Король приказал ускорить подготовку к вторжению. Давно уже на фландрских верфях строились плоскодонные суда, предназначенные для переброски войск из Нидерландов через Ла-Манш. В портовых городах Испании и Португалии снаряжались тяжелые боевые корабли. Филипп не сомневался в успехе: в мире нет силы, которая устояла бы перед его «Непобедимой армадой». Сто тридцать кораблей, двадцать тысяч солдат, помимо матросов, почти три тысячи пушек!

Английские шпионы подробно доносили правительству о ходе приготовлений. Филипп действовал с благословения папы и надеялся, что как только его солдаты высадятся в устье Темзы, католики, подданные Елизаветы, восстанут против «узурпаторши» и поспешат им на помощь. Но Филипп просчитался. Мало кто из англичан видел в нем грядущего освободителя. Для большинства он был иноземным тираном, который покушался на свободу родины.

У Елизаветы не было таких сильных кораблей, как у Филиппа. Да и ее скаредность не помогала делу. Даже в минуту смертельной опасности она экономила на порохе и держала солдат на голодном пайке. Ее решения далеко не всегда отличались мудростью: командующим сухопутными войсками она опять назначила графа Лестера, «милого Робина», хотя он, бездарный полководец, и опозорился в Нидерландах. Англию спасла не королева и ее министры – сама страна поднялась на свою защиту. Города собирали деньги, созывали ополчение. Небольшие суда, принадлежавшие частным лицам, китобоям, купцам, пиратам, составили целую флотилию. Эти подвижные, хорошо вооруженные корабли под командой опытнейших моряков сыграли главную роль. Во главе армады стоял человек, славный древностью рода и набожностью, но совершенно несведущий в морском деле. Действиями же английских моряков руководили знающие и энергичные люди: Дрейк, Гаукинс, Фробишер, Роли.

В Ла-Манше ночью англичане напали на армаду. Их быстроходные суда легко маневрировали и, обстреляв неповоротливые испанские корабли, уходили из-под неприятельских ядер. Англичане избегали больших сражений и хотели уничтожить армаду по частям. Перья у испанцев надо выщипывать одно за другим! Армада попыталась укрыться в Кале. Под покровом ночи приблизился Дрейк и пустил свои брандеры на испанцев. Те в панике обрубили якорные канаты и понеслись в море. Ветер разметал корабли. И тут как тут снова появились англичане.

Командир армады имел приказ забрать из портов Фландрии войска, которые под его защитой должны были быть переброшены в Англию. Глубокая осадка тяжелых кораблей не позволяла им подойти к берегу, а плоскодонные суда не могли двинуться навстречу армаде, так как были отрезаны морской блокадой голландцев. В довершение беды разразилась буря. Англичане укрылись в своих гаванях, испанцы остались во власти стихии. Когда буря несколько утихла, на изрядно потрепанные корабли опять налетели англичане.

Армаду относило ветром на север, и испанцы думали уже не о победе, а о спасении. На родину можно было возвратиться, обогнув Британские острова. Новый страшнейший шторм настиг армаду в местах, опасных и для опытных флотоводцев. Десятки кораблей разбились о скалы, тысячи солдат и моряков утонули. Из тех, кому посчастливилось добраться до суши, многих прикончили прибрежные жители, иные угодили в неволю.

Огромной флотилии, которую так преждевременно окрестили «Непобедимой армадой», больше не существовало. Филиппу II, недавно еще грозному повелителю океанов, стало трудно защищать собственную страну от налетов вражеских кораблей. Неужели кровавая комета, что несколько лет назад наводила на людей ужас, и впрямь предвещала закат Испанской монархии?

В конце 1588 года Бруно уехал из Праги. Привлеченный славой Юлианской академии, он направился в Хельмштедт. Здесь находился самый молодой из немецких университетов. Созданный двенадцать лет тому назад, он успел заслужить хорошую репутацию. Его основатель, герцог Юлий Брауншвейгский, был одним из интереснейших немецких князей того времени. Испытав в юности жестокую тиранию самодура отца и католических священников, он, протестант, на всю жизнь возненавидел папистскую веру. Придя к власти, он развернул бурную деятельность. Когда соседние правители растрачивали жизнь в охотах и пирах, герцог Юлий закладывал новые рудники, соляные копи, каменоломни, развивал металлургию, поощрял ремесла. Он пытался сохранить уничтожаемые леса и запретил кузнецам использовать древесный уголь. Сам подолгу колдовал над тиглями – изучал, правда, не одни руды, искал и «эликсир жизни». В своих владениях он дал восторжествовать терпимости, прекратил религиозные столкновения и положил конец засилью духовенства.

Основывая университет в Хельмштедте, Юлий делал упор на естественные науки и не жалел денег. Пригласил отличных профессоров, заложил большой ботанический сад, возвел специальное здание для занятий по заветам Везалия тогда еще столь подозрительной анатомией. Заказал хирургический инструментарий в Нюрнберге, а скелеты выписал из Парижа.

С самого начала так поставил дело, что теологи, обычно задававшие в университетах тон, занимали в Юлианской академии весьма скромное место. Герцог даже обязал своих советников следить за тем, что пишут в богословских трактатах. Превосходнейший университет! 13 января 1589 года имя Бруно, «итальянца из Нолы», было внесено в списки членов Юлианской академии.

Преподавание оставляло ему время и для работы над латинскими поэмами. Джордано писал «О трояком наименьшем и мере». Он говорил о наименьшем в трех смыслах: в физическом смысле минимум – это атом, в математическом – это точка, в метафизическом – это монада. Но подчеркивал, что в природе не существует трех минимумов, а есть только один троякий минимум, к которому все сводится. Минимум – это субстанция всех вещей, неизменная, неуничтожимая, существующая вечно.

Бруно развивал атомистическую теорию строения вселенной. Отдавая должное Демокриту и Эпикуру, он, однако, не соглашался с их учением о пустоте. Атомы не находятся в пустоте. Они соединены материальным эфиром. Если бы не было эфира, то из роя атомов ничего бы не могло возникнуть. Атомы не проникают один в другой, не смешиваются, а только соприкасаются. Движет ими не какой-то внешний двигатель, а присущая им жизненная сила. Соединение и разъединение, происходящие в эфире, имеют место и в мельчайших вещах и в огромнейших небесных телах.

Другая поэма, работе над которой Бруно уделял много внимания, называлась «О монаде, числе и фигуре». Она была задумана как обобщенное изложение его идей, развитых в прежних сочинениях.

3 мая скончался герцог Юлий. Страна погрузилась в траур. Люди разных сословий, сановники и крестьяне, выражали свою скорбь. Стояла непогода. Налетели бури, шли затяжные дожди. Казалось, само небо плачет по умершему.

Долго продолжались траурные торжества, предшествовавшие погребению. Профессора университета – медики, юристы, поэты и теологи – в стихах и прозе прославляли почившего правителя. Бруно тоже не остался в стороне. Он вызвался выступить и произнес «Утешительную речь».

Восторженно отзываясь о герцоге Юлии, Бруно особенно подчеркивал его ненависть к папистам.

О себе говорил, что вынужден был покинуть родину из любви к истине – он едва избежал алчной пасти римского волка. Музы должны быть свободны. Но в Италии и Испании их попирают ногами гнусные священники, во Франции им грозят страшные опасности гражданской войны, в Нидерландах они страдают от волнений, во многих областях Германии ими пренебрегают. Здесь же музы наслаждаются покоем и свободой.

Джордано вложил в уста умершего герцога речь, обращенную к его любимому детищу – Юлианской академии и наследнику, Генриху Юлию. Герцог вспоминал то тяжелое время, когда подлая римская церковь мечтала его погубить, насылая на него коварнейших бестий поповского властолюбия. Обращаясь к сыну, Юлий наказывал, чтобы тот не возводил храмов идолам, не посвящал алтарей демонам, не строил келий для монахов.

Омерзительное чудище папистской тирании, изводящее мир своим ядом, отброшено за пределы страны. Да восславится меч, кровью его обагренный!