Неподалеку от письменного стола майора стоит маленький столик, всегда прикрытый куском черной материи. Майор Попель подходит к столику и откидывает покрывало. Вот они, эти предметы, доказывающие, что в Борнбурге орудуют люди, которых надо немедленно изловить, уличить и уничтожить. Но как связать воедино все эти доказательства, чтобы из создавшейся цепи событий встали живые люди, которых ненавидит и в то же время боится майор Попель?

На столе перед майором — несколько кучек латунных пуговиц с серпом и молотом, звездочки и пряжки от ремней. Судя по всему, здесь комплекты с одежды четырех человек. Но майор сомневается.

«Обнаружено четыре комплекта, — ворчит он, — а сколько еще не обнаружено? Не может быть, чтобы десантников было только четверо. Что могут сделать четыре человека? Их, по всей вероятности, гораздо больше. Надо искать».

Почти рядом с звездочками и пряжками лежит остро отточенный финский нож с обгоревшей ручкой. На ноже — рыжие пятна ржавчины. Но майор Попель знает, что это не ржавчина. Это кровь командира самолета летчика Клемма. Майор Попель убежден, что у одной из кучек латунных пуговиц и у финского ножа один хозяин. Но где он сейчас? Под какой фамилией и именем он ходит среди жителей города Борнбурга?

Неподалеку от финского ножа развернут веером десяток фотокарточек. Это снимки двух убитых в лесу под Борнбургом солдат. «Воскресшие», — усмехнулся Попель, вспомнив слова фон Гейма о том, что из настоящих владельцев этих документов один убит под Мадридом, а другой зарезан в пьяной драке. Установить, кто же действительно убит в лесу, до сих пор не удалось. Сразу же по приезде майор потребовал сведения на всех, кто в течение последних десяти дней прибыл в Борнбург. Ничего интересного не оказалось, за исключением двух радистов из Грюнманбурга. Майор вызвал одного из них — сержанта Гиберта, лично беседовал с ним и убедился, что здесь как будто бы все в порядке. На всякий случай Попель затребовал из управления, пославшего радиста в Грюнманбург, их фотографии.

Правее фотографий убитых солдат лежат три листочка бумаги с цифровыми записями. Это перехваченные шифровки, передававшиеся неизвестной радиостанцией. Майор Попель привез с собой опытных пеленгаторщиков. Каждый вечер он берет взаимообразно солдат и офицеров из охраны Грюнманбурга, но даже с такими силами поймать радиопередатчик оказалось невозможным. Неизвестный радист работает почти каждую ночь, и каждый раз на новом месте. В первую ночь пеленгаторы засекли его юго-восточнее Борнбурга, километрах в пяти от города. Однако переброшенная туда команда ничего не нашла. Вторую передачу неизвестный радист начал под самым Борнбургом, но уже на северной стороне его. Гестаповцы помчались туда с ищейками. Собаки взяли след, но, пройдя по нему не более сотни метров, вдруг взвыли и начали, как бешеные, кидаться из стороны в сторону. Через минуту все три ищейки подохли. След был посыпан каким-то сильно действующим ядом.

Майор Попель обозлился. Он приказал раскинуть пеленгаторы кольцом в радиусе пяти километров от города. К каждому пеленгатору была прикреплена команда эсэсовцев. Сегодня таинственный передатчик неожиданно заработал не ночью, как обычно, а вечером и где-то в самом центре города. Когда команды на машинах с разных сторон въехали в Борнбург, передатчик уже давно умолк. Майору Попелю начало казаться, что радист просто издевается над ним, что радисту известны все приказы, которые отдает он, майор Попель, для поимки вражеского передатчика. Попель стал с недоверием посматривать даже на начальника Борнбургского отделения.

Особенно подозрительной казалось майору Попелю беспомощность Цехауера в оперативных делах. Не реже одного раза в неделю на домах и заборах Борнбурга расклеиваются листовки подпольщиков. Вон целая пачка таких листовок белеет около листков с шифровальными записями, и содержание каждой из них приводит майора Попеля в ярость. В листовках не только излагаются сводки советского командования, но и даются комментарии к ним. И в этих комментариях убедительно доказывается, что победные реляции фашистского командования — попросту «собачья брехня».

А этот растяпа Цехауер много месяцев подряд не может поймать тех, кто расклеивает эти ядовитые листовки. Не схвачен ни один подпольщик. Правда, после приезда Попеля в Борнбург листовки еще ни разу не были обнаружены. Однако Попель в глубине души опасался, что они снова могут появиться в любую ночь.

Попель бледнеет от сдерживаемой ярости. «Может быть, это Цехауер куплен подпольщиками? — думает майор. — Иначе, откуда подпольный радист знает о том, где его ждет засада?»

Майор с брезгливой гримасой взял в руки пачку листовок и отложил их на край стола, подальше от ножа и фотографий. К листовкам русские разведчики никакого отношения иметь не могут. Их состряпали свои, доморощенные, черт их знает, как до сих пор уцелевшие, коммунисты.

Собрав фотографии убитых солдат в пачку, майор Попель после минутного колебания положил их рядом с финским ножом и шифровками.

— Убежден, что тут тоже не обошлось без русских ножей, — неожиданно вслух говорит он и криво улыбается.

В дверь постучали. Майор Попель накинул покрывало на столик и, сев на свое место за письменным столом, крикнул:

— Войдите!

Вошел Цехауер. На его туповатом лице привыкшего ничему не удивляться службиста лежал отпечаток взволнованности.

— Что еще там случилось? — не приглашая Цехауера сесть, брюзгливым тоном спросил Попель.

Цехауер, взглянув на часы, со скрупулезной точностью доложил:

— Тридцать восемь минут назад, недалеко от входа в пивную «Золотой бык», смертельно ранен лейтенант СС Фриц Гольд. — Цехауер на мгновение умолк и затем многозначительно добавил: — Он служил в охране Грюнманбурга.

— Лейтенант уже умер? — нетерпеливо спросил Попель.

Цехауер снова взглянул на часы.

— Когда я был у него, он еще находился в сознании, а сейчас, наверно, уже началась агония.

— Садитесь, выкладывайте, как это случилось, — кивнул головой Попель и сел за стол.

Цехауер немногословно, но точно доложил обо всем, что произошло в тот вечер с лейтенантом Гольдом. Сообщив показания Гольда и Бунке о приметах убийцы, Цехауер таинственно добавил:

— Только, господин майор, мне все это кажется очень подозрительным. Да и сам капитан Бунке мне доверия не внушает.

— Что вам в нем не понравилось? Говорите точнее, — потребовал Попель.

— Самоуверен он очень, господин майор.

— Этого мало для подозрений, — усмехнулся Попель.

— Убийца знал, что от быстроты его ног зависит спасение. Как же раненый в ногу капитан мог догнать спасающегося от смерти человека?

— Резонно, — кивнул головой Попель. — Валяйте дальше.

— У меня создалось впечатление, что лейтенант Гольд кем-то запуган. Похоже, что к этому приложил руки капитан Бунке.

— Он угрожал ему чем-нибудь?

— Нет, господин майор, совсем наоборот. Капитан все время успокаивал Гольда, что, мол, рана пустячная…

— Ну, и что же? Они, по вашим же словам, — друзья. Вот он и не хотел тревожить друга.

— Простите, господин майор, но мне кажется другое. Похоже, что капитан старался помешать раненому говорить откровенно.

— Туманно, но возможно, — согласился майор. — То, что раненый капитан догнал здорового убийцу, тоже факт подозрительный. Надо этого капитана прощупать, только так, чтобы он сам ни о чем не догадался. — Майор помолчал. — У него два «железных» креста, говорите. Видно, сорви-голова, а значит, любимчик командования. Имеет связи. Нет, с ним мы спешить не будем. Проведем негласную проверку. Запросим о нем сведения из той части, в которой он служил последнее время. Свяжемся с комендантом, пусть он его пошлет на комиссию. Я убежден, что к убийству Гольда он не имеет никакого отношения. Тут вы напрасно принюхиваетесь. А сейчас пишите рапорт об убийстве. Затребуйте от врача материал осмотра раненого и вскрытия умершего. Сейчас же…

Майор остановился. За дверью кабинета послышались возбужденные голоса. Затем дверь от удара ногой широко распахнулась, и в кабинет, сильно хромая, вошел капитан Бунке. На руках капитана лежал лейтенант Гольд. Цехауер в растерянности вскочил с места. Попель с любопытством смотрел на вошедшего.