ШИРОКОВ (напевая, развертывает сверток):

(В свертке три больших фотографических портрета. Широков садится на стул перед пианино и ставит на него портреты).

Борька — раз!… Наташка — два!… Алеша — три!…

(Из кабинета Широкова спускается по лестнице Александра Сергеевна, останавливается, наблюдает за мужем).

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Что это ты, Федя, выдумал?

ШИРОКОВ (весело): А что? Плохо?

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Да я не говорю, что плохо… (стоит рядом и несколько секунд внимательно, любовно, рассматривает портреты детей. Александра Сергеевна машинально повторяет): Да я не говорю, что плохо…

ШИРОКОВ: А что? Ребятам приятно будет: подарок от отца. У самого Паоло, на Кузнецком заказал.

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА (отворачиваясь): Не знаю… Я не люблю никаких портретов в доме. Ну, умерших — это я понимаю — предков… А то…

ШИРОКОВ: Вздор какой!… Что Алеша? Лучше?

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Все то же… И откуда же лучше будет? Волнуется, когда Лены долго нет. Пьет… Пить он стал много…

Пауза.

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА (тихо, не глядя па мужа): Федя…

ШИРОКОВ: Что?

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Федя… Профессор Анисимов сказал, что Алешу вылечить нельзя. Я щадила тебя, не говорила.

ШИРОКОВ: Я это знаю. Ну, может, со временем, будут новые средства…

(В саду слышен стук подъехавшей машины)

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА (смотря в сад): Боря приехал.

ШИРОКОВ (идет к веранде, на ходу обнимает жену): День-то какой, Саша: все наши ребята собрались вместе. (Кричит с веранды) Бориска! А где же Лену потерял?

ГОЛОС БОРИСА: Не застал. Поездом приедет!

ВЕРА (в дверях кухни): Александра Сергеевна!

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Что тебе?

ВЕРА: Пироги порезанными на стол или нерезанными?

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Ах, Верочка, подавай, как знаешь. Лучше — не режь. Порежем сами.

(Вера уходит. С веранды входит Борис, свежий, красивый, в новой щегольской форме, с большим букетом сирени).

ШИРОКОВ: Ай да Бориска! Букетище-то!

БОРИС (передает букет): Мама…

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Спасибо, Боря (целует его в лоб и ставит цветы в вазу). Где это ты?

БОРИС: Да, понимаешь, все утро думал о том, чтобы тебе цветов купить, а потом замотался — забыл, и вспомнил лишь, подъезжая к дому. Еду мимо дачи адмирала Гвоздикова, смотрю — такие грозди висят. Стоп! думаю: что по ту сторону забора — адмиральское, что по эту — общественная собственность… (входит Алеша, останавливается в дверях). Я мигом из машины… (замечает брата и замолкает).

АЛЕША: Почему Елену не привез?

БОРИС: Да, видишь ли, Алеша, я заезжал за ней, да не застал.

ШИРОКОВ: Приедет поездом.

АЛЕША: Жена называется (уходит, все молча глядят ему в спину).

ВЕРА (входит): Александра Сергеевна, можно вас на минутку?

АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВНА: Что еще там? (уходит вместе с Верой).

ШИРОКОВ: Ну, Борис, как последний МИГ? Испытывал?

БОРИС: А как же!

ШИРОКОВ: Хорош?

БОРИС: Прекрасная машина! Легкая, крепкая, удобная. Хотел петлю крутануть, да сошел…

ШИРОКОВ: Ты допетляешься, кажется…

БОРИС: Такая уж у меня профессия, отец (заметив портреты) Это что за новости! Тю! Алешка, я, Наташка! Это откуда?

ШИРОКОВ: Это — моя затея. Заказал, брат, я ваши увеличения у самого Паоло. А то вот, сегодня собрались — а завтра ищи вас, как в поле ветра (входят Наташа и Кузьмич. В руке у Наташи миниатюрный букетик анютиных глазок. Кузьмич с удочками и ведерком).

КУЗЬМИЧ: Нет, Наталья Федоровна, сом — он рыба далеко не сонливая…

НАТАША (виснет у отца на шее)Папа! Как хорошо на реке, если бы ты знал!

ШИРОКОВ: Ну-ну, задушишь, стрекоза.

НАТАША: Здравствуй, Борька. Это откуда цветы? Ты?

БОРИС: Я — маме.

НАТАША: Тогда я — папе (отдает букетик отцу) Вот… (заметив фото).О, какие чудные! Это ты, папка? Нам? Вот спасибо… А Алешка лучше всех! Вон он у нас какой… Самый красивый! Как он?

ШИРОКОВ: Все так же.

КУЗЬМИЧ (подходя и рассматривая фото): Три богатыря с картины Васнецова.

БОРИС: Один богатырь — в юбке.

КУЗЬМИЧ (Наташе) Сом, повторяю, Наталья Федоровна, рыба далеко не сонливая. Сия рыба хищная. Можно брать на спиннинг…

НАТАША (жест в его сторону): Пш-ш-ш!… (Кузьмич уходит).

БОРИС: Наташ, я новую сетку для волейбола привез. И ракетки для тенниса. Шик-модерн!

НАТАША: Ой, покажи!

БОРИС: Идем! (оба уходят через веранду).

ШИРОКОВ (вдогонку): Огоньки, не задерживайтесь. Сейчас за стол (уходит в кухню).

(Входит на костылях Алеша. Подходит к фотографиям и долго их рассматривает, потом — к столу, налил из графина водки, выпил. Налил еще, с трудом донес рюмку до пианино и поставил на крышку. Сел и, склонив голову, одним пальцем стал что-то наигрывать. Через сцену прошла Вера с кувшином, налила воды в вазу с сиренью).

ВЕРА (тихо): Алексей Федорович, вы давеча рассердились на меня. А за что? Я хотела, как лучше…

АЛЕША: Отстань, Вера.

ВЕРА (огорченно): Ну, вот, всегда так: отстань, да отстань. (Уходит; входит Широков).

ШИРОКОВ (тихо): Алеша…

АЛЕША (не поворачиваясь): Что?

ШИРОКОВ: Ты опять пьешь, Алеша? (Берет рюмку с пианино и выплескивает. Садится в кресло. Закуривает). Ведь ты же знаешь, Алеша, что алкоголь для тебя — яд. Это задерживает выздоровление. И если ты будешь пить — нога твоя никогда не заживет.

АЛЕША: Она и так не заживет.

ШИРОКОВ: Глупости! Профессор Анисимов сказал…

АЛЕША (перебивая): Отец… (Пауза) Отец… Я не поправлюсь. Я навсегда останусь хромым.

ШИРОКОВ: Алеша, слушай, что я тебе скажу…

АЛЕША (настойчиво): Я останусь хромым! И я это знаю, и ты это знаешь… (кладет голову на вцепившиеся в крышку пианино руки, пауза) И какая разница: пью я или не пью?

ШИРОКОВ: Какую ты чепуху, повторяю, несешь: Есть разница или нет разницы?… Да знаешь ли ты, что если бы ты не пил, ты давно уже был бы здоровым и выбросил костыли… (пауза). Ты думаешь нам с матерью легко на тебя смотреть? Ты думаешь, брат твой и сестра твоя о тебе не думают? Ты думаешь жена твоя…

АЛЕША (перебивая): Не думает.

ШИРОКОВ (как бы не замечая его реплики): И если человек сам себе не хочет помочь, то другие ничего не могут сделать. Тут брат никакие профессора…

Пауза.

АЛЕША (продолжает стучать одним пальцем по клавишам).

ШИРОКОВ: Алеша, ты умный, интеллигентный человек. Бог наградил тебя всем. Я тебе, прямо, Алешка, скажу: ты самый талантливый из ребят. Рисуешь, поешь, играешь, шахматист, стихи пишешь. А в детстве! Чем ты только не увлекался в детстве: бабочек коллекционировал, на охоту с дядей Колей ходил, на лыжах…

АЛЕША: Ходил… На лыжах ходил… в прошедшем времени. Знаешь, отец, о ком еще всегда говорят в прошедшем времени: о мертвых и о сидящих в тюрьме… Был, была, был…

ШИРОКОВ: Эх, сын! Жизнь сложна. И построена она — ну, как бы тебе сказать — полосами, что ли. Вот идет полоса счастливая, вот горькая. Потом — опять счастливая. Но никогда — запомни! — никогда не бывает ни сплошной полосы счастья, ни сплошной полосы горя. Всё, брат, закономерно. Кончится и твоя горькая полоса. Верю я в это. Крепко верю… Знаешь, я недавно ребятам сказал: не обижайтесь, любимый сын мой — Алексей. Ей-Богу, так и сказал.