— Ты ведь здешняя, Грета! — снова заговорила девушка. — Куда мы сейчас приехали?

— По-моему, это Зегер, — отозвалась Грета, высокая, стройная блондинка.

Густые, редкого серебристого отлива волосы Греты были заплетены в две толстые косы и обвиты вокруг головы. Все невзгоды и лишения не смогли уничтожить или хотя бы обесцветить красоту девушки. Грета даже сейчас была исключительно красива — с гордо поднятой головой, и тонкими чертами лица и четко очерченным волевым ртом. Большие синие глаза с золотистыми искорками смотрели внимательно и строго. Поддерживая ослабевшую подругу, Грета повторила:

— По-моему, это Зегер. Здесь военные заводы. Они раньше…

Но что было раньше с этими заводами, подругам узнать не удалось. Вагон вдруг сильно рвануло. Паровоз неожиданно прибавил скорость, видимо, торопясь уйти от какой-то опасности. Одновременно яростно затявкали десятки зениток.

Зегер никогда не был узловой или особенно крупной станцией. Своим существованием он обязан двум небольшим заводам сельскохозяйственных машин, расположенным друг против друга неподалеку от станции. После захвата власти фашистами заводики быстро превратились в мощные предприятия. «Великой Германии» нужны были танки. Много танков. Оба завода, раньше едва работавшие в две неполные смены, сейчас грохотали круглые сутки. Сотни бронированных черепах одна за другой, лязгая гусеницами, выползали на погрузочные площадки. Поселки заводов слились со станцией Зегер и превратились в один промышленный городок.

Хотя обычно станцию Зегер поезда дальнего следования проходили, не останавливаясь, сегодня все ее пути были забиты до отказа. Тут находились составы, груженные продукцией обоих танковых заводов, и пришедшие издалека эшелоны с боеприпасами. На главном пути стоял небольшой правительственный поезд, солидно поблескивавший голубыми вагонами. Почти вплотную к нему приткнулся длинный воинский эшелон, битком набитый солдатами.

Такое скопление поездов на небольшой станции произошло не случайно. Дело в том, что прошлой ночью английские летчики вдребезги разнесли ближайшую к Зегеру станцию Род, и путь был на несколько часов закрыт.

Летчики старались изо всех сил и бомбили очень точно. Небольшая станция Род была полностью разрушена. Сгорели и поселок, и госпиталь, и мукомольная мельница — единственное промышленное предприятие на станции. Британские летчики добросовестно выполняли приказ. Они думали, что их бомбы ложатся на военные объекты фашистов.

Железнодорожное начальство было не особенно обеспокоено тем, что пути станции Зегер забиты составами. Ведь день еще только начался, а днем английские летчики не любят выходить на бомбежку. Кроме того, погода установилась совершенно нелетная. С утра небо затянуло тучами, и на весь день зарядил дождь. К вечеру же линию наладят, эшелоны пойдут своим путем, и пробка будет ликвидирована.

И в самом деле. Мелкий и нудный дождь с утра моросил над северо-западом Германии. А тучи, стоявшие над Зегером, были особенно беспросветны и, по-видимому, совсем не собирались уходить.

Они словно подрядились вылить весь свой запас воды на облезлый, пропахший дымом и ржавым железом городок. Печально и тускло поблескивали красные черепицы высоких остроконечных крыш. Голые ветви зябко дрожали и роняли на землю тяжелые капли дождевой воды. Казалось, деревья плакали о чем-то, столпившись в палисадниках около мрачных, сложенных из коричневого кирпича домов. Дым из заводских и паровозных труб широкими траурными полосами стлался над самыми крышами. Чуть выше этих траурных лент висели серые мокрые тучи. Все было серо, скучно, обыденно, и ни у кого не возникало мысли о возможности нападения.

Поэтому, когда пятерка тяжелых бомбардировщиков с красными звездами на плоскостях вырвалась из-за туч, ни одна сирена не подняла тревоги. Выстрелы из зениток прозвучали в одно время со взрывами бомб в цехах заводов. Но за первой пятеркой бомбардировщиков появилась вторая и третья, а затем поднялась такая карусель, что все живое попряталось в бомбоубежища и щели, не помышляя о сопротивлении.

Эшелон с заключенными не успел втянуться на станцию. Застигнутый бомбежкой в сотне метров от входных стрелок, огромный состав был брошен на произвол судьбы. Охрана и поездная бригада сбежали и попрятались, куда смогли, в самом начале налета.

В первые минуты бомбежки заключенные, оцепенев от ужаса, прислушивались к грохоту взрывов и воплям разбегавшихся со станции солдат. Но вот взрывная волна опрокинула и разбила несколько вагонов эшелона смертников. С трудом выбравшись из-под обломков, многие из тех, кому удалось уцелеть, ударились в бегство. Но нашлись и такие, которые даже в эту страшную минуту не забыли своих товарищей. Измученные, истощенные, но сильные духом люди кинулись на помощь друзьям. Окровавленными руками раскручивали ржавую проволоку запоров, раскрывали двери, разбивали стенки вагонов. Им никто не мешал. На станции царила паника. Каждый эсэсовец думал только о собственном спасении, послав к черту присягу на верность фюреру.

Улицы сотрясаемого взрывами городка были пустынны, словно вымерли. Все, кто успел, попрятались в бомбоубежища, щели и просто ямы, лежали вниз лицом взывая к божьему милосердию. Грохот взрывов и рушащихся зданий, треск пожираемых пламенем сооружений сменили недавнюю тишину. Даже дождь утих, как будто испугался бури, свирепствовавшей на земле. Черный удушливый дым застилал городок и огромным столбом поднимался к низко нависшим тучам.

Только вырвавшиеся из эшелона смертников люди, стараясь как можно дальше убежать от своих тюремщиков, мелькали там и тут в дыму и пыли развороченных взрывами улиц.

Выбравшись из разбитого руками друзей вагона, Грета одна пробиралась среди развалин, падая и прижимаясь к земле, когда над головой раздавался свист летящей бомбы. Лицо девушки покрывала пепельная бледность, платье было изорвано, руки — в ссадинах и крови. Две тяжелые серебристые косы расплелись и длинные космы волос падали на плечи, нависали на глаза.

В голове девушки с бешеной быстротой проносились обрывки мыслей: «Надо успеть, пока бомбежка… Нас будут ловить… Спрятаться у сестры няни…»

Вдруг всполошный гудок машины заставил Грету прижаться к стене дома. Беспрерывно гудя, по улице мчался легковой открытый автомобиль, переполненный людьми в черных мундирах.

«За мной! Пропала! — пронеслось в голове беглянки. — Не пойду! Пусть здесь расстреливают!»

Грета широко раскрытыми от страха глазами смотрела на приближавшуюся машину. Но вдруг ужас на ее лице сменился радостным изумлением.

В машине рядом с шофером сидела девушка в ненавистном черном мундире со свастикой. Но из-под пилотки ей на плечи опускались такие же, как и у беглянки, серебристого отлива чудесные косы.

Понимая, что этого делать нельзя, что это почти немедленная смерть, но подчиняясь, может быть, голосу крови и воспоминаниям детства, Грета кинулась к подходившей машине с криком:

— Лотта! Сестра! Спаси! Это я, Грета!

Но машина круто вильнула в сторону, объезжая бросившуюся к ней девушку. На лице фашистки промелькнуло одновременно удивление и растерянность. Она не сделала ни одного движения, не оглянулась, и машина помчалась дальше, чтобы через сотню метров угодить под разрыв фугасной пятисотки…

Когда Грета, тоже опрокинутая взрывом фугаски, опомнилась и поднялась на ноги, бомбежка все еще продолжалась. Оглушенная, почти ничего не соображая, девушка медленно пошла вперед по пылавшей улице.

Исковерканный взрывом кузов только что обогнавшей ее машины и раскиданные вокруг тела заставили Грету остановиться. Прямо перед ней, скорчившись, словно все еще ожидая удара, лежала девушка в черном мундире со свастикой. Испачканная в крови, серебристая коса змеилась на земле.

Грета опустилась на колени и повернула лежащую вверх лицом.

— Лотта! Это ты? Как же ты так!.. — еще не совсем понимая, что произошло, проговорила Грета.

Рев прошедшего над самой землей бомбардировщика напомнил Грете, кто она и где находится.