Сыновья Мэдоффа не привыкли оспаривать управленческие решения отца. В конце концов, бизнес целиком принадлежит ему, до последней акции. Если отец хочет уволить их сегодня же, пусть увольняет. Но они должны кое-что сказать ему. Марк поднимает тему бонусов – мол, они с Эндрю единодушно считают, что это было бы преждевременно и необдуманно.
Вначале Мэдофф пытается их переубедить. Все как он им говорил: удачный был год, он получил прибыль благодаря грамотному управлению капиталом и полагает, что сейчас самое время распределить деньги.
Сыновья стоят на своем. Доводы отца их не убеждают. Разве не разумнее было бы придержать деньги на случай, если понадобится пополнить капитал фирмы? Они упорствуют, их отец начинает заметно нервничать. Он встает с места, смотрит поверх их голов в сторону овальной приемной. Его кабинет – стеклянный аквариум. Как мог человек, которому есть что скрывать, оказаться в ситуации, когда ему негде поговорить с сыновьями с глазу на глаз?
Он объявляет сыновьям, что больше не может «держать все в руках». Им нужно поговорить наедине, и он просит их перенести разговор в его квартиру на Восточной Шестьдесят четвертой. Он звонит Рут и говорит, что вместе с сыновьями направляется туда.
Воспоминания об их уходе нелогичны, путаны и обрывочны, – вероятно, в свете последующих бурных событий. Элинор Скиллари вспоминает, что спросила Берни, куда они идут, и в ответ услышала: «На улицу». Она помнит, как Марк пробормотал что-то о рождественских покупках. Один из сыновей Мэдоффа достает его пальто из стенного шкафа и помогает отцу одеться. Тот поднимает воротник, как если бы уходил навстречу буре. Скиллари помнится, что, когда она звонила на семнадцатый этаж, чтобы один из водителей подал машину, была еще только половина десятого утра. Но, по словам водителя, на то, чтобы подогнать к выходу седан, у него ушло часа полтора. Вряд ли все трое стояли в зимних пальто и полтора часа ждали автомобиль, если можно было остановить такси или минут за пятнадцать – двадцать дойти до квартиры пешком. На этот счет никто не дает вразумительного объяснения.
Наконец они садятся в большой черный седан. Марк впереди, Эндрю с отцом сзади. Разговор ведется на нейтральную тему, которую можно спокойно обсуждать в присутствии водителя, – о внуках Берни. Они подъезжают к дому и поднимаются на лифте в пентхаус.
Их встречает Рут, и все следуют в кабинет, сумрачное убежище, которое так любит Мэдофф, – винного цвета кожа, гобелены, старинные морские пейзажи на стенах, забранных деревянными панелями, и битком забитые книжные шкафы в простенках между окон.
В ходе разговора с женой и сыновьями Мэдофф не выдерживает; он не может сдержать слез, они тоже. Он уверяет, что весь его инвестиционно-консалтинговый бизнес – афера, грандиозная ложь, «по сути, гигантская финансовая пирамида». С ним покончено. У него не осталось «абсолютно ничего». Бизнес – семейное дело, в котором его сыновья работали всю жизнь и надеялись работать до конца своей карьеры, – неликвиден, рухнул, его больше нет. Он говорит, что потери от аферы достигают, возможно, 50 млрд долларов. Это непостижимая для Рут и сыновей сумма, но они знают, что Мэдоффу было доверено состояние их семьи и поколениями скопленное богатство родни Рут, деньги сотрудников, большинства ближайших друзей, миллионы и миллионы долларов.
Мэдофф заверяет их, что уже рассказал об афере Питеру и собирается до конца недели пойти с повинной. Да, и у него все-таки осталось несколько сот миллионов долларов, говорит он, уж это-то чистая правда! И прежде чем пойти с повинной, он планирует выплатить эти деньги самым верным своим соратникам, членам семьи и друзьям.
Рут с сыновьями так потрясены, что почти не способны осознать это известие. Марк в ярости, Эндрю в прострации. В какой-то момент он с рыданиями падает на пол. В какой-то – обнимает отца с нежностью, которая навсегда врезалась в память Мэдоффа. Когда мир вокруг Эндрю наконец придет в равновесие, он скажет, что поступок отца – это «предательство библейских масштабов».
Братья уходят и велят водителю ждать отца, бормоча, что сами они, дескать, пойдут куда-нибудь вместе пообедать. И направляются на юг по Лексингтон-авеню, в сторону офиса Мэдоффа, но идут они не в офис, а к Мартину Лондону, бывшему партнеру нью-йоркской юридической фирмы Paul, Weiss, Rifkind, Wharton & Garrison и отчиму жены Марка. Лондон собаку съел на судебных тяжбах, знает все лазейки в законодательстве по ценным бумагам и пользуется большим весом в юридических кругах. А еще он один из тех, кто доверился Берни Мэдоффу. По совету Марка он вложил свой капитал в руки семейного гения.
Братья честно рассказывают ему о том, в чем семейный гений только что им признался. Лондон тоже ошарашен, но он юрист, и у него моментально срабатывают профессиональные инстинкты. Не теряя ни минуты, он пытается связаться с младшим коллегой по имени Мартин Флюменбаум, одним из лучших на Манхэттене судебных адвокатов.
Флюменбаум, пухлый коротышка с лучезарной улыбкой, находится на расстоянии нескольких часов езды, в федеральном суде Хартфорда (Коннектикут). По правилам суда он, проходя утром через систему безопасности, сдал мобильный телефон. Получив телефон обратно, он видит срочные сообщения из Нью-Йорка.
Он звонит Марку Мэдоффу, который к тому времени вернулся в свою квартиру-лофт в Нижнем Манхэттене, и узнает о состоявшемся ранее невероятном разговоре Эндрю и Марка с отцом. Флюменбаум обещает встретиться с ними этим же вечером в своем манхэттенском офисе, в элегантном небоскребе к северу от концертного зала Radio City.
В мороси зимних сумерек сияют рождественские огни. Водитель Марка останавливает машину перед входом в здание. Эндрю уже дожидается его на тротуаре, и они входят вместе. Водитель ждет, но проходит полтора часа и Марк по телефону приказывает ему ехать в офис, где уже началась вечеринка.
В кабинете Флюменбаума Марк с Эндрю повторяют рассказ о недавнем потрясении, дополняя его некоторыми пояснениями. В фирме Мэдоффа управлением инвестициями занимается небольшой офис на отдельном этаже, говорят они. Занимается, как им всегда казалось, очень успешно – они в курсе, что отец работал со многими крупными хедж-фондами и даже отказывал богатым потенциальным клиентам, – но все это отец держал в строжайшей тайне, в буквальном смысле за семью замками. Десятки родственников доверили Берни управление своими накоплениями, доверительными фондами и пенсионными счетами. Марк и Эндрю доподлинно знают, что покупка и продажа инвестиций его частных клиентов не проводились через отдел трейдинга: отец всегда говорил, что использует для этого «европейских контрагентов». У него офис в Лондоне, где он регулярно бывает, так что все выглядело вполне правдоподобно.
Теперь-то все выглядит неправдоподобно. Их отец, на которого они всю жизнь смотрели снизу вверх, в один миг довел их до разорения. Он вовсе не финансовый гений и не столп Уолл-стрит, каким они его всегда считали. Он жулик, мошенник, аферист-виртуоз невероятного масштаба. Как они могли так обманываться в своем отце?
Вся эта лирика интересует сейчас Мартина Флюменбаума в последнюю очередь. Мэдофф ясно дал понять сыновьям, что еще целую неделю намерен продолжать преступные деяния, выплачивая своим родственникам, сотрудникам и друзьям деньги, которые обвинители вскоре назовут доходами, полученными нечестным путем. И значит, его грандиозная афера продолжается. У сыновей Мэдоффа нет выбора, внушает Флюменбаум своим новым клиентам. Об этом разговоре – об этом признании – они обязаны незамедлительно сообщить федеральным властям.
Флюменбаум знаком с людьми на самом верху манхэттенского отделения генеральной прокуратуры и нью-йоркского отделения Комиссии по ценным бумагам и биржам. Он делает несколько звонков. Дозвонившись до своего человека в Комиссии, он в общих чертах излагает события этого дня и заявляет о финансовой пирамиде, потери от которой, по оценке самого Берни, могут достигать 50 млрд долларов.