Потом он вернулся в мобиль – я уже сидела там, – и сказал:

– Поехали.

Какое-то время мы ехали молча, но я видела, что он хочет о чем-то спросить, и не решается.

Я сказала:

– Ваша Диана здорово соображает. Уж не знаю, чем она их…

– Слезоточивым газом, – рассеянно сказал он, и добавил: – Послушай…

– Да?

– Меня пригласили на праздник… собственно, нас всех пригласили…

Я сказала:

– Ну да. Вы же наши союзники.

Со стороны старейшин этого следовало ожидать – раньше-то всем казалось, что, хоть с племенем Звездных Людей и можно вести дела, все они, в общем и в целом, все-таки придурки, но после вчерашнего стало понятно, что таких могущественных друзей, как они, больше днем с огнем не сыщешь. Теперь-то никто не скажет, что от пришельцев идет порча.

– Если вы с нами породнитесь, сможете брать к себе наших женщин. Этой весной как раз несколько вошли в пору. Не за так, понятное дело. Но много с вас не спросят – какие счеты между своими…

Он, похоже, не слишком обрадовался.

– А на этом празднике…

– Будет много хорошей еды.

– Да, – тоскливо сказал он, – но какой еды?

Тут только я сообразила.

– Да что вы себе думаете? Что мы, дикари, что ли? Мы покойников не едим. Иначе как же они найдут дорогу домой, по-вашему? Так и будут тут шляться, а кому это нужно? Мы их кладем в пещерах, лицами на закат, все честь по чести. Даже оружие им даем – правда, не железное. Они не разбирают, честно говоря, какое оружие им дают, мертвые.

Он вздохнул вроде как с облегчением.

– Конину приготовят, – сказала я. – Мы столько лошадей не прокормим.

Тут он опять затосковал.

– Я видел вчерашнее побоище, – сказал он.

– Бросьте врать-то, – не удержалась я, – как вы могли видеть, когда вас там и не было? Диана была.

– На мобиле установлены автоматические камеры. Они фиксируют все, что происходит.

– Как Записи?

– Да, – устало ответил он, – как Записи.

Он задумался. Потом сказал:

– Одно дело читать про то, что было давным-давно, совсем другое – видеть все это собственными глазами.

– Что с того? – возразила я. – Мир-то не меняется.

Он опять вздохнул:

– Похоже, что нет.

– Уж не знаю, откуда вы там прибыли – может, у вас другие порядки, но у нас отродясь так было.

Он старался не показывать виду, но я-то заметила, что ему не по себе. Может, конину они тоже не едят?

– Да как же вы жить-то тут будете, если вы такие нежные? А эта ваша Диана? Как посмотрела на этого ублюдка, так и пошла блевать. Камень-то ему из катапульты в башку попал, да он еще и свалился под копыта… голова, понятное дело, раскололась, как орех, мозги на камень – блямс! А она как позеленеет, и…

– Ох, да помолчи, пожалуйста, – быстро сказал он.

– Когда из катапульты бьют, почти всегда так. У вас что же, катапульт нет? Чем же вы тогда будете обороняться?

– Уж найдем, чем.

Сегодня им было не до меня; видно, готовились к празднику – если наши собираются засыпать своих новых друзей подарками, то и этим, понятно, не хотелось оставаться в долгу; вот они и собирали какие-то тюки; свертки ткани – легкой, но прочной; эту их замечательную посуду, которая не бьется, даже если уронить ее на каменный пол; и даже бруски железа – богатые дары, очень богатые. У этих Звездных Людей, видно, всего в изобилии, если они могут позволить себе такую щедрость. Так что Дианы, которая почти все время болталась тут, я сегодня почти не видела, зато пришел этот, седой – они с Улиссом говорили о чем-то, на нашем языке, не на своем, но так быстро и тихо, что я могла разобрать лишь отдельные слова: «такая возможность…», «тебе придется…», «в любом случае…». Седой вроде как настаивал, Улисс возражал, они незаметно начали говорить все громче. Потом седой сказал:

– Ладно. Но имей в виду – мы можем и ошибаться.

– Нет, – возразил Улисс, – не думаю. Ты же видишь: больше нигде… ничего…

– Значит, – заметил седой, – мы не там ищем.

– В любом случае, – опять сказал Улисс, на этот раз уже потише, – они наши соседи…

Они опять перешли на шепот, потом седой вздохнул, словно собирался сказать что-то еще, но махнул рукой и вышел.

Я спросила:

– Этот Гранж вождь?

Улисс покачал головой.

– У нас нет вождей. Но Лагранж отвечает за определенную область деятельности. За отношения между людьми.

– Вроде старейшины?

– Да, что-то в этом роде.

– Чем он недоволен?

– Он считает, что мы зря теряем время. Я так не считаю. Если бы он предложил какую-нибудь альтернативу, я бы, пожалуй, еще и прислушался, но…

Я уже заметила за ними – они всегда отвечают на вопросы, но порою так, что понять все равно ничего нельзя.

Сегодня все пошло не так, как обычно; сначала Улисс отвез меня, потом отбыл, а потом мобиль вернулся – и с ним трое, Улисс с Дианой и этот самый Лагранж. Их приняли честь по чести, и после полагающегося обмена дарами усадили на почетное место, выставив перед ними по кувшину кислого вина и по огромному куску мяса – хорошее место, удобное, подальше от детей и перестарков, которые так и норовят выхватить из рук кусок.

Меня бы тоже шуганули оттуда, но я, вроде как, была при них.

Обряд породнения они прошли честь по чести, хотя, по-моему, когда Кречет подошел к ним со священным ножом, особого восторга у них это не вызвало. Тем не менее, они позволили надрезать себе руки, и кровь их стекла на землю, смешавшись с кровью остальных. Дары, которые предназначались им, хорошие дары, большей частью железные, они погрузили в свой мобиль. Хранитель, скрепя сердце, предложил им кое-какие Предметы – на выбор (правда, из той части хранилища, где все было явно, заметно порченное и негодное к употреблению), и они вежливо сказали – большое спасибо, они со временем разберутся и выберут себе что-нибудь по душе. Понятно, времени у них теперь было полно – они могли бывать тут сколько хотели.

И все бы прошло гладко, но тут Кречет повел их к пленникам.

Эти были даже не ранены, просто оглушены падением с лошади и теперь лежали у Закатного камня, связанные – руки заведены за спину и притянуты к лодыжкам, все честь по чести.

Но они уже успели оклематься и теперь так и зыркали по сторонам.

– Прошу вас, дорогой гость, – вежливо сказал Кречет и протянул священный нож этому Лагранжу, видимо решив, что он тут старший и есть.

Тот недоуменно попятился.

– Похоже, – тихонько сказал Улисс, – нам предлагают с ними расправиться.

– Ну да, – подтвердил Кречет, – это большая честь. И вам и им. Это храбрые воины и им полагается умереть от ножа. Иначе, как же они пойдут на Запад?

– Нет, – сказал Лагранж, – нет. Этого я сделать не могу… Я дал зарок. Да, вот именно – зарок.

– Зарок не убивать? – удивился Кречет.

 – Не убивать связанных, беспомощных людей, – твердо ответил Лагранж.

Кречет поглядел на него и на его невозмутимом лице промелькнула усмешка.

– Что ж, – согласился он, – по мне, так чего не бывает. Но может, если вы связали себя такой странной клятвой, то ваш человек…

– Ох, нет, – с коротким смешком произнесла Диана.

Кречет даже не обернулся, словно ее и не существовало.

– Отдать нож ему? – он кивнул на Улисса.

Интересно, подумала я, как он выкрутится? По-моему, такое убийство им претило, хоть никто из них ни разу не сказал об этом прямо.

– Этот зарок, – спокойно сказал Лагранж, – распространяется на все наше племя.

Кречет пожал плечами.

– Дело ваше. Я-то думал, вы сильный народ. Настоящие мужчины.

Это было почти оскорбление, но, по-моему, кроме Кречета и меня, его никто и не заметил. Да еще пленники. Один из них сплюнул на землю, продолжая сверлить Лагранжа мрачным взглядом.

– Тогда позволь мне, – сказал Кречет, – друг мой.

Он взял священный нож и уже сделал шаг вперед, когда Лагранж торопливо произнес:

– Погодите.

Тот, видно, решил, что его новый побратим наконец-то взялся за ум, мигом обернулся и сказал: