— Мы ближе других к Синаю…

— Два самолета слева восемьдесят, сорок кабельтов! — снова прокричал наблюдатель, и в голосе его было удивление.

Все так же, уступом вправо, двойка самолетов нырнула к кораблю, оглушив истошным воем реактивных двигателей. Но это были уже совсем другие самолеты — горбатые, остроносые, с черными подпалинами под хвостами, с почти треугольными, скошенными назад крыльями.

— Вот, пожалуйста, теперь «фантомы» пожаловали, — сказал Дружинин. И добавил: — А ведь они нас пугают!

— Пугают! — подтвердил Алтунин. И заключил: — Пугают потому, что боятся.

— Чего им бояться?

— Что израильтяне, что американцы, что все натовцы так запугали себя советской опасностью, что поднимают тревогу даже при виде безобидного тральщика.

— Это точно, — сказал Дружинин. — Только ты бы, лейтенант, сходил на ют. Нас, конечно, не запугать, но все же…

На юте было, как всегда на учениях: стоял вахтенным у трала командир отделения минеров старшина 2-й статьи Чапаев, стоял вахтенным у динамометра командир отделения тральных электриков матрос Войханский, как и полагалось, не отрываясь, глядели: один — в море на прыгающие по волнам ярко-красные буи с флажками, другой — на белый диск прибора. Корабль шел с тралом, и внимание было теперь главным. Выглядели матросы необычно: в шортах и оранжевых жилетах, надетых на голое тело.

— Ну как? — спросил Алтунин, ни к кому не обращаясь. — Самолеты не больно мешают?

— А пускай летают, — подчеркнуто бодро ответил Войханский, не сводя глаз со стрелки динамометра. — Какая-никакая, а тень.

Алтунин с благодарностью посмотрел на него и вдруг подумал, что это ведь он успокаивает его, замполита. Чтобы не беспокоился за матросов. И отступил за лебедку, собираясь вернуться на мостик, и вздрогнул от незнакомо громкого, испуганного вскрика Войханского:

— Подсечена мина!

Резко обернувшись, Алтунин успел поймать взглядом рывок стрелки динамометра.

— Прямо по корме — мина! — доложил вахтенный у трала.

И все замерло на корабле. Алтунин отыскал на взбаламученной водной глади поблескивающий на солнце черный шар. Мина быстро удалялась, и он с беспокойством оглянулся на кормовую артустановку, стоявшую на камбузной надстройке. Оттуда, из-за серого броневого прикрытия, выглядывали черные стволы и виднелась голова наводчика в каске, прильнувшего к прицелу. Алтунину показалось, что целится наводчик недопустимо долго: все знали, что подсеченная мина будет качаться на волнах всего несколько минут, а затем наполнится водой и затонет.

Сухой треск короткой очереди резанул по ушам, со звоном посыпались гильзы. Снаряды взбили пену возле самой мины. Раздался еще короткий треск. В тот же миг палуба под ногами дернулась, море за кормой вздрогнуло сразу все, грязно-белым холмом вспучилось в том месте, где только что была мина. Холм этот стремительно поднимался все выше. Тяжкий звериный рык, переходящий в шипение, догнал корабль и прокатился дальше, к другим тральщикам, к едва видному вдали низкому Синайскому берегу, серо-дымной полосой отбившему горизонт.

Алтунин восхищенно улыбался, наблюдая, как оседает гора воды. Налетели чайки, роем мошкары замельтешили над местом взрыва. Он шагнул на ют, чтобы взглянуть в глаза минерам, похвалить. И наткнулся на неожиданный перекрик докладов:

— Подсечена мина!

— Прямо по корме — мина!

Снова, сразу после команды с мостика, ударила кормовая установка. Снова вспучилось море, и глухой рык прокатился над морем. Алтунин подождал, не подсечется ли третья мина, и, но дождавшись, пошел на мостик.

— Не пугают, — сказал он Дружинину.

— Что?

— Самолеты, говорю, не пугают. Наши люди, как всегда, на высоте. Пускай, говорят, летают, все-таки тень. — Алтунин засмеялся, но никто его не поддержал, и он замолк. Командир стоял на правом крыле мостика, смотрел за корму. Помощник выглядывал из левых дверей рубки и тоже высматривал что-то за кормой. Две мины подряд всех заставили ждать третью.

Солнце жгло все сильнее. Покосившись на командира, Алтунин расстегнул пуговицы на рубашке и подставил грудь горячему ветру. Командир тоже начал расстегиваться. Из-под козырька его выцветшей пилотки стекали струйки пота и высыхали на подбородке.

С моря, где маячили другие тральщики, докатился низкий гул взрыва. Командир посмотрел в бинокль и опустил его: мина взорвалась на достаточном удалении от корабля, значит, и у соседей все шло как надо.

У трапа, ведущего на мостик, показался боцман с кистью и банкой.

— Разрешите, товарищ капитан третьего ранга?

— Что такое?

— Звезды отштамповать. Две мины — две звезды.

— Где отштамповать?

— На рубке. Чтоб видней.

— Надо? — повернулся командир к замполиту.

— Надо.

— Штампуйте, раз надо.

Боцман соскользнул с трапа, и через пару секунд его голова показалась над краем рубки. Видимо, он висел там, держась за скобы.

— Вертолет справа сорок, двадцать пять кабельтов! — доложил наблюдатель.

Командир вскинул бинокль. На морском горизонте висела точка далекого вертолета.

— Вот теперь самолеты будут опасны. Реактивная струя у них мощная. А вертолет, что комарик.

Рокоча мирно, по-домашнему, вертолет сделал круг над кораблем и завис за кормой. Так он и шел, как привязанный, не удаляясь и не приближаясь.

Работа тральщика с вертолетом проводилась в соответствии с планом траления. Дело это было не новое, но еще достаточно непривычное, чтобы относиться к нему со всем вниманием. От моряков требовалось немногое — только держать постоянную связь с вертолетом. Главная роль в этом необычном симбиозе «корабль — вертолет» отводилась летчикам. Им нужно было точно выдерживать скорость и направление полета, наблюдать за небом и особенно за морем, чтобы не прозевать внезапно всплывшую мину и сообщить о ней на тральщик.

— Как им там, видно что-нибудь? — спросил Дружинин.

— Все видно, — сразу ответил штурман Ермаков, державший связь с вертолетом.

— А под водой?

— Волны мешают что-либо разглядеть. Игра светотеней, хаос пятен.

— Волн только в прудах не бывает. — В голосе Дружинина слышалось удовлетворение. Моряк, привыкший все делать обстоятельно, он в таком серьезном деле не очень доверял «верхоглядству». То ли дело трал: зацепит — не сорвется. А кроме того, существуют не только якорные мины, болтающиеся у самой поверхности воды, а и такие, что лежат на дне. Их-то с вертолета никак не разглядишь. Разве что мина будет лежать на небольшой глубине, да на чистом песочке…

И тут, на мгновение раньше наблюдателя, он увидел над блескучей поверхностью залива две черные точки — катера. Наблюдатель доложил — торпедные, но это были скоростные сторожевые катера с небольшими мачтами, перекрещенными антеннами радиолокаторов, со скошенными рубками, с автоматическими пушками на баке и на юте. В пенных бурунах они вынырнули из полуденной дымки, стремительно пошли наперерез тральщику.

Дружинин улыбнулся, всмотревшись в передний катер, и передал бинокль Алтунину.

— Взгляни, замполит.

На носу катера были нарисованы кривые клыки разинутой акульей пасти.

— Опять пугают, — недоуменно сказал Алтунин.

Катер с акульей пастью в опасной близости пересек курс тральщика, развернулся и, сбавив скорость, пошел параллельно метрах в десяти от борта. Другой катер проделал точно такой же маневр с другого борта. Из рубки высунулся длинноволосый человек с черной куртке без каких-либо знаков различия и долго рассматривал тральщик.

— Зачем пришли? — неожиданно крикнул он по-английски. — Вам здесь делать нечего.

— Врубите погромче, — сказал Дружинин, не оборачиваясь. — Чтобы потом не говорили, что не слышали.

Он поднес к губам палочку микрофона, и голос его густым звоном динамиков накрыл и тральщик, и катер, и море вокруг:

— Ваш катер грубо нарушает правила судовождения, что может привести к столкновению. Командование советского корабля заявляет решительный протест против ваших провокационных действий.