— Ну ладно, — сказал дедушка, — не вешайте носов, хлопчики. Это я говорю вам потому, что надо вам, воробышки, учиться хорошо понимать и камень, и крошечный зелёный листик на дереве, и слово, и букву. Ибо за всем этим боже мой сколько разного скрыто!.. Но Вилли Кюнте ни в чём, ясное дело, не виноват и по праву гордится своим дедом — другом Тельмана. Он пионер, чего же вы ещё хотите? И вы правильно поступили, выполнив его просьбу. Так и надо… А теперь идите погуляйте. Работу я вам найду.

Было обидно, что дедушка вновь выпроваживал нас. Не знаю, как Лёнчику, а мне бы очень хотелось побыть с экс-чемпионом дядькой Романом и дядькой Прокопом.

— А разве сейчас для нас не найдётся работа? — спросил я.

— Подожди, Жужу, найдётся для вас работа, — сказал дедушка, снова разворачивая ватман.

— Не волнуйтесь, — вставил дядька Прокоп, расчёсывая гребешком свои золотистые кудри, — дед ваш всех нас запряжёт одних в оглобли, других — сзади подталкивать… — и засмеялся.

— А как же вы думали? Так и будет… Поскольку они одно колесико отослали в Дрезден, то теперь пусть же и сделают его…

— Разве я вам не говорил? — повернулся дядька Прокоп к нам. — Вот вам уже и оглобельки…

— Так и решили, вот колесико ваше… — Дедушка указал пальцем на одно из тех трёх, что были начерчены на бумаге. — Материал я вам принесу, вот дядька Роман или дядька Прокоп разметят, а вы выпиливайте, нарезайте зубцы — всё чин чином… Только чтоб работа была с точностью до микрона… Как там у нас на дверях написано — «Ремточмеханика». Вы только вслушайтесь в звучание слова «рем-точ-ме-ха-ни-ка»… Как музыка! А пока что давайте-ка отсюда… — И дедушка подтолкнул меня к выходу.

У меня отлегло от сердца после дедушкиных слов. Значит, всё, что было с Виллиным папой, не должно падать тенью на Вилли. Он пионер, и мы с Лёнчиком пионеры, значит, мы… Ну, как бы это сказать? Мы можем быть с ним хорошими друзьями…

Теперь я сполна почувствовал и понял, как нужно людям время и как надо его беречь и ценить. У нас было столько разных дел! И каждое хотелось осуществить.

Лёнчик жил в соседнем парадном. Я на пятом этаже, и Лёнчик на пятом. Вот и попробуй выйти из положения, когда надо спросить:

«Лёнчик, что у тебя получилось в задаче?»

Подумать только!

Ради одного слова сколько приходится терять времени! Пока спустишься вниз, пока поднимешься на пятый этаж. Услышал цифру и снова проделывай тот же самый путь, только в обратном направлении. А если бы был телефончик? Красота!

В моей квартире-то он есть, но вот беда — у Лёнчика нет. Мама его работает на заводе уборщицей и говорит, что телефон ей ни к чему, только суматохи много…

А жаль. Вот бы мне: «Алло! Алло! Лёнчик?»

Нет, мы, конечно, не пользовались бы своими обычными именами.

Это не интересно. Куда занятнее, когда есть позывные. Я, например, «Василёк», Лёнчик — «Орион». Тогда бы я снял трубку:

«Орион, Орион»! Я — «Василёк»…»

Снял бы трубку… Эх!..

Мы уже несколько дней бредили прямой телефонной связью между нашими квартирами.

Как-то мы стояли на улице возле телефонной будки. Каштан, который рос рядом, прикрывал её зелёными руками веток с растопыренными пальцами-листками, защищал от знойного солнца. А она, словно верная подруга, поддерживала своей крышей две ёжистые кисти. И обоим, наверное, от этого соседства было удобнее, уютнее в жизни.

— Вот она где… — вздохнул я. — Видишь?

— Кто? — не понял Лёнчик.

— Трубка. Таких бы нам две, и полный порядок…

— Конечно…

— Но не пойдёшь же их отрезать, будто вор…

— Понятно…

— Вот если бы в магазине можно было купить…

— Смотри — купишь…

Но этим лишь подливали масла в огонь.

По дороге домой мы молчали.

Завернули ко мне. Роясь в ящике столика, где папа хранил свои рыболовные снасти, я увидел моток капроновой нитки. Она была смотана в клубок. Отец ремонтировал ею сачок, которым ловил живцов для спиннинга. Я держал в руках этот моток ниток, а мысли одна занятнее другой сновали в голове. А что, если сделать телефон из капроновой нитки?

Эту последнюю мысль я проговорил вслух. И был очень удивлён, когда услышал на всю комнату хохот Лёнчика.

— Ну и сказал… Ну тебе, Жужу, только в цирковом иллюзионе выступать…

— А тебе, Лёнчик, лишь бы посмеяться… Вместо того чтобы о себе подумать, так ты хи-хи да ха-ха. А надо бы знать, что самые выдающиеся открытия сделаны случайно… Возьми Ньютона… Сидел человек в саду под яблоней, а тут груша ему на голову — бах!..

— Ха-ха-ха!..

Лёнчик держался за живот, бегал по квартире и чуть не падал от смеха.

— Ну чего ты хохочешь? — обиделся я, уже готовый кинуться на него с кулаками.

— Сидел под яблоней, а груша на голову… — давился он смехом. Я понял свою ошибку, но сдаваться не хотел.

— Груша или яблоко — какая разница? — говорю я ему убеждённо. — Главное, что ударила по голове… И вот он, этот самый Ньютон, открыл закон всемирного тяготения… А гляди, какой-то там Хейердал, чтоб доказать свою гипотезу, связал плот и поплыл в открытый океан… А ты, вместо того чтобы и нам начать испытания хотя бы этой нитки, хохочешь… Смеяться — дело нехитрое, для этого большого ума не надо…

Лёнчик немного смутился.

— Да разве я против? — двинул плечами. — Я готов на любые испытания!

— Вот и будем испытывать этот капрон, — сказал я со всей решительностью. — Только что нам заменит телефонные трубки?

Держа в руках моток ниток, я задумчиво бродил по комнате. Вышел в коридор и там, на полочке возле дверей, заметил коробку из-под ваксы.

— Эврика! — кричу Лёнчику.

— Неужели? — поспешил он ко мне.

— Конечно, — радостно уверяю его.

А в это время целый рой мыслей загудел у меня в голове. Что, если взять эту коробочку из-под ваксы, раскрыть её, вложить в неё конец нитки и закрыть? Тогда бы коробочка могла служить одновременно мембраной и микрофоном.

— Гляди, — говорю я Лёнчику, волнуясь. — Но прежде всего посмотрим, что в ней есть.

Открываю её, и — о удача! — она пуста-пустёхонька. Выложил я другу свои соображения. Он качнул головой — согласен.

— Но где взять ещё одну коробочку? У вас в квартире не найдётся? — спрашиваю Лёнчика.

Чешет затылок:

— Понимаешь, несколько дней тому назад выкинул… Ах, если бы знать…

— А ты никогда ничего не спеши выкидывать. По собственному опыту знаю: выкинешь, а через несколько дней как бы оно пригодилось.

— Твоя правда, — согласился Лёнчик.

— Вот же перед тем, как что-нибудь выкинуть, подумай: а не понадобится ли эта вещь завтра, послезавтра…

— Теперь так и буду делать… Но сейчас как быть?..

Мы задумались. И в эту минуту ему пришла в голову мысль.

— Давай, Жужу, сделаем так, чтоб одна половина коробочки была и микрофоном, и наушником.

— Пусть будет так, — согласился я, — если уж экспериментировать, то надо испробовать всё…

В том ящике, где у нас хранятся разные необходимейшие инструменты, хлам, я быстро нашёл дедушкино шило. Проколол им в обеих половинках коробочки посредине дырочки. Засунул в одну половинку конец нитки и завязал её на узелок, и во вторую таким образом.

Лёнчик следил за моей работой, а потом и говорит:

— А если узелок ещё и присмолить к железу? Мне кажется, тогда бы звуковые колебания передавались лучше… Только где смолы взять?

— Да у дедушки всё есть в «Ремточмеханике», — почти кричу, радуясь, что и Лёнчика эксперимент захватил по-настоящему.

С ниткою и коробочкой из-под ваксы мы побежали вниз, в подвал, прихватив с собой и спички. Дедушка работал за верстаком и на нас не обращал внимания.

Мы нашли кусочек смолы. Лёнчик зажёг спичку, я быстро поднёс к ней чёрный комок, а снизу подставил коробочку. Скоро край комка заблестел, зашевелился, оплывая вниз. В воздухе запахло скипидаром, а над язычком пламени уже дрожала капля. Она сорвалась вниз, но упала, как и полагалось, возле узелка. Вторая и третья капли точнёхонько упали на нитку.