Пролетев несколько метров, Семен притормозил падение, и, как оказалось, вовремя: вертикальный тоннель внезапно оборвался, и он повис, чудом уцепившись за крепежную скобу. Тусклый конус света от фонаря выхватил из мрака фрагмент грузового отсека. Лететь предстояло еще метра три, и мальчик, не колеблясь, разжал пальцы. В условиях незначительной гравитации он плавно опустился вниз.
Этот зал был ему знаком. Уверенно свернув в проход между пустыми стеллажами, он боком влез в шахту грузового лифта. В этот момент в его душе не было ничего, кроме ненависти, которая вытеснила все остальные чувства. Яркие всплески энергетических разрядов, беззвучно разлетающиеся осколки пульта, внезапность атаки – все это напомнило ему об утрате. Перед глазами Семена встала похожая картина, намертво впечатанная в память: вспоротый выстрелами мрак, гротескные очертания боевого робота и заслонившее его, сгорающее в плазменном вихре тело отца… Он не знал, сколько прошло времени после гибели единственного родного человека… Память мальчика хранила в себе лишь отрезок бесконечности, наполненный болью утраты, одиночеством и горем…
Наверное, он дошел до предела морального истощения: инстинкты отступили, и сейчас ему было безразлично – жить или умереть… Этот робот мог оказаться тем самым, что убил отца!..
Цепляясь одной рукой и ногами за скобы, он вскарабкался по стволу шахты и выбрался на палубу, где минуту назад был атакован. Его душили ненависть и слезы. Гибкий, как кошка, решительный и быстрый, как воплощение смерти, несчастный и не осознающий полной меры своего несчастья, двенадцатилетний мальчик скользнул вдоль стены, и мрак, хозяин этих залов, сомкнулся за его спиной…
Фонарь шлема был предусмотрительно погашен, и Семен различил впереди тусклое красноватое пятно. Это светился нагретый металл. Пятно медленно удалялось, по диагонали пересекая помещение. Мальчика охватила дрожь. «Значит, я попал!» – подумал он, прислонившись к стене и поднимая громоздкий генератор короткоживущей плазмы.
Серия голубых вспышек вспорола тьму. Впереди взметнулась стена беззвучного пламени. Семен инстинктивно зажмурился, чтобы сберечь глаза, и не видел, как из расстрелянного мрака вырвались очереди ответного залпа, превратив часть стены в фонтаны горячих брызг.
Он уцелел, но был окончательно ослеплен и на некоторое время вообще потерял ориентацию, а вместе с ней и способность двигаться.
Внезапно впереди вспыхнули три прожектора, раскроив вязкую тьму косыми столбами света, и из глубин зала на него двинулось чудовище…
Раскаленные стены и прожектора давали теперь достаточно света, чтобы скорчившийся у люка мальчик мог разглядеть, кого он только что пытался уничтожить…
Трехметровая овальная платформа свободно скользила в нескольких сантиметрах от плоскости палубы, не касаясь ее ни одной своей частью. На ней когда-то помещались четыре покатые башни плазмогенераторов, теперь же их осталось только три: одна из боевых надстроек источала малиновое сияние, – следствие попадания
Вообще, конструкция выглядела порядком потрепанной: половина заслонок и люков сорваны, из пусковой шахты торчала направляющая, на конце которой косо застыла ракета, пластины радарных антенн смяты. Броня машины, местами пробитая и оплавленная, давно утратила первоначальный блеск, но три автоматических импульсных орудия исправно ворочали стволами, синхронно с единственной уцелевшей видеокамерой, выискивая цель, и Семен вдруг с ужасом понял – ему несдобровать, потому что из глубин зала надвигался Автоматический Планетарный Разведчик, который, несмотря на потрепанный вид, относился к разряду самых крупных и смертоносных роботов…
Мальчик отполз в сторону, продолжая наблюдать за исполином. Перед глазами все еще плавали цветные круги, но он уже мог различать окружающие предметы. Справа от него находилась шахта межпалубного перехода, слева – пышущая жаром стена, в которой располагалась шахта грузового лифта, впереди медленно перемещался робот, а сзади, за спиной, короткий тоннель, ведущий к маленькой загерметизированной комнатке, где последние несколько лет жили они с отцом… От этого воспоминания разум мальчика вновь захлестнула жгучая ненависть ко всем механическим созданиям. Он вскинул оружие, но тут же опустил его.
Все же рассудок взял верх над инстинктивными порывами.
Уничтожить разведчика одним выстрелом невозможно, а на второй у него уже не останется времени – реакция кибернетической системы все равно, что смертный приговор…
Оставался один путь – бежать, пытаться оторваться от машины в недрах кораблей, стараясь увести врага как можно дальше от дома…
Мысли, вихрем промелькнувшие в голове мальчика, выразились одним действием – он привстал и, распластавшись в прыжке, нырнул в шахту грузового лифта. Сзади полыхнул сдвоенный взрыв, но Семен уже благополучно падал внутри широкого, темного тоннеля, и выстрел планетарного разведчика не достиг своей цели.
Пролетев по тоннелю метров тридцать, он внезапно наткнулся на препятствие: путь преграждала зажатая помятыми стенами кабина грузового подъемника. Пришлось вновь подниматься вверх, до первого выхода на незнакомую палубу.
Выбравшись из вертикальной шахты, мальчик огляделся и бросился бежать, благо на данном уровне работал источник искусственной гравитации. Запоздалый страх гнал его вперед и вперед, по узким коридорам и огромным темным залам, пока Семен окончательно не потерял ощущение времени и расстояния.
Наконец он остановился, тяжело дыша, и, ухватившись за какой-то выступ, прислонился забралом шлема к переборке. Вибрации не ощущалось, и он немного успокоился… Напряжение схлынуло, ноги вдруг предательски подкосились, и он, непроизвольно всхлипнув, едва не рухнул на пол. Взглянув на датчик кислорода, он понял, что должен возвращаться, во что бы то ни стало, и почувствовал себя еще хуже. Он задохнется, если не доберется до дома…
Такие случаи уже бывали: иногда они с отцом возвращались буквально на последних глотках дыхательной смеси, но сейчас он остался совершенно один и не представлял, в какую сторону ему идти…
Единственный путь вел на поверхность сфероида. Только там Семен мог сориентироваться и определить направление движения.
…Через некоторое время измотанный и подавленный, он добрался до верхнего слоя кораблей и осторожно выглянул из люка. Вокруг, на много километров вперед и в стороны, раскинулся хаос металлической равнины. Багровая туманность по-прежнему клубилась над близким горизонтом, расцвечивая броню кораблей опалесцирующими пятнами. Равнодушные звезды холодно взирали на стальной шар из бездны пространства, сплетая причудливые узоры созвездий. Семен вылез из люка и еще раз осмотрелся по сторонам. Незнакомые очертания изуродованных звездолетов подействовали на него угнетающе. Он понял, что окончательно заблудился…
Мальчик сел на выступ люка, прислонившись спиной к обшивке, и бессильно опустил руки.
Семен толком не знал названий чувствам, что терзали сейчас его душу.
Он боролся всю свою жизнь. Сначала это была борьба с одиночеством и скукой, со стенами маленького отсека и запертым люком. Но скука кончалась, люк в конечном итоге открывался, и на пороге неизменно появлялся отец. Он приносил с собой еду, запах пота от сползавшего с него, как шкура, гермокостюма, усталую улыбку и слова… Отец очень много говорил с ним, рассказывая удивительные истории о совершенно невозможных местах. Сначала Семен думал, что он бывает там во время своего отсутствия, но потом, когда подрос и вместе с ним начал выходить наружу, понял, что рассказы отца не больше чем вымысел, – во время их блужданий по сфероиду он ни разу не встретил такой огромной, наполненной кислородом палубы, по полу которой текла бы вода, называемая «рекой»…
Зато он научился выживать. В неполные пять лет Семен узнал настоящую цену глотка воздуха и крупицы пищи. Он научился плавать в невесомости и ходить во мраке залов, используя магнитные подошвы своего скафандра, как надежную опору, пользоваться сканерами и стрелять по любому движению, отыскивать склады, вскрывать двери с помощью усилителей мускулатуры или оружия… Очень часто ему казалось, что они с отцом играют в простую игру с элементарными правилами: выстрелить первым, суметь отыскать склад, вовремя отреагировать на отблеск брони боевой машины. Жизнь была простой и понятной. Он не чувствовал обездоленности, не понимая, что ведет жестокую борьбу за выживание, – он просто не представлял другой жизни, а сказки отца об иных мирах не находили никакого подтверждения в мрачных лабиринтах кладбища кораблей.
