— Если ты еще не понял, то катера больше нет, — рявкнул тот.

— Вот именно об этом мы и хотим с Васей потолковать.

— Да? — это было искреннее удивление.

Обретя дар речи спустя минуту, бармен двинулся куда-то в глубь бара и крикнул за блестящую штору:

— Вася! — Он прислушался к ответу и снова крикнул: — Не может? А тут к нему насчет… ну, в общем, скажи ему, что будет интересно.

Вернувшись к странным посетителям, он заговорщицки подмигнул:

— Лучше не говорить сразу «катер», а то как услышит, так начинает страдать.

— А можно как-нибудь иначе обозвать эту посудину? — поинтересовалась Сашка, которой к тому моменту уже хотелось сквозь землю провалиться.

— Обозвать? — бармен мечтательно закатил глаза. — Вася звал катер «братком», разговаривал с ним, как с другом, и вообще, подойдет к нему, бывало, хлопнет по крылу и рявкнет так весело, мол, браток, купил я для тебя новые свечи. Тебе понравится, друган. Ох, слезу даже вышибало, так он любил ту машину… — он открыл глаза. — Но вам, ребята, я не советую называть тот катер «братком», а то я за ваши жизни и гроша ломаного не положу на стойку.

— Спасибо, — Серега выложил перед ним настоящие пятьдесят долларов, чем вызвал в бармене скупое удовольствие от прожитого дня.

Блеснув напоследок фиксой, он сообщил:

— Кстати, Вася — хозяин ресторана.

С тем и удалился влево, где все еще сидел мужик в расстегнутой до пупа рубашке. Похоже, ему уже ничего не нужно было, он просто встать не мог по пьяни, но бармен все-таки подошел к нему и завел какую-то беседу. Наверное, не желал присутствовать рядом с молодыми безумцами при их беседе с Васей.

Сашке некогда было подумать о своей участи, блестящие шторы раздвинулись, и на них двинулся некий субъект, который, похоже, и звался Васей. Она даже фыркнула про себя: «Стоило столько ужаса наводить». Вася оказался не слишком высоким мужичком с уже прогрессирующей лысиной, но все еще молодившимся под рокера-любителя: все как полагается — кожаные штаны с отвислыми коленями, толстая цепь вместо пояса, майка соответствующая: черная с надписью: «Mad & death», кольца с черепами, ну и все в том же духе.

— Тяжелый металл любишь? — усмехнулся ей Серега. — Или Гребенщикова хотя бы?

— Не-а.

— Тогда лучше молчи. Ты для него слишком прилизанная.

— Это в каком смысле? — возмутилась Сашка.

— Да во всех. Впрочем, я тоже. Устанавливать первичный контакт бессмысленно, — профессиональным глазом будущего дипломата оценил он, пока Вася приближался к стойке, — поэтому сразу начнем с главного.

Так он и поступил, спросив без предисловий:

— Что с катером?

— Чего? — прищурился Вася, которому столь вызывающее поведение незнакомого юнца в приличном костюме совсем не понравилось. Это было видно с первого взгляда. К тому же Вася взял да и плюнул под ноги. Пока под свои.

— У тебя катер был, что с ним? — мужественно повторил вопрос Серега.

— А ты кто такой?

— Налоговый инспектор.

Сашка начала злиться. На Серегу, разумеется. Ну чего он нарывается, словно специально. Словно просит: «Набейте мне морду. Будьте так любезны».

Собственно, Васе два раза повторять не нужно было. Он слыл человеком действия, что и подтвердил незамедлительно: его рука метнулась к Сереге, сгребла его за отворот пиджака и дернула на себя. Серега неблагородно ойкнул. В следующее мгновение он уже лежал щекой на стойке.

— Сколько у тебя зубов, сынок? — вопросил Вася, даже не поморщившись.

— Сколько есть, все мои, — пискнул Серега.

— Говори, чего надо, или я буду выбивать тебе по зубу каждую секунду.

— Я не умею говорить в таком положении.

— Сейчас научишься!

— Послушайте, — Сашка вцепилась в его боевую руку, — мы просто хотели узнать.

Вася повернул к ней голову и смерил таким взглядом, что Сашке показалось, что одежда с нее слетает. А потом он отчего-то смутился, неловко улыбнулся, пробормотав: «А чего хамить-то» — и вдруг отпустил Серегу. Тот отскочил, как мячик, на метр от стойки и уже с такого безопасного расстояния осторожно спросил:

— Что случилось с катером-то?

— Да повадился сволочь какая-то таскать мой катер, — Вася мелодраматично вздохнул, — катался на нем. Ну, я видел это дело, но обычно не слишком его стерег. Этот парень был одним таким отчаянным, больше никто не решался. И назад «братка» возвращал: так… покатается и вернет на место. Ну, я думал, чего он стоит целый день на цепи, авось ему тоже поноситься хотелось. Вот… А потом он мой катер утопил. И сам утоп.

— Что?! — Сашка упала на высокий табурет, потому что ноги ее больше не держали.

— Чего это подружка твоя? Совсем она какая-то… скисла.

— Это был ее друг, — Серега взял Сашку за руку. — А ты уверен, что утоп?

— Уверен! Да тут ментов понаехало, на моих глазах же все произошло, вон и ребята все как один подтвердят: пацан этот уже к пирсу поворачивал, ну мы еще шутили, мол, сейчас ему начистим шею до самых пяток. И тут баржа идет, спокойно так идет… а парень на моем катере, не понимаю, что там с ним произошло, только он начал ее огибать, в поворот не вписался и со всей дури вломился в борт. Взрыв такой был, что ресторан наш закачало, и стекла повылетали, только вчера вставили. Словом, от «братка» только этот взрыв и остался, до сих пор в ушах стоит, — Вася поморщился, — а пацана выловили. Целым оказался, но мертвым окончательно. Мы думали, хуже будет.

— Куда уж хуже-то? — выдохнул Серега.

— Думали, по кускам его из реки будут вылавливать, — тут он глянул на бледную Сашку, понял, что поступил по отношению к ней неделикатно, и решил загладить вину, ласково проговорив: — Да ты не грусти о нем. Отчаянный он был, если у меня решил катер брать, и вообще… с таким дураком свяжешься, так еще неизвестно когда хуже будет…

Она сделала над собой усилие и улыбнулась. Правда, слезы сдержать не смогла. Так и поплелась к выходу, с трудом разбирая дорогу.

— Я ничего не понимаю, — тихо призналась она уже в машине.

— Понять нетрудно, — Серега лихо вырулил на Кутузовский проспект, обогнал на повороте «девятку» и понесся вон из города. — Жил-был парень, который очень любил кататься на катере. А потом парень разбился и умер. Что же тут непонятно?

— У тебя совесть есть? — воскликнула она и, упав лицом в ладони, разрыдалась.

— Совесть, — озадачился ее спутник. — А что это такое?

— Ничего себе шуточки. Павел же погиб! — Сашка всхлипнула.

— Но он же живой и невредимый и даже очень нахальный для мертвеца, потому что позволяет себе крутить роман с тобой, — заметил Серега и цинично ухмыльнулся.

— Я ничего не понимаю, — повторила она.

— Я тоже. Тут два варианта: либо Павел остался жив, а рокеру Васе пора носить очки, либо Павел воскрес, как Иисус Христос, на третьи сутки и приперся, чтобы закрутить с тобой роман.

— Да чего ты ко мне привязался! — разозлилась она. — Закрутить роман, закрутить роман! При чем тут мой роман с Павлом?

— Мне кажется, очень даже при чем. Хотя мне-то чего волноваться, я к призраку в объятия не кидался.

— Уймись!

— Просто я называю вещи своими именами и, заметь, достаточно корректно это делаю. Мог ведь сказать бы, что не я прыгал в койку к покойнику, не я отдался мертвецу, не я…

— Заткнись наконец! — рявкнула Сашка, которую уже здорово пробирал мороз по коже, словно не только душа ее, но и тело быстро немело от ужаса.

— Ты невероятно жестока со мной, — грустно констатировал Серега.

— Кто бы причитал о жестокости! — она вытерла глаза. — Значит, что мы имеем?

— Ты спала с призраком, — злорадно напомнил тот, ничуть не смутившись.

— Идиот!

— Нет, он весьма сообразительный мертвец. Знал, куда явиться.

— Ты — идиот!

— Ну, с этим кто посмеет спорить! — хохотнул Серега.

— Знаешь что, — она прищурилась. — Одно доказательство — еще не повод, чтобы поверить в такой бред, как воскрешение мертвецов. Мало ли что могло произойти? Может, в тот день вовсе не Павел катался.