Поль долго стоял, ожидая, когда ему захочется спать. Наконец перед рассветом он лег в широкую холодную кровать и закрыл глаза.

Шел 1923 год, страх перед красной опасностью нарастал. Никогда со времен Гражданской войны давление со стороны правительства не было таким суровым. Бюро военной разведки составило список, озаглавленный «Кто есть кто в пацифизме» и передало его во все газеты и суды; Джейн Адамс и Лилиан Волд были первыми в этом списке предполагаемых врагов общества. Преподобный Джон Хайенесс Холмс был арестован только за то, что высказал свое мнение на улице. Незадолго до этого президент Дартмутского колледжа обвинил генерального прокурора Пальмера в искусственном нагнетании в обществе страха ради своих политических целей – многие знали о планах Пальмера выдвинуть себя в президенты. По всей стране циркулировали петиции и произносились речи, продолжались аресты.

В один из вечеров Дэн Рот должен был выступать в маленьком зале в Ист-Сайде. Хенни с ним не было, и он чувствовал себя свободным. Бесстрашная и дерзкая на язык, когда выступала сама, Хенни всегда тревожилась за Дэна и умоляла его быть осторожным. И он всегда ей уступал.

В зале собралась самая разная публика: интеллектуалы, аккуратно, но скромно одетые, представители профсоюзов, коммунисты.

Поль, пришедший сюда по просьбе Хенни, разглядывал собравшихся в пыльном, плохо освещенном зале.

Обычно он не посещал собрания такого рода, хотя, конечно, он был противником войны и сторонником свободного слова. Возможно, хотя это никогда не приходило ему в голову, он не был достаточно смелым, чтобы стать агитатором. С другой стороны, все эти пламенные речи, обращенные к единомышленникам, казались ему пустой тратой времени и сил. Но так или иначе, а он был здесь, в зале, и не только из-за Хенни. Ему хотелось уйти из дому: сегодня была очередь Мими устраивать бридж для дам. Раз в неделю они собирались узким кругом: мужчины за карточным столом, а их жены в тот же вечер встречались в другом месте. Поль был, кажется, единственным мужем, не играющим в карты, – факт, весьма раздражавший Мими. Ему было неинтересно играть, он не мог запомнить, кто с какой карты пошел, и не заботился об этом. Обычно, когда Мими устраивала ночные посиделки для дам у них в доме, он уходил в библиотеку читать. Однако в последнее время эти женские сборища стали действовать ему на нервы: женщины с их ленивыми сплетнями казались ему такими тривиальными… Но в то же время он чувствовал себя пристыженным за то, что так резко осуждал их невинные развлечения. Что еще делать Мими, как не устраивать встречи с друзьями, с благотворительными завтраками и игрой в бридж?

Внезапно он увидел Ли и дочку дяди Элфи Мэг. «Странная дружба», – подумал он и стал наблюдать за их кивающими головками. Модный шиншилловый берет украшал блестящие волосы Ли, на Мэгги была фетровая шляпа с широкими полями. Она очень шла к ее скуластому лицу и крупной фигуре. Обычно Мэг чувствовала себя удобно в свитерах и плиссированных юбках и просто расцветала в холодную погоду, когда ее прекрасная кожа розовела. В ее доверчивом здоровом лице было что-то, вызывающее у Поля нечто вроде жалости. В последнее время, однако, произошли перемены: Ли стала учить ее, как надо одеваться. Эмили, мать Мэг, любила во всем изящество, однако дочь свою одевала плохо.

Поль тоже был причастен к «освобождению» Мэг, так как именно он добился разрешения на ее учебу в колледже от Элфи и Эмили, родителей Мэг. Они бы всегда держали ее дома, зависимую и неразвитую. «Ей нелегко придется с ними, когда она попытается выйти замуж», – подумал он.

Он пересел на свободное место рядом с ними.

– Какой сюрприз! Семейный выезд! – сказала Ли с насмешкой.

– А что вас привело сюда? – в тон ей ответил Поль. – Неужели вас интересует политика?

Ли улыбнулась:

– Ты же хорошо знаешь, что нет. Но я не могла разочаровать Хенни.

Мэг сказала серьезно:

– Я хотела пойти. В школе было так много разговоров о том, что происходит по всей стране. Даже на Радклиф напали как на радикалов, так как они обсуждали законы о труде! Можешь представить? Поэтому, когда папа сказал сегодня за обедом, что дядя Дэн будет выступать, я решила пойти.

– Однако твоего папы здесь нет, – заметил Поль с некоторым злорадством.

Теперь смеялась Мэг:

– О, ты же знаешь, что папа не любит, когда ввязываются в дела правительства! У каждого свои заботы.

У Мэг были правильные, типично английские черты лица, она была похожа на мать; но улыбка у нее была отцовская. «Ей следует почаще улыбаться», – подумал Поль. Он не знал, много ли она встречается с мужчинами, но решил, что, пожалуй, нет.

На сцене появился Дэн в сопровождении председателя собрания. Шум в зале быстро стих, и все приготовились слушать.

Председатель, мужчина с лохматой головой, стал представлять публике Дэна, произнося высокопарные фразы с иностранным акцентом:

– Этот выдающийся ученый, этот замечательный педагог, человек долга, который пришел сюда, чтобы обратить наше внимание на…

Дэн, явно смущенный, неловко сидел, вцепившись в подлокотники кресла.

Время мало изменило его. Только в густых волосах появились серебряные нити, а выражение лица было по-прежнему живым, и костюм, как с улыбкой отметил Поль, был все таким же мятым. Откинувшись на спинку стула, Поль задумался о своем, едва прислушиваясь к тому, что говорил Дэн. Он так хорошо знал все, что тот собирался сказать, что мог бы произнести эту речь сам. Кроме того, существует только одна точка зрения, которой должны придерживаться здравомыслящие граждане.

– Мы собрались здесь, – говорил Дэн, – чтобы решить, что нам следует делать для предотвращения новой войны. В следующей войне, позвольте вам заметить, не будет никаких безопасных кварталов, где смогут продолжать комфортную жизнь сборщики налогов, продажные политики и милитаристы, пока погибают молодые на фронте… Мы должны заставить замолчать людей, которые заткнули бы нам рты… тот сорт людей, которые богатеют за счет войны…

Поль поморщился. Не все, кто сделал деньги во время войны, милитаристы. Во всяком случае, не его отец, который просто давал взаймы союзникам, когда они нуждались в деньгах, – война стоит денег. Богу известно, что его отец никогда не хотел ни войны, ни участия Поля в ней. Но дело процветало. Должны ли они отдать все? Ну, они всегда много отдавали и все еще отдают.

Всегда в присутствии Дэна он чувствовал себя обороняющимся, не от Дэна, от себя самого. Дэн говорил:

– Сейчас они набрасываются на дома поселенцев! «Рассадники коммунизма в Америке», – говорят они. Ну, я бы хотел довести до их сведения, что эти опасные дамы вышли, как сказали бы, из лучших семей. О, эти опасные дамы, совращающие иммигрантов уроками кулинарии, английского и ухода за детьми…

В аудитории смеялись.

– Да, конечно, вам смешно. Вы понимаете нелепость происходящего. Теперь они осуждают международную конференцию женщин за мир. Вспомните, когда они встречались в Цюрихе, чтобы повлиять на заключение Версальского договора? Ну, я бы сказал, что очень плохо, что те женщины не смогли повлиять, потому что в этом договоре посеяны семена следующей войны, если только мы здесь не сделаем что-нибудь для ее предотвращения.

Дэн повысил голос. В комнате стояла абсолютная тишина. «Он знает, как заворожить их, он оратор», – подумал Поль, а потом забеспокоился, потому что Дэн тратил слишком много сил и эмоций. Таблетки потребуются ему, прежде чем он закончит речь.

Дэн поднял руку, восклицая:

– Да, я утверждаю, что опасность представляют эти фальшивые патриоты! Они нагло врут. Все их пророчества не сбылись и оказались ложью, и им это известно! Майские демонстрации последних лет, на которых, нас пугали, будут взрывы и насилие, – были они?

По залу прошел шум:

– Нет, нет.

– Им бы хотелось продолжать возрождение сил войны и законы против шпионажа. Они глумятся над конституционными гарантиями свободы слова и свободы печати. Невинные люди были арестованы и брошены в тюрьму. Это нарушение законных прав, это…