Брэнног без колебаний вложила руку в руку матери и стояла не шелохнувшись, пока Сорка брала у нее кровь.

– Теперь ты, мой мальчик, – повернулась она к Эймону. – Три капли твоей, три капли моей, три капли от птицы – пусть чудо свершится!

У Эймона дрожали губы, но он бесстрашно протянул руку.

– А теперь ты, мое солнышко. Не бойся!

В глазах девочки блеснули слезы, но она с самым серьезным видом смотрела, как мама берет у нее кровь.

– Три капли твоей, три капли моей, три от коня – слушай меня!

Она смешала кровь и поцеловала маленькую ладошку.

– Вот и готово.

Она взяла котел, а флаконы с кровью сунула в мешочек на поясе.

– Несите остальное. Это лучше делать не в доме.

Она выбрала место – на твердой земле, в тени деревьев, где снег лежал еще плотно.

– Набрать хворосту? – предложил Эймон.

– Не надо, он нам не понадобится. Станьте здесь, все вместе.

Сорка шагнула детям за спину, обратила свой зов к богине, к земле, ветру, воде и огню. И очертила круг. По земле побежал легкий огонек и быстро замкнул круг. Внутри него стало тепло, как весной.

– Это и защита, и знак уважения. Зло не может проникнуть в круг, тьма не в силах побороть свет. И то, что делается внутри этого круга, делается во имя добра и любви.

– Сперва вода. Вода из моря, вода из облаков. – Она сложила ладони ковшиком и раскрыла их над котлом. И сейчас же в котле появилась вода, голубая, как из согретого солнцем озера, и стала выплескиваться наружу и возвращаться назад в котел. – И земля, наша земля, наши сердца.

Она щелкнула одной рукой, потом другой, и в котел посыпалась бурая земля.

– И воздух, песня ветра, дыхание тела. – Она распахнула руки и подула. И подобно музыке, воздух влился в котел с землей и водой.

– Теперь огонь, пламя и жар, начало и конец.

Она светилась, воздух вокруг нее мерцал, глаза горели синим огнем. Сорка выставила вперед руки ладонями вниз.

В котле загорелось пламя, заплясали искры.

– Все это подарил мне ваш отец. Это знак его любви и знак моей любви к нему. Вы, все трое, родились от этой любви.

Она швырнула в огонь котла три медных обруча и, кружа, отправила туда конский волос, собачью шерсть и перо, после чего влила кровь.

– Богиня дала мне и волю, и силу, сейчас, в этом месте я их применю. Пусть чары мои от опасности грозной детей защитят и потомство от них. Никто не посмеет поднять на них руку – на всех, кто от рода пойдет моего! Конь, сокол и пес пусть защитою служат в печали и в радости, в счастье, в борьбе. Свяжу я их клятвою кровной отныне, и станут угрозы они отводить – на черной земле и на воздухе легком, в огне и на море – вот воля моя. Да будет так!

Сорка высоко воздела руки и обратила лицо к небу.

Огонь взметнулся красным и золотым столбом, сердцевина которого светилась ярко-синим сиянием, и столб этот завивался и уходил вихрем в холодное зимнее небо.

Земля задрожала. Ледяная вода в ручье забурлила. А ветер завыл подобно загнанному волку.

Потом все стихло, замерло, и остались только трое детей. Крепко держась за руки, они следили за матерью, а та, теперь бледная как снег, вдруг покачнулась.

Брэнног шагнула к матери, но та помотала головой.

– Рано! Магия – это труд. Она дает, и она забирает. И мы еще не закончили. – Она сунула руку в котел и извлекла оттуда медные амулеты. – Для Брэнног – собака, для Эймона – сокол, для Тейган – конь. – Каждому из детей она надела на шею амулет. – Это ваши знаки и ваша защита. Они будут вас оберегать. Вы никогда не должны их снимать. Никогда! Если на вас этот оберег и вы верите в его силу, как верите в мою и свою собственную, то колдуну до вас не добраться. Однажды вы передадите свою силу тому, кто произойдет от вас. Вы сами поймете, кому именно. Станете рассказывать своим детям предание и петь им старые песни. Вы получите от меня этот дар, а потом передадите его дальше.

Тейган любовалась своим амулетом и с улыбкой вертела в ручках маленький овал.

– Красивый! Он похож на Аластара.

– В нем и есть частица Аластара, а еще тебя, меня и твоего отца, твоего брата и сестры. Неудивительно, что он красивый. – Она нагнулась поцеловать дочку в щеку. – Какие у меня прекрасные дети!

Она едва держалась на ногах, а когда с помощью Брэнног поднялась, пришлось подавить стон.

– Мне надо завершить круг. И все унести в дом.

– Мы поможем, – сказал Эймон, беря мать за руку.

Вместе с детьми она завершила магический круг и позволила им самим отнести все принадлежности в дом.

– Тебе надо отдохнуть. Садись к огню. – Брэнног подтолкнула мать в кресло. – Я заварю тебе снадобье.

– Да, и покрепче. И брату с сестрой покажи, как оно делается.

Малышка Тейган укутала ей плечи шалью, а Эймон накрыл колени пледом. Сорка улыбнулась. Она протянула руку к принесенной Брэнног кружке, но дочь отвела руку. Затем надавила на порез на ладони, пока три капли крови не упали в отвар.

– Кровь – это жизнь.

Сорка вздохнула.

– Да, это так. Спасибо тебе.

Выпив зелья, она уснула.

Неделю, а потом и другую она была здорова, и сила не уходила. Кэвон бился, шел напролом, подползал тайком, но она давала ему отпор.

Цвел терн, за ним распустились подснежники, и прибавляющийся день ото дня свет все больше говорил в пользу весны. Зима отступала.

Каждый вечер Сорка искала в огне своего Дайти. Когда получалось, говорила с ним, с риском для себя посылала к нему свою душу, чтобы та вернулась назад и принесла с собой его запах, голос, прикосновение – перед этим точно таким же образом напомнив ему о себе.

И тем самым укрепляя силы обоих.

О Кэвоне она ему ничего не рассказывала. Магия – это ее епархия. Против такого, как Кэвон, меч, кулак и даже воинская доблесть бессильны. Дом – до того, как она взяла в мужья Дайти, – принадлежал ей – значит, ей его и защищать. Как и детей, которых они вместе произвели на свет.

И все же она продолжала считать дни до Билтейна – дня, когда он вернется домой.

Дети росли и постигали новое. Какой-то голос у нее в голове неустанно твердил, что она должна обучить их всему, что умеет сама, причем как можно быстрее. Сорка не подвергала это сомнению.

Ночью, при свете очага и сальной свечи, она долгими часами записывала свои заговоры и заклинания, рецепты зелий и даже мысли, не обращая внимания ни на вой волков, ни на шум ветра.

Дважды ее призывали в замок к больному, и тогда Сорка брала с собой детей, чтобы те смогли поиграть с одногодками, чтобы оставались у нее на глазах, а заодно видели, каким уважением пользуется Смуглая Ведьма.

Потому что и имя ее, и все, что оно олицетворяет, потом перейдет к ним.

Но всякий раз по пути домой ей требовалось снадобье для восстановления сил, которые отнимало у нее врачевание.

Несмотря на тоску по любимому и на пошатнувшееся здоровье – а она понимала, что оно уже никогда не восстановится, – Сорка изо дня в день обучала детей ремеслу. Когда Эймон подзывал Ройбирда – теперь принадлежащего скорее ему, чей ей, – она отходила в сторону. И с гордостью смотрела, как ее малышка едет верхом на Аластаре, бесстрашная, как настоящая воительница.

И гордилась но и грустила одновременно, понимая, как часто Брэнног обходит лес вместе с верным Катлом.

Они унаследовали ее дар, но оставались детьми. Она заботилась о том, чтобы они слушали музыку, играли в игры и, насколько это возможно, сохраняли невинность.

У них бывали посетители – кому-то требовалось заклинание, кому-то – лечебная мазь, кто-то искал ответы на вопросы, кто-то заказывал приворот на любовь или богатство. Кому могла, она помогала и принимала приношения. И еще смотрела на дорогу – не спускала с нее глаз, хотя и знала, что любимый вернется не раньше, чем через несколько месяцев.

Как-то раз, когда ветер был несильный, а сквозь облака проглядывало голубое небо, Сорка с детьми отправилась на реку прокатиться в лодке, которую построил их отец.