— Боря, перестань шутить! Я промокла и устала!

Снова молчание.

Поля вскочила на ноги. Бориса не было. Только что он стоял рядом и… исчез.

— Поля! — вдруг услышала она, и кто-то тронул ее за руку.

Она вскрикнула: рядом — никого!

Поля поворачивалась во все стороны и ничего не могла понять: перед нею была палатка, сзади — отвесная, непроницаемая окала.

— Поля, иди же сюда! — услышала она нетерпеливый зов.

Это был голос Бориса.

Тут только она заметила узкую расщелину в скале, прикрытую ветвями черемухи и боярышника. Девушка нагнулась и проскользнула между ветвями. Она споткнулась и упала бы, если бы ее не поддержала сильная рука Бориса.

Борис и Поля стояли у входа в довольно большую, хотя и невысокую пещеру.

— Сюда! Сюда! — кричал Борис, и один за другим в расщелину проскользнули участники экспедиции.

Неутомимый Сервис уже обнюхивал все углы пещеры.

— Эге! Да здесь тепло и сухо! — сказал Кузьма Савельевич. — Давайте-ка перебираться сюда, обогреваться да сушиться. Здесь будет покойнее, чем в палатке.

Через полчаса в пещеру перенесли все имущество геологической партии — одеяла, мешки с продовольствием, коллекции. Лошадь привязали у самого входа в пещеру.

Изнемогавшего от усталости и лихорадки Сеню Мишарина уложили на двух одеялах в самом высоком и сухом месте пещеры.

У входа в новое жилище нашли несколько сухих сучьев, убереженных от дождя выступом скалы, развели посредине пещеры костер и подвесили на треноге чайник с водой. Поля выставила наружу ведро, и скоро оно до краев было наполнено дождевой водой.

— Палатку уберем? — спросила девушка, занося в пещеру ведро.

Она хотела еще что-то сказать, но ее отвлек стонавший в углу Сеня. Поля направилась к больному.

— Пусть стоит, — ответил между тем геолог. — Она вроде как наша приемная. Утром уберем… Давайте, ребятки, чаевать.

Антон разливал по кружкам кипяток, выдавал сухари, открывал банки с консервами.

После ужина ребята стали было располагаться на отдых — усталость наливала тело, но Брынов, который почти ничего не ел и нетерпеливо ждал, пока ребята покончат с едой, сразу же схватился за молоток:

— Ребятки, еще один подвиг на сегодня! Айда осматривать пещеру!

И, сбросив усталость, юные геологи разошлись по уголкам обширного своего жилища. Колебались языки свечей, в ребячий говор вмешивался перестук молотков, а через расщелину доносился несмолкаемый шум ливня.

— Кузьма Савельич! Ко мне! Скорее! — закричал Борис.

Геолог и ребята бросились в дальний угол пещеры, откуда доносился стук зыряновского молотка. Вслед за Брыновым с лаем помчался и Сервис.

Борис Зырянов выглядел растерянным. У его ног лежала груда отколотых от стены острогранных, ребристых камней, а в руках Борис держал плоский минерал, похожий на бутерброд: между двумя толстыми красноватыми слоями — едва заметная белая прослойка.

— Ого! — воскликнул геолог. — Это же киноварь! Основная руда, из которой добывается ртуть. И какая богатая! Тут известняк, так сказать, присутствует только «для приличия». Такую богатую руду я встречал только на Чикое.

Кузьма Савельевич отбил молотком еще несколько кусков, наконец осветил головешкой всю южную стеку пещеры: ярко-красные полосы густой сетью прослаивали скалу.

— Ну, Борис, — Брынов положил руку на плечо юноше, — честь открытия принадлежит тебе.

Ребята во все глаза смотрели на своего «Зыряна», будто никогда не видели его жестких волос и выпяченной нижней губы. А Борис и не думал скрывать гордого торжества, он ухмылялся и даже прищелкивал пальцами.

— Отныне, — торжественно произнес Тиня Ойкин, — нашей пещере присваивается название Ртутной.

Внезапно Кузьма Савельевич выступил вперед и, потрясая киноварным «бутербродом», с чувством продекламировал:

Это он заканчивал «дискуссию» с иркутским начальством.

Ребята ответили дружным «ура». Оно еще не успело смолкнуть, как раздался сильный грохот, стены пещеры словно покачнулись, и ребятам показалось, что на их головы обрушились каменные своды. Сквозь расщелину донеслось громкое испуганное ржанье Волчка.

Гул, гром, еще два толчка послабее, и затем сразу как обрубили — тишина.

Первым очнулся геолог:

— Вход!

В несколько прыжков, не выпуская из рук минерала, он достиг расщелины. Вход был свободен. Все так же шумел ливень, но к этому примешивались еще какие-то звуки: будто кто-то очень большой полоскал водой горло.

Брынов, крикнув: «Подождите меня!», исчез в расщелине, за ним — Сервис.

Борис хотел было тоже выскочить, но Тиня удержал его за руку и серьезно сказал:

— Приказ командира: ждать!

— Эх, — с досадой сказала Поля, — хотела я сказать, еще когда воду принесла!

— Что хотела сказать? — Борис не спускал глаз с расщелины.

— Когда я выходила — видела, как на палатку с козырька намни падали… большие…

— Козырек-то, видимо, и подмыло, и он обрушился, — сказал Борис, высовывая голову из расщелины.

— Ну вот, — огорчился хозяйственный Антон, — теперь от нашей палатки, наверное, одни лоскутья остались.

— Вот это Антон! Он о палатке беспокоится! — возмутилась Поля. — Тут о себе надо подумать…

— Заплакала, уже заплакала! — Антон не скрывал насмешки. — А я думал — ты храбрая!

— Ребята, а Волчок, что с Волчком? — с беспокойством спросил Тиня Ойкин.

Отфыркиваясь, влетел в пещеру Сервис и сейчас же стал отряхиваться, разбрызгивая во все стороны воду и грязь.

Через минуту зашелестели ветви раздвигаемого кустарника, и ребята увидели озабоченное лицо геолога.

Он сбросил плащ, достал носовой платок и принялся вытирать им лицо, шею, волосы.

— Погодите, дайте отдышаться!

Вытащил портсигар, постучал папиросой о крышку и только после двух затяжек заговорил:

— Дело, ребята, серьезное. Завалило речку ниже пещеры. Нас может затопить. А главное — кругом вода, не выберешься теперь… Волчок сорвался с привязи и убежал…

Брынов внимательно вгляделся в лица окружавших его ребят. Страха он не заметил. На лицах было написано беспокойство. Он подошел к костру и сел возле на камень. Ребята разместились вокруг Брынова.

— Обсудим спокойно положение. В пещеру может хлынуть вода — раз, с продуктами плохо — два. Значит, надо покидать пещеру… Сеня болен — раз, через речку не перебраться — два! Значит, надо оставаться в пещере… А? Вот это положение!

Брынов, протянув руки над костром, пошевеливал пальцами. Он посматривал на ребят: то налево — на Полю и Тиню, то направо — на Бориса и Митю.

— Сейчас же уходить! — сказала Поля.

— Оставаться! — предложил Борис.

— А по-моему, ни то, ни другое, — спокойно сказал геолог, не меняя лозы.

И вдруг, вскочив на ноги, сказал по-военному:

— Слушай команду! Собрать и упаковать все вещи. Приготовиться на случай срочной эвакуации из пещеры. Назначаю Зырянова, Владимирского, Бурдинского дежурными на ночь. Обязанность дежурных — следить за подъемом воды. Исполняйте… Борис, ты куда полетел? Я скажу, когда дежурить.

Закипела работа.

Антон с помощью Сережи упаковывал продовольствие.

Борис и Митя взялись за коллекции. Тиня и Поля приводили в порядок дневники.

Сон как рукой сняло. За полчаса закончили все сборы и снова расселись у костра.

— Вот тебе и Голубая падь! — вздохнул Сережа Бурдинский.

Тиня Ойкин взглянул на товарища и перевел свои умные глаза на начальника экспедиции.

— А почему, Кузьма Савельевич, она называется Голубой? — полюбопытствовал Малыш.

Геолог понял юношу: надо было отвлечь ребят от грустных мыслей.

— Охотники рассказывают, что в мае южный склон долины становится сплошь голубым. Это потому, что зацветает ургуй — забайкальский подснежник. Только местами в голубой ковер вплетаются белые цветы кашки. В это время сюда, в падь, заходят изюбри, забредают козы, залетают полакомиться цветами и бутонами ургуя тетерева и куропатки… У охотников, между прочим, есть поверье, что если промыть ствол настоем ургуя, то ружье «не дает рону»: дробь обязательно попадет в птицу…