Все эти военно-политические вопросы, достаточно знакомые и до войны, стали для меня особенно, ясными позже, во время моего пребывания на мирных переговоpax в Брест-Литовске, где сталкивались, уже задним числом, мнения Гофмана и Кюльмана (и Вильгельма за их спиной) с мнениями Чернина (и Карла за его спиной) и представителей Советского правительства.

Изложенное выше высокое мнение о союзной с нами французской армии давало мне основание считать, что франция, с ее опытом войны против немцев 1870–1871 годов, с честью выдержит предстоящую ей борьбу со своим постоянным противником, тем более при поддержке Англии.

Допуская даже худшее, то есть победу немцев, я все же считал, что она будет пирровой победой для Германии и тогда предрешит окончательный успех России. В победе же русской армии над австро-венгерской у меня не было сомнений.

Понятно, что предусмотреть выход России из империалистической войны в результате будущей революции я не мог. Но как свою жестокую ошибку воспринимаю то, что не предвидел возможности грубых промахов, которые были сделаны в ходе войны нашими высокими правителями как военными, так и государственными.

Я прошу у читателя позволения окончить настоящую главу чисто военными вопросами. Они носят общий характер и не окажутся поэтому чуждыми даже и для читателя, не посвященного глубоко в их специфику.

Эти вопросы возбуждали в свое время громадный интерес не только во Франции, откуда они взяли свое начало, но и в Германии, где к ним относились враждебно, и у нас в России, где они пропагандировались Русским Генеральным штабом, охотно питавшимся западноевропейским опытом.

Выше я упоминал уже о «принципах» германского генерального штаба, провозглашенных им в виде непреложной истины.

В качестве этих «принципов» прусские законодатели проповедовали:

— успех, достигаемый силой, есть высший критерий справедливости (варианты этого принципа: екатерининское — «победителей не судят!», бисмарковские — «beatl possidentes»[57] и «хватай, что можешь, а потом толкуй о своем праве на это»;

— решительная атака есть единственное средство морального, а следовательно, и физического подавления противника;

— даже предвзятая идея атаки, если только она не идет уж в полный разрез с данными разведки, может служить достаточным основанием для боевых распоряжений;

— бой крупных войсковых единиц должен быть вполне налажен еще до завязки его, и высшему войсковому начальнику во время боя нечего вмешиваться в управление им;

— меры обеспечения соответствующего решения и ограничения риска в ходе боя бесполезны и даже опасны.

В этих «принципах» сказался надменный характер пруссачества.

В противовес им во Франции, частично в России и Австро-Венгрии, широко проводились свои оперативно-тактические взгляды.

Я остановлюсь здесь на вопросах об управлении войсками и о наступательных действиях в современном бою, так как они наиболее близки приведенным «принципам» прусского генерального штаба, а также потому, что в области этих вопросов, как подтвердил опыт войны, происходили главнейшие промахи, самые тяжелые по их результатам.

А. Необходимо учитывать разницу между понятиями «командование» и «управление» в бою войсками и не относить то и другое понятие безразлично ко всем соединениям войск от полка и бригады до армии. Разница эта существенная, и в соответствии с ней находятся и важные особенности в маневрировании войск.

«Командование» осуществляется в отношении такой войсковой единицы (части), действиями которой начальник руководит на местности непосредственно сам и которая в бою (современном, массовом) действует в поле его зрения, стремясь к достижению одной и той же тактической задачи.

Такая «командуемая» начальником часть получает точный приказ, в каком направлении нанести удар, обеспечивая последний своими собственными мерами разведки и охранения (авангард, наблюдение за флангами и др.).

Иначе дело обстоит в более крупных войсковых соединениях (дивизия и выше), которые развертываются для боя на фронте, исключающем возможность одному лицу непосредственно следить за выполнением отдельными частями поставленных им задач. В отношении этих соединений осуществляется не «командование», а «управление» ими начальником, сводящееся к указанию их частям правильных направлений; выполнение же возлагается на непосредственно подчиненных ему и им лишь руководимых начальников.

Таким образом, «управлять» — значит предусматривать обстановку, в которой подчиненные начальники будут выполнять свои задачи, иначе говоря, подготовить бой, а затем влиять на его ход главным образом резервами.[58]

Вреднейшими результатами смешения понятий «командовать» и «управлять» считалось (главным образом во Франции и у нас) положение, когда начальники, призванные «командовать», ограничивались «управлением», находясь в дальнем тылу своих частей, или когда «управляющие» начальники выдвигались на передовые линии, вмешиваясь в дело своих подчиненных вследствие недоверия или непонимания дела. Такое вмешательство означало нарушение тактической связи, уничтожение инициативы подчиненных и создавало в войсках беспорядок. Единство правильного руководства боем должно достигаться ясной постановкой цели своим самостоятельно организованным частям.

Ожидать с принятием решения для боя или с завязкой боя результатов точной разведки в деле управления нельзя; надо уметь действовать на основании сведений, менее достоверных или даже добытых ранее (разведывательные сводки за прошлые сутки и т. п.). Такое решение, конечно, требует риска, но оно необходимо.

В старой академии полковник Гейсман набил нам оскомину своим: «Бой должен быть целесообразен и планосообразен», то есть оправдан сложившейся обстановкой, оперативной или даже стратегической, а проведен строго по составленному плану.

Б. Наступательный марш крупных войсковых соединений должен быть организован так, чтобы:

— обеспечить возможность незамедлительного развертывания на фронте соответствующей численности соединения, без потери, ко времени завязки боя, направления, данного соединению, но с возможностью перемены этого направления (например, вследствие неполноты данных о противнике, выяснившихся после получения предварительных распоряжений для завязки боя);

— обеспечить возможность противодействовать случайностям, не оставляя принятого для наступления темпа.

Конечно, длина боевого фронта, кроме величины соединения, будет зависеть и от задачи, и от местности, и от намерений начальника. Нормальным протяжением фронта для полка (бригады) считалось от одной до полутора верст, что составляет на корпус около шести — семи верст. Характер задачи может заставить дать одним корпусам более широкий фронт, а другим, на которые ляжет труднейшая часть задачи, более узкий. В этом предоставлении корпусам разных по ширине полос для наступления (в пределах «разграничительных» линий) у старшего начальника заключается главное средство оказывать свое влияние на ход боя.

При осуществлении частями охватов или при неудобных для атаки участках местности допускаются прорывы в расположении частей.

Такой свободой в решениях о длине боевого фронта нельзя злоупотреблять, так как невозможно предвидеть действий противника; желательно всегда сохранять для своей стороны возможность одновременной атаки на всем фронте.

Этими общими установками определялись вытекающие из них:

1) порядок принятия решения начальником;

2) порядок завязки боя при наступлении;

3) общий порядок наступательного марша.

1. Принятие решения начальником обусловливалось: оценкой обшей обстановки в связи с полученной задачей; местностью; сведениями о противнике.