– Это просто сигнал, – сказал он. – Мне самому лень было оповещать о том, что я прибыл, и я попросил ее. Да, пожалуй, так…
Бортик был низкий – через него я перелезла свободно. Вокруг тут же сомкнулись прозрачные стены и стало тепло и тихо.
Звездный Человек дотронулся до каких-то круглых выступов – они засветились мягким молочным светом, и лодка поплыла вниз по склону, не касаясь земли, но словно повторяя все ее изгибы.
Сам он больше ничего не делал – словно странный ветер, который подпирал днище, сам знал, куда нужно плыть, а ему оставалось лишь смотреть, как корабль пожирает расстояние. Холмы неслышно уплывали назад, и море, затянутое весенней дымкой, все приближалось.
– Как тебя зовут? – спросил он. – Выпь?
– Ага.
Я не стала спрашивать его о его имени, потому что это неприлично, но тут он сам сказал:
– А меня – Улисс.
Я не удержалась и фыркнула.
– Ты что? – удивился он.
– Какое же это имя? Оно же ничего не значит!
– Это – имя. И у него славная традиция. В каком-то смысле оно означает – странник, путешественник. Ведь я переплыл небесный океан…
Он помолчал немного, потом мягко добавил:
– …Плыть за закат, туда, где тонут звезды
в пучине Запада. И мы, быть может,
в пучину канем – или доплывем
до Островов Блаженных…
Мне показалось, он сошел с ума. Никто из наших ни с того ни с сего так не разговаривал. На всякий случай я спросила:
– Чего?
Он вздохнул:
– Это Теннисон. Стихи. Ну, одна из Записей…
Эта запись точь-в-точь как его имя. Тоже ничего не значит. Я уже поняла, что он с придурью, и мне опять стало страшно – может, у них в становище все такие? Куда я еду?!
Видимо, он что-то почувствовал, потому что спросил:
– Разве вам такие не попадались?
Я неохотно ответила:
– Может, и попадались. Да что в них толку? Такие мы сразу отбрасываем.
Он вновь, вроде как, возмутился.
– Уничтожаете?
В голосе у него звучал ужас, честное слово. Будто мы дикари какие.
– Нет, просто пакуем и прячем подальше. Вдруг потом пригодятся. Может, из них со временем и удастся извлечь что-то толковое – такое уже бывало. Записи нужны для того, чтобы разбираться с Предметами – для чего они нужны, да как действуют…
– Стараетесь восстановить утраченную технологию, – заметил он, – тогда как до культуры вам дела нет?
– Чего? Мы просто думаем – вдруг что-нибудь пригодится. Жизнь-то тяжелая.
Он опять тяжело вздохнул, и дальше мы ехали молча.
…Род Звездных Людей, наверное, очень сильный, если они могли себе позволить ставить свои Дома на открытой равнине – к становищу можно было подойти с любой стороны. Правда, голая степь хорошо просматривалась, но сторожевых вышек я тоже что-то не увидела – лишь высокие серебристые стены; с холма было видно, как они окружают гладкие, как яйцо, купола Домов.
Это было похоже на Город Мертвых – очаги не дымили, в пределах ограды никого не было – ни людей, ни животных. От страха кулаки у меня так сжались, что ногти врезались в ладони, а я и не заметила.
– А где же ваши люди? – спросила я на всякий случай.
– Кто где, – ответил он, – частью работают – разбирают собранные данные, частью в поле…
– Охотятся?
Он слабо усмехнулся.
– Можно сказать и так. На самом деле, они охотятся за знаниями – разъезжают по становищам, собирают всякие рассказы о прошлом, опять же, Записи… пытаются наладить отношения с кочевниками…
– У кочевников нет никаких Записей. Они же дикари!
– Зато у них есть устные предания. Мы их записываем…
– Сами? Сами записываете?
Он, похоже, был не просто сумасшедший, а еще и приврать любил.
– Ну да, – согласился он. – Это не так уж трудно. Мы и тебя научим.
– Как же…
Я все гадала – если за оградой никого нет, кто же откроет ворота, но тут он вновь нажал на одну из этих светящихся штук и створки ворот разъехались прямо перед носом нашей лодки и вновь сомкнулись за ее кормой. Внутри было именно то, что я разглядела с холма – круглые, гладкие стены Домов, похожие на шатры кочевников, но из другого материала, промежутки между Домами заросли травой, словно ее никто и не топтал, никаких огородов, никаких загонов для скота – точно, Город Мертвых…
Прозрачный колпак нашей лодки сам собой ушел в борта, и суденышко замерло у одного из домов. Этот Улисс сказал:
– Вылезай.
Сам он уже выпрыгнул и теперь в растерянности топтался снаружи, потому что я вцепилась в борт обеими руками и заорала.
Орала я, понятное дело, зажмурившись, и потому не видела, как в стене Дома образовалось отверстие, и из него выскочила женщина. Она ко мне и пальцем не прикоснулась – начала успокаивать своим мягким голосом. Наконец, я перестала орать, потому что, когда орешь, невозможно дышать и поглядела на нее: вроде, это была та самая, что приезжала к нам, но кто ж их знает.
– Ну чего ты боишься? – спросила она.
– Я думала, вы живые, – сказала я. – А вы – покойники!
– Господи, девочка, да что это тебе в голову пришло?
– Вы что, про Города Мертвых не слышали?
Впрочем, откуда им слышать, раз они сами в нем живут? Так про них и рассказывают – живут там, мол, мертвецы, в полной уверенности, что они самые что ни есть живые люди…
– Вот тебе, полюбуйся, – сердито сказала женщина, обращаясь к Улиссу, – твоя была идея!
– Да кто ж знал, – растерянно ответил он.
– Огонь там не разводят, – я сама не заметила, как начала бубнить тем распевным голосом, которым когда-то рассказывала нам Дрофа у зимнего очага, – скот не выпасают, детей не рожают…
Женщина подавила тихий смешок.
– А что, – проговорила она, – похоже.
– Перестань, – сказал мужчина, – ты ее только еще больше пугаешь. Послушай, – он обернулся ко мне. – Если ты так боишься, мы специально для тебя разведем огонь. Хочешь?
Он даже не сошел с места; вырвал из земли пучок травы и поднес к нему какой-то Предмет. Сухие стебли тут же вспыхнули, он помахал ими перед моим лицом, а когда огонь добрался до его пальцев, зашипел от боли, бросил траву на землю и затоптал ногами. Тогда я вылезла из лодки: мертвецы боятся живого огня и не чувствуют боли.
В Доме было тепло – теплее даже, чем у Хранителя, – и пусто.
Здесь не было ни посуды, ни плиты, ни очага – откуда шло тепло, непонятно. Зато понятно стало, почему им не нужны окна – мягкий приглушенный свет лился откуда-то сверху, освещая гладкие стены. Хотя одно окно тут было – почему-то на середине комнаты – и светилось тем же ровным сиянием; рядом с этим окном стояли две табуретки, но с мягкими сиденьями и со спинками. И все же это были табуретки, я угадала правильно, потому что Улисс тут же уселся на одну из них и кивнул мне на ту, что рядом.
Женщина тихонько сказала Улиссу:
– Боюсь, придется все дезинфицировать. Ты только посмотри на ее одежду… об остальном я уж и не говорю.
Он зашипел на нее, и она смолкла.
Я не очень понимала, о чем она, но мне стало неловко и я топталась у этой странной табуретки, пока Улисс не сказал мне:
– Садись…
Я поглядела на женщину – она прикусила губу и отвернулась. Тут только я разглядела, что перед окном была та же плоская полка с выступами, как в этой их летающей лодке.
Я села и сказала:
– У вас неправильное окно. В него ничего не видно.
Спинка табуретки мне мешала, а сиденье было просто неприлично мягким, но наконец, я все-таки устроилась. Но женщина продолжала стоять у меня за спиной и мне это не нравилось.
Улисс нажал на один из выступов, и из гладкой поверхности вылез еще один Предмет – сам по себе, честное слово! – такой шарик на гибкой ножке.
– Я буду тебя спрашивать о разных вещах, – сказал он, – а ты отвечай вот в эту штуку, ладно?
Я сказала:
– Не пойдет.
– Почему? Что опять не так?