Их встреча состоялась в доме родителей Серрано Суньера тем же самым утром, и для Хосе-Антонио она оказалась не только бесполезной, но и довольно-таки неприятной. Несмотря на свое пресловутое самообладание и блестящее красноречие, за пределами привычного круга своих друзей Хосе-Антонио был до крайности застенчив; Франко же, напротив, обладал железной выдержкой, был терпелив и коварен и умел обернуть свою природную медлительность себе на пользу, благодаря чему с усталой скукой выигрывал все споры.
По этому случаю он отнесся к Хосе-Антонио с величайшей симпатией и, прежде чем тот успел изложить ему причины своего визита, принялся рассказывать, какой мягкий климат на Канарских островах и какой изумительной красотой отличаются тамошние пейзажи, однако военному человеку там нечего делать, что он усиленно изучает английский язык и, зная от своего шурина, что Хосе-Антонио превосходно им владеет, не хотел бы упускать столь прекрасной возможности прояснить некоторые трудности, свойственные языку столь богатому и столь непохожему на их собственный.
Хосе-Антонио сделал все, чтобы со всей возможной учтивостью развеять сомнения своего собеседника, а затем попытался свести разговор к более насущным вопросам, которые, собственно, и привели его в этот дом; однако Франко продолжал отвлекаться на посторонние темы, отвечал уклончиво и к каждой фразе добавлял английское nevertheless, "тем не менее", не задаваясь вопросом, подходит оно сюда или нет. Поначалу смущенный, а потом не на шутку обозленный Хосе-Антонио понял, что изворотливый генерал попросту морочит ему голову. После нескольких часов бесплодных попыток чего-то добиться Вождь Фаланги с холодной учтивостью распрощался с генералом и больше никогда с ним не виделся.
Тем не менее, импозантный маркиз де Эстелья был бы обескуражен еще больше, если бы узнал, что в то время, как его надежды разбивались вдребезги о туманные обещания Франко, женщина, которую он любил, и которая, как он считал, любила его, поверяла своей сестре греховные тайны своего сердца, причем, в выражениях, не слишком для него лестных.
- Я не сомневаюсь, что Бог меня покарал. Я думала, что совершаю лишь плотский грех, а на деле совершила грех более тяжкий: грех обмана. Я пыталась использовать человека в своих недостойных замыслах, и Бог покарал меня величайшим из унижений. Я полюбила Энтони Уайтлендса, но никогда не смогу быть вместе с ним.
- Почему же не сможешь? - тихо спросила Лили.
Пакита всю ночь размышляла над этим вопросом и теперь могла дать сестре полный отчет.
- Прежде всего потому, что он англичанин. Да, он любит Испанию и не прочь бы поселиться в Мадриде - это так; но никто не пойдет на столь безумный шаг накануне большевистского переворота. А если я уеду с ним в Лондон, отец меня проклянет.
- Пакита, я тебя не узнаю! Вчера ты была готова соединить свою судьбу с Хосе-Антонио, при всех опасностях и бедах, которые бы это принесло, а сейчас отступаешь перед мыслью жить на зарплату профессора, - сказала Лили с оттенком сарказма, который ее сестра, к счастью, не уловила.
Пакита опустила голову, и слеза покатилась по ее щеке.
- Ах, Лили, если бы дело было только в деньгах! Но все намного сложнее; прежде всего, это дело чести. Во-первых, он ничего не подозревает об истинной природе моих чувств. Чтобы сломить его упрямство, я притворилась доступной женщиной, и сейчас он, вероятно, думает, что то, что я проделала с ним, я проделываю с каждым встречным. И как я смогу убедить его, что это не так - после того, что между нами произошло? Во-вторых, я не могу сейчас бросить Хосе-Антонио. Несмотря на то, что наша любовь не имеет будущего, он мне доверяет; ему необходимо знать, что я его люблю и всегда поддержу его в минуту отчаяния, в это трудное время, когда все вокруг охвачены ненавистью к нему и его идеям. Если я сейчас его брошу - что у него останется? Не говоря уже о том, что мы вынуждены скрывать наши отношения; если пойдет слух, что ему наставил рога похожий на олуха иностранец ... Ах, Лили, не хочу даже думать о том, как бы этой новостью воспользовалась пресса! Нет-нет, я много об этом думала и пришла к выводу: иного пути нет. Я должна пожертвовать своими чувствами. Я ни единого слова не скажу ни Энтони, ни Хосе-Антонио - никому; это будет наш с тобой секрет. Ты ведь не выдашь меня, Лили?
- Ей-Богу, Пакита, как ты можешь во мне сомневаться? - воскликнула Лили. Немного погодя она добавила совсем иным тоном: - Но в обмен на мое молчание открой мне одну тайну, которая уже давно не дает мне покоя.
- Говори, что ты хочешь знать?
- Кто такой в действительности Энтони Уайтлендс, и что он делает в Мадриде вообще и в нашем доме, в частности?
Неспособная отказать сестре в удовлетворении оправданного желания, Пакита рассказала ей о существовании спрятанной в подвале картины Веласкеса, решении продать ее за границу при посредничестве Педро Тичера и Энтони Уайтлендса и различных перипетиях операции. Лили выслушала объяснение без единого комментария и в конце воскликнула:
- Это и есть ваша великая тайна? Картина Веласкеса? Право, я разочарована.
Пакита улыбнулась и ответила:
- Возможно, тебе это и кажется пустяком, и, если честно, я с тобой согласна. Но эта картина, помимо всего прочего, стоит целое состояние и имеет огромное значение для мира искусства, потому что могла бы пролить свет на жизнь и творчество величайшего художника всех времен. По крайней мере, так утверждает наш дорогой друг, профессор Уайтлендс. Для него это важнее всего на свете, даже важнее меня. Когда он говорит об этой картине, он забывает обо всем на свете; говоря о ней, он преображается до неузнаваемости и становится таким прекрасным, словно сам Веласкес вселяется в его тело. А быть может, мне это только кажется, поскольку я смотрю на него глазами влюбленной женщины. Честно говоря, мне жаль, что я не в силах осуществить мечту всей его жизни: явить миру величайший шедевр, спрятанный всего в двух шагах отсюда.
Лили вскочила со скамьи и протестующе замахала руками:
- Жаль? Пакита, этот человек украл твою честь и разрушил твою жизнь! Тебе бы думать, какой казни его предать, вместо того, чтобы сожалеть о его неудавшейся карьере!
Наблюдая ее бешенство, Пакита не смогла подавить невольного смеха:
- Лили, что с тобой случилось? Ты ведешь себя как очаровательная маленькая фурия!
Потом она вдруг снова стала серьезной и сказала:
- Давай лучше подумаем, как нам выпутаться из новой беды. Эта несчастная женщина, которую ты здесь видела, приходила сюда, чтобы предупредить меня о том, что марксисты задумали убить Энтони. Она не объяснила мне, почему его хотят убить, но сказала, когда и примерно где это должно произойти. Сперва я было решила, что она просто начиталась бульварных романов, но в итоге убедилась, что она сказала правду. Судя по всему, ей дали какое-то гнусное поручение, но она так и не смогла его выполнить. Кроме того, я догадываюсь, что с ней у Энтони тоже была мимолетная интрижка - так, ничего серьезного.
- И что же ты собираешься делать? - нетерпеливо спросила Лили.
- По правде говоря, не знаю. Я думала об этом перед нашей встречей. А потом мы заговорили о другом, и у меня это вылетело из головы. Сначала я хотела пойти в полицию, что вполне естественно, но эта женщина четко велела мне этого не делать, ради собственной безопасности и, возможно, ради самого Энтони. Дела обстоят таким образом, что полиция вместо того, чтобы его защитить, вполне вероятно, будет покрывать убийц. А если не полиция, то мне приходит в голову только один человек с соответствующими ресурсами и мужеством. Но мне не хватает храбрости просить его об одолжении, боюсь что если эти двое встретятся, вся правда о нас выйдет наружу.
Лили снова села и пристально посмотрела на сестру, уперев голову на руки, словно пытаясь удостовериться в том, что эта туповатая и ошеломленная женщина перед ней - действительно Пакита. Казалось, что она думает: "Не могу поверить, что в этом и заключается любовь". У нее была собственная заноза в сердце, но Лили всё равно вела себя по-другому.
