— А сейчас, — сказал он, садясь за баранку, — к Гэрету. Было уже почти десять часов — время позднее.

Они проехали через поселок, за последним домом поднялись круто в гору, и Роджер остановил машину там, где мощенная щебнем дорога кончалась. Он заглушил двигатель, и гулкая ночная тишина гор звоном отдалась у них в ушах.

— Где же его дом? — спросила Дженни, открывая дверцу машины.

— Нужно немного пройти, — сказал Роджер.

Они заперли машину и зашагали по неровной дороге. Возле ограды Гэрета Роджер заметил какой-то темный предмет — неподвижное черное пятно на черном фоне ночи. Контуры предмета напоминали машину, и на секунду Роджеру показалось, что она даже как будто ему знакома. Но раздумывать было некогда, ему предстоял сейчас чрезвычайно важный шаг: две стороны его жизни, те, что были в ней самыми главными, но существовали раздельно друг от друга, надо было ввести в соприкосновение.

Пропуская Дженни в калитку, он сказал:

— Вон его домик. У подножия этого огромного отвала.

— Видите, Гэрет уже дома, — сказала она деловито. — В окнах огонь.

Роджер понял, что она старается замаскировать свое волнение, и на секунду ободряюще обнял ее за плечи.

— Они примут меня? — шепнула Дженни.

Роджер решил, что с ней нужно сейчас говорить в ее собственной манере — сухо и напрямик, — этим ее лучше подбодришь, вдохнешь в нее уверенность в себе.

— Они примут вас в той же мере, в какой приняли меня. Как далеко будет простираться их дружелюбие, мне с точностью неизвестно. Но съесть вас они, во всяком случае, не съедят.

— Пусть попробуют, у них будет такая горечь во рту, что не обрадуются, — сказала она. — Горечь, кислятина и вся эта невообразимая мерзость последних дней.

Он оставил это без ответа. Они подошли к двери и постучали. Стук прозвучал в тишине, словно выстрел.

Гэрет отворил дверь. Он был без пиджака, одна рука в лубке, в лицо им из-за его спины пахнуло гостеприимным теплом и светом. От лубка и бинта его правая рука казалась огромной, как у пугала.

— Я рад, что вы пришли, Роджер, — сказал он. — Избавили кое-кого от необходимости ехать разыскивать вас.

— Я привел к вам своего друга, — сказал Роджер.

Гэрет отступил в сторону.

— Прошу. Входите.

Роджер и Дженни вошли. Мать сидела на своем обычном месте. Рядом с ней на деревянном стуле, принесенном из кухни, сидел Айво; его вязаная шерстяная шапка торчала из кармана. Массивный торс Гито выпрямился в старом потертом кресле Гэрета при появлении новых лиц.

— Это Роджер Фэрнивалл, мать, — сказал Гэрет. — И с ним молодая дама.

Все взгляды были устремлены на Дженни, даже слепая повернулась в ее сторону. Дженни степенно прошла через всю комнату, наклонилась и взяла руку матери.

— Меня зовут Дженни Грейфилд, — сказала она. — Очень рада познакомиться с вами, миссис Джонс.

Все чувства Роджера пришли в волнение, когда он услышал, что Дженни, представляясь матери, назвала не фамилию мужа, а другую — по-видимому свою девичью, фамилию. Он внезапно как бы воочию увидел всю полноту ее отречения от Джеральда Туайфорда, ее отказ принадлежать ему и его среде.

— Милости просим, — сказала мать. — Час поздний и холодно, и путь к нам сюда, в горы, долгий вам держать приходится.

— Ничего, — беспечно сказала Дженни, — я ведь с Роджером, он не даст меня в обиду.

Все трое мужчин, как по команде, покосились на Роджера. Он почувствовал себя псом, который с костью в зубах проходит мимо других псов. Но почти тут же опустился условный занавес приличия, и лица снова стали непроницаемыми.

Роджер заметил, что ярче всех загорелись глаза у Айво. И у Роджера впервые зародилась мысль, что в сексуальном отношении нервный, напористый Айво из породы хищников.

Мысль мелькнула и пропала, отложившись где-то в глубине сознания. Действительность не оставляла времени для размышлений.

— Очень рад видеть вас снова дома, Гэрет, — сказал Роджер. — Я боялся, как бы вас не задержали в больнице.

— Я и так долго там проторчал, — сказал Гэрет. — Как только я туда попал, мне наложили эту штуку, — он поглядел на гипс, — а потом пришлось просто ждать. Отобрали штаны и нипочем не желали выпустить, пока не придет доктор, а он пришел только сегодня в одиннадцать часов утра. Так что я там больше двенадцати часов проторчал.

— Очень хорошо, что они проявили такую заботу о вас.

Гэрет криво усмехнулся.

— Окажись там кто-нибудь, крикни мне: „Оглянись!“ — мы бы еще посмотрели, о ком пришлось бы проявлять заботу.

— А тем временем, — задумчиво сказал Роджер, — они получили по заслугам, но пока что их чаша весов перевесила. — Он осторожно пощупал свои помятые ребра.

— Перевесила? — резко переспросил Айво.

— Так ведь пока Гэрет не сможет снова сесть за баранку, автобус будет стоять в гараже. А сколько это продлится?

— Недели четыре, самое малое, — сказал Гэрет. В глубине черных глазниц его ввалившиеся глаза были почти не видны; лицо от усталости и напряжения стало похоже на маску.

— Ну так вот.

— Почему вы и ваша дама не присядете? — спросил Айво. Он держался решительно, деловито, явно взяв на себя роль председателя на этом маленьком собрании. — Мы тоже не теряли времени даром, и у нас есть кое-какие идеи, с которыми вам, может быть, небезынтересно будет познакомиться.

— Разумеется, мне интересно, — сухо сказал Роджер.

— Мы видели Йорверта, — сказал Гито. — Вам здорово повезло. А возможно, теперь повезет и нам. Жизнь повернется по-другому.

— Было бы неплохо, — сказал Роджер, думая о Дженни.

— Мы тут держали военный совет, — продолжал Гито. Он говорил мягко, почти заискивающе, быть может, ему хотелось загладить впечатление от резкого тона Айво. Он беспокойно ерзал на стуле, как видно, ему было неловко сидеть в присутствии Дженни, но быть галантным до конца и встать мешала застенчивость, и поэтому он просто сполз на самый краешек стула. Поблескивая огромным лысым черепом, он поворачивал свое широкое лицо то к Роджеру, то к Дженни, словно ища у них поддержки.

— И пива больше нет, — сказал Гэрет, пошарив за стулом. — Мы уже собирались расходиться, ну и, понятно, допили все.

— Неважно, не беспокойтесь, — сказал Роджер. Они с Дженни кое-как примостились, где пришлось, и теперь ему хотелось только одного — чтобы его наконец ввели в курс дел.

— Я уезжал на целый день. Что тут у вас произошло?

— Мы разобрались в положении вещей, — сказал Айво, — и выработали план действий. Самое главное, что все сейчас оборачивается в нашу пользу, так ведь? Когда Дик Шарп направил своих молодчиков, чтобы они вывели из строя автобус, и они напали на вас, а накануне вечером на Гэрета напали, понятное дело, тоже они, — так вот, когда Дик Шарп это сделал, он малость хватил через край, и если мы сейчас накроем его с поличным, пока он не ушел в кусты, ему крышка.

— Крышка ему тогда — произнес Гито своим тонким фальцетом. И снова Роджер невольно отметил про себя, как бывало уже не раз, что у этого здоровенного детины с мощной грудной клеткой удивительно тонкий писклявый голос, в то время как у маленького, подвижного, нервного человечка голос такой громкий, зычный, что ему не нужно даже его повышать, он и так звучит во всех углах комнаты.

— Не подлежит сомнению, что он нарушил закон, — произнес Айво, с наслаждением смакуя эти торжественно звучащие слова. — Он стал на путь преступления. Пока он только старался вытеснить Гэрета, не совершая ничего противозаконного, юридически он был вправе так поступать. Автобусные линии еще никем не монополизированы, не так ли? Имеешь лицензию и страховку — езди себе, где хочешь, лишь бы были пассажиры. Но так просто у него ничего не получалось. Вытеснить Гэрета он не смог.

Мать неожиданно зашевелилась в своем кресле и произнесла громко и твердо:

— И мы знаем, кому за это надо сказать спасибо.

— Да, мы знаем, кому за это надо сказать спасибо, — подхватил Айво. — И если мы сейчас упустим случай, когда Дик Шарп, можно сказать, пойман с поличным, и не возьмемся за дело все сообща, значит, мы предадим не только Гэрета, но и Роджера.