Таким образом, только разделы I, III, IV написаны П. Пискаревым в соавторстве с Л. Урлабом.

В папке находится также развернутый план задуманных воспоминаний «Торговля Петербурга в начале XX века». О судьбе этого замысла нам неизвестно.

Мемуары П. А. Пискарева и Л. Л. Урлаба дополняют сведения о быте Петербурга, содержащиеся в изданных книгах старожил, оставшихся в городе (Л. В. Успенского, Д. А. Засосова и В. И. Пызина, М. А. Григорьева), при этом авторы сообщают и много новых подробностей о повседневной и праздничной жизни города и его обывателей.

Так, в главе «Люди на улице» подробно описываются рабочие, ремесленники, дворники, швейцары, фонарщики, трубочисты, почтальоны, газетчики, посыльные, домашняя прислуга, уличные разносчики и музыканты, живая реклама, нищие, сборщики, проститутки, городовые, надзиратели и пр. Много новых сведений содержится в очерках «Транспорт», «Двор пожарной команды», «Мелочная лавка», «Дачный быт». И особняком стоит нетронутая тема «Быт Старого Петербурга по газетным объявлениям (по страницам петербургских газет начала XX века)».

Кроме Л. В. Успенского, Д. А. Засосов, В. И. Пызин, М. А. Григорьев так и не дождались выхода в свет своих трудов. П. А. Пискарев обнародовал частично воспоминания, выступив с докладами в 1963 и 1965 гг. на заседаниях Исторической секции Государственного музея истории Ленинграда (в папке находятся повестки о докладах П. Пискарева на заседаниях Исторической секции).

Следует отметить, что в мемуарах упомянутых старожил прослеживается автоцензура (к этому вынуждало то время), многое сознательно умалчивается. Все они, в отличие от авторов-эмигрантов, значительно меньше уделяют внимания предметному миру, ничего практически не сообщают о повседневной жизни родительского дома. Их память обращена в основном к самому городу.

Предлагаемые к публикации воспоминания П. А. Пискарева и Л. Л. Урлаба это прежде всего дань светлой памяти авторам, а также И. К. Борман, сохранившей их труд для будущего читателя, и еще один вклад в историю забытого Петербурга.

Тексты публикуются с минимальной правкой и с незначительными сокращениями записей. Из раздела «Облик и жизнь улиц Петербурга в начале XX века» (Часть первая) исключены небольшие заметки: «Масленица», «Вербная неделя», «Пасха», «Троицын день», «Рождество», которые повторены (в расширенном варианте) в разделе «Воспоминания о старом Петербурге начала XX века».

Для полноты картины о повседневной жизни Петербурга начала XX века в комментарии использованы воспоминания С. Ф. Светлова, М. И. Ключевой, Д. А. Засосова, В. И. Пызина и М. А. Григорьева, которые корректируют или расширяют сведения, сообщаемые авторами, а также мемуары эмигрантов и другие источники.

За содействие в работе благодарю Дмитрия Азиатцева, Владимира Стасевича и старого друга Юри Лийвак (Таллинн).

Альбин Конечный

Алфавитный сборник — Алфавитный сборник распоряжений по С.-Петербургскому градоначальству и полиции, извлеченных из приказов за 1891–1901 гг. СПб., 1902.

Бенуа — Бенуа Александр. Мои воспоминания. М.: Наука, 1980. Кн. 1–5.

Горный — Горный Сергей. Санкт-Петербург (Видения). СПб.: Гиперион, 2000.

Греч — Греч А. Петербург весь в кармане. СПб., 1851.

Григорьев — Григорьев М. А. Петербург 1910-х годов. Прогулки в прошлое. СПб.: Российский институт истории искусств, 2005.

Добужинский — Добужинский М. В. Воспоминания. М.: Наука, 1987.

Зарубин — Зарубин И. Альманах-путеводитель по С.-Петербургу. СПб., 1892.

Засосов, Пызин — Засосов Д. А., Пызин В. И. Из жизни Петербурга 1890–1910-х годов. 2-е изд., доп. СПб, 1999.

Ключева — [Ключева М. И.]. Страницы из жизни Санкт-Петербурга 1880–1910 // Невский архив: Историко-краеведческий сборник. СПб., 1997. Вып. III.

Оболенский — Оболенский В. А. Моя жизнь. Мои современники. Paris, 1988.

Раевский — Раевский Ф. Петербург с окрестностями. СПб., [1902].

Расторгуев — [Расторгуев Е. И.]. Прогулки по Невскому проспекту. СПб., 1846.

Светлов — Светлов С. Ф. Петербургская жизнь в конце XIX столетия (в 1892 году). СПб.: Гиперион, 2001.

Петербург был большим городом капиталистического государства. Первое, что бросалось в глаза при посещении такого города, как и многих других больших городов, — это роскошь и богатство одних и бедность и нищета других. Середину между этими двумя социальными полюсами занимал средний класс, люди среднего достатка. Однако понятие «среднего достатка» очень условно, так как диапазон материального положения одних и других был очень большой. Вследствие такого классового расслоения населения города, можно было и сам город по внешности, благоустройству, категории жителей разделить на три зоны: центр города, улицы, прилегающие к центру и окраинам, и рабочие окраины. Если разница между центром и улицами, прилегающими к центру, была не так уж велика, то разница между первыми и окраинами была разительна. И чем дальше отходишь от центра к окраинам, тем эта разница все больше и больше бросается в глаза.

Однако такое разделение города по зонам надо понимать очень условно, так как некоторые признаки как по благоустройству, так и по населению могли встречаться в одной зоне и в другой. Тут речь идет о преобладающих признаках. Если в первую группу входили люди, владеющие средствами производства, крупная буржуазия, владельцы недвижимости и прочие лица, жившие на нетрудовые доходы, то в третью группу входили почти исключительно люди, продающие свой труд — рабочие фабрик и заводов. Что же касается второй, промежуточной группы, то она состояла из мелкой буржуазии (ремесленники, мелкие торговцы), средних и низших чиновников, преподавателей, представителей так называемых свободных профессий (адвокаты, врачи, литераторы и т. д.). Эти люди встречались всюду, но все же с большим преобладанием в первой и второй зоне.

Если говорить о первом впечатлении от благоустройства улиц, то надо начинать с дорожного покрова^[17]. В самом деле, если человек идет или едет по улице, то именно тут, в первую очередь, он ощущает те или иные удобства. Центральные улицы, некоторые части набережных Невы, рек, каналов, центральные площади были покрыты торцом. Торцевая мостовая состояла из шестигранных деревянных шашек, плотно пригнанных друг к другу, на бетонном основании^[18]. По такой мостовой всякий транспорт шел мягко, гладко, не говоря уже о рессорном транспорте, если еще к тому же он был на дутых резиновых шинах. Пользоваться таким транспортом по такой мостовой было очень приятно. Однако такие мостовые обходились очень дорого, были непрочны, требовали частого ремонта. А при наводнении шашки размывало водой и они всплывали на поверхность. Вот почему даже не все центральные улицы и набережные были замощены торцом, не говоря уже про остальные части города. Полностью торцами были замощены в 1910–1912 гг. шестнадцать проездов: Невский, Морская, Гоголя, Миллионная, Английская набережная, Дворцовая набережная, Французская набережная, Каменноостровский проспект и другие. Некоторые улицы были замощены торцами частично: Литейный, Владимирский, Загородный проспекты, Садовая улица, набережные Фонтанки, Мойки, Екатерининского канала^[19]. Встречалось и асфальтовое покрытие^[20]. Но его было так мало, что заасфальтированные проезды можно было пересчитать по пальцам одной руки: Большая Конюшенная, Екатерининская улица^[21], часть улицы Жуковского и часть набережной Фонтанки — всё.