черные, длинные, редкие, бороды почти не было, роста высокого с сутуловатостью, глаза немного прищуренные. На всем лице печать мирного и святого настроения души.

На теле его были раны, которые он не лечил, а закладывал щепочками. Рану, бывшую на ноге от топора, закрывал травой "медвежье ухо", накладывая сверху лубок и бинтуя полотенцем. Кроме того, он носил на своем слабом теле вериги в 18 фунтов, железные башмаки, обтянутые сукном и чугунные четки.

Далеко стал расходиться слух о строгой жизни затворника, и к дверям его келлии стали собираться толпы народа, — Иоанн не отказывал никому в беседе. Он говорил с посетителями чрез запертую дверь, речью приветливою и убедительною, хотя она и была прикрыта притчами. Особенно убеждал он надеяться во всем на Бога, стараться исполнять заповеди, иметь незлобие и воздерживаться от мщения.

Местный диакон постоянно поносил затворника пред его келейником, спрашивая: "Ну, что твой кормленый боров?" Сколько мог, келейник защищал его и с огорчением пересказывал все затворнику.

— Если б у нас не было врагов, — успокаивал его затворник: — как бы могли мы войти в царствие небесное? Мы должны быть благодарны им, как своим благотворителям. Они своим поношением даруют нам венцы.

Когда диакон этот тяжко заболел и был при смерти, Иоанн исцелил его, и тогда тот понял свое заблуждение.

Вообще затворник врачевал — маслом из лампады, просфорами, кореньями, сухим листом, чаем.

Когда же кто хвалил затворника, он говорил келейнику:

— Василий, я окаянный грешник и грешнее всего мира. Помилуй меня, Господи, очисти меня крестом Твоим и не дай земной славы, затворяющей врата небесные!

Часто затворник приходившим к нему в первый раз людям — одним намекал на то, что с ними может случиться в будущем, другим указывал, что с ними было.

Было бы долго рассказывать о многих случаях проявления старцем дара прозорливости, помещенных в жизнеописании затворника.

Между прочим, когда крестьянин Бирюков привез ему новую келлию, Иоанн, подойдя к гумну дьячка, сказал ему: "Положи три поклона!" — и затем в этом месте забил кол.

— Знаешь ли, что будет здесь? — спросил Иоанн: — тут выстроится колокольня, и здешний колокол будет слышен по всей России.

— Едва ли, батюшка, — ответил тот: — здесь не слыхать и московских колоколов, а они известны всюду по величине и по звону.

И много вообще говорил затворник о будущем монастыре.

Действительно, местность, указанная затворником, занята теперь монастырем, имя которого далеко известно, разошлось, как сильный удар колокола. В монастыре частицы мощей угодников Божиих, иконы из Киева, Афона — в исполнение слов затворника: "Здесь будет Киев, Афон".

Мало-помалу Иоанн собирал вокруг себя вдов и две, которые должны были стать первым зерном монастыря. Они устраивали себе неподалеку келлии и жили в благочестии.

Он приучал их к послушанию, и, чтоб укрепить веру их в силу послушания, давал им иногда поручения, с виду неисполнимые, которые, однако, становились возможны.

Так, одной из них он велел принести себе живую сороку — и, когда та, выйдя на дорогу, стала звать сорок, одна из них сама далась ей в руки. Другой приказал принести живого зайца, и та в лесу наткнулась на спящего зайца и без затруднений принесла его затворнику.

Полиция находила, что от Иоанна, как человека ей неизвестного, следует потребовать сведения, кто он такой и решила произвести у него обыск.

Когда исправник, после долгого стучания у запертой двери келлии, вошел, наконец, к Иоанну, в келлии горела лампада, а на столе лежали восковые свечи. Зажегши их, исправник осветил келлию, и затворник закрыл глаза рукою от сильного света. Осмотрев келлию, исправник спросил Иоанна, кто он.

— Ты знаешь Иисуса Христа? — спросил затворник.

— Знаю.

— И Божию Матерь знаешь? Ну, так я Их слуга.

На все дальнейшие расспросы Иоанн другого ничего не сказал, и исправник уехал, обязав Несвицких подпискою не допускать его никуда, пока не будут представлены доказательства, кто он такой.

Однако исправник возвращался домой с тяжелым чувством за свое грубое отношение к затворнику. Ему казалось, что он будет наказан Богом. И, действительно, вслед за тем в самое короткое время он потерял двух детей.

Когда, по совету Острогожского затворника Иоанна Васильевича, советами которого Сезеновский затворник пользовался с юности, он решил открыть неизвестное дотоле в Сезенове свое происхождение, двое лиц, уважавших его, выкупили его за тысячу рублей от Кузьмина и приписали к Лебедянскому городскому обществу.

В 1833 г. для Иоанна выстроили двухэтажную келлию в виде столба. Незадолго до смерти он приказал сделать там в подполье каменный склеп, говоря: "Где мой дом, там мой гроб".

8 сентября 1838 г. в День Рождества Богородицы затворник заложил в Сезенове новый семипрестольный каменный храм.

Предприятие казалось безумным, но возведение этого храма и возникновение около него обители было рядом чудесных явлений.

Подрядчик не хотел приступать к работам без задатка, а Иоанн говорил ему, что сейчас у него денег нет, но в том, что они будут ему заплачены, он представлял поручителями Пресвятую Богородицу и святителя Николая.

Мало это успокаивало подрядчика. Кроме того, не было материалов.

— Подожди до завтра, — сказал с твердостью Иоанн: — Бог даст, все будет.

На следующий день множество подвод привезли от неизвестных жертвователей камень, кирпич, известь, лес и другие нужные материалы, а один неизвестный помещик, посетив затворника, дал ему 500 руб. ассигнациями. В 1842 г. поднялась величественная церковь.

Но Иоанн не дождался ее. 14 декабря 1839 г. он почил после своей мученической жизни, на 49-м голу, после 22-летнего затвора.

Он скончался наедине.

Когда выломали двери, он оказался мертвым пред иконою Божией Матери, у аналоя.

Тело было немного наклонено на правый бок, правая рука, стоя на локте, поддерживала голову, а левая лежала на ладони правой. Лицо было обращено к иконе.

Во время приготовления тела в гроб, на лице был румянец: он имел вид спящего. Когда приехала полиция, и потребовала вскрытия тела, то руки, сложенные у почившего на груди, вытянулись, и из раны, заткнутой щепочкой, потекла кровь. Духовенство еле уговорило полицию не производить вскрытия.

Так как для погребения затворника в приготовленном им склепе потребовалось разрешение тамбовского епископа, то тело стояло в келлии 27 дней. С утра до поздней ночи в ней толпился сходившийся отовсюду народ, и, несмотря на спертый воздух, тело не только не предалось тлению, но от него исходило благоухание.

Наконец, 12-го января, состоялось погребение. Гроб продвинули в нарочно сделанную пробоину, так как в дверь он не проходил.

Во время заупокойной литургии на лице почившего выступил пот, и больные вытирали его своими платками и, прикладывая эти платки к больным местам, исцелялись. Все стремились коснуться ко гробу и многие больные и одержимые возвратились домой здоровыми.