Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И вот через две недели после происшествия в башне Жако все знали о любви близнеца Ландри и Сверчка-Фаншоны. Но ни о башне, ни о Маделоне не было сказано ни слова. Маделона все время держалась вдали и делала вид, что все это является для нее новостью, хотя она первая потихоньку разболтала тайну.

Слухи дошли и до тетушки Барбо. Она очень огорчилась, но решила ничего не творить мужу. Дядя Барбо узнал об этом из другого источника, и Сильвинэ, свято хранивший тайну брата, с огорчением убедился, что она уже ни для кого больше не секрет.

И вот в один прекрасный вечер, когда Ландри собирался, как всегда, пораньше уйти из Бессониера, его отец в присутствии матери, старшей сестры и близнеца сказал ему:

— Не спеши уходить от нас, Ландри, мне нужно с тобой поговорить. Но я жду твоего крестного отца. Я хочу у тебя потребовать объяснения, и пусть те члены семьи, которые больше всего интересуются твоей судьбой, будут при этом.

Когда пришел крестный отец, дядя Ландриш, Барбо сказал следующее:

— То, что я собираюсь сказать, смутит тебя немного, Ландри, да и сам я немного смущен и очень сожалею, что принужден требовать у тебя признания при всей семье. Но я надеюсь, что это смущение послужит тебе на пользу и исцелит тебя от пагубной фантазии. Кажется, у тебя на прошлом празднике святого Андоша, почти год тому назад, завязалось какое-то знакомство. Мне об этом говорили с первого же дня. Ведь было поразительно, что ты на празднике выбрал себе для танцев из всех девушек самую некрасивую, грязную и пользующуюся дурной славой. Но я не желал обращать на это внимания, так как думал, что ты просто забавлялся. Я и тогда не одобрял твоего поведения; вообще я думаю, что не следует водить компанию с дурными людьми, но точно так же не следует, конечно, унижать их, так как они и без того несчастны вследствие всеобщей ненависти. И я не говорил с тобой об этом. На следующий день после праздника ты был печален, и я думал, что ты упрекаешь себя за свое поведение и больше не повторишь свою ошибку. Но вот уже с неделю я слышу иное; хотя мне и говорят все лица, достойные доверия, я не поверю им, пока ты сам не подтвердишь все слухи. Если я напрасно подозреваю тебя, то, надеюсь, ты припишешь это моей любви к тебе и сознанию своих обязанностей: я, как отец, должен следить за твоим поведением; если же все это ложь, я буду очень рад, и ты дай мне слово, что тебя напрасно оклеветали передо мной.

— Отец, — сказал Ландри, — скажи мне, в чем ты меня обвиняешь, и я скажу правду из уважения к тебе.

— Мне казалось, Ландри, что я довольно ясно высказался; тебя обвиняют в том, что ты завел пагубную связь с внучкой бабушки Фадэ, этой скверной женщины. Я уж не говорю о матери этой несчастной девушки, которая бросила своего мужа, детей и родину и ушла с солдатами. Говорят, что ты прогуливаешься повсюду с Маленькой Фадетой, и я боюсь, что она вовлечет тебя в любовную историю, в которой ты потом всю жизнь будешь каяться. Ты понял, наконец?

— Я отлично понимаю, дорогой отец, — отвечал Ландри, — и прости, если я, прежде чем ответить, задам тебе один вопрос. Ты находишь, что Фаншона Фадэ — скверное для меня знакомство по ее семье или по ней самой?

— И по тому и по другому, — ответил дядя Барбо уже немного строже. Он ожидал, что Ландри будет смущен, а тот, наоборот, был спокоен и даже уверен. — Во-первых, дурная родня — это крупный недостаток; никогда такая уважаемая и чтимая семья, как наша, не согласится на родство с семьей Фадэ. Во-вторых, сама Маленькая Фадета никому не внушает уважения и доверия. Мы видели, как она воспитывалась, и знаем ей цену. Признаюсь, мне говорили, да и сам я несколько раз мог наблюдать, что она за последний год ведет себя лучше, не бегает с мальчишками и никому не говорит ничего дурного. Ты видишь, я справедлив; но этого мало; я не могу поверить, чтобы плохо воспитанный ребенок мог превратиться в честную женщину. Я хорошо знаю ее бабушку и имею полное основание предполагать, что против тебя строят козни, чтобы выудить у тебя обещание и поставить тебя в неловкое и затруднительное положение. Мне даже говорили, будто девочка беременна; я не хочу этому зря верить, но это мне было бы крайне прискорбно; ведь тебя считали бы виновником, упрекали бы, и дело могло бы дойти до суда и кончиться скандалом.

Ландри с самого начала решил быть благоразумным и объясняться спокойно. Но тут он начал терять терпение. Он покраснел, как рак, и встал с места:

— Отец, — сказал он, — те, которые это сказали тебе, солгали, как собаки. Они нанесли Фаншоне Фадэ тяжелое оскорбление. Если бы они были здесь, я бы заставил их отказаться от их слов или драться со мной на жизнь и на смерть. Скажи им, что они подлецы и язычники. Пусть они мне прямо скажут то, что они тебе нашептали, как предатели, и мы посмотрим, что из этого выйдет!

— Не сердись, Ландри, — сказал Сильвинэ, — совершенно подавленный: — ведь отец не обвиняет тебя в том, что ты сделал зло этой девушке; он боится, как бы ты не очутился в затруднении; она постоянно гуляет с тобой; быть может она хочет заставить думать, что ты обязан дать ей какое-то удовлетворение.

XXIX

Голос брата немного успокоил Ландри, но он не мог не возразить ему.

— Брат, — сказал он, — ты ничего в этом не понимаешь. Ты всегда относился с предубеждением к Маленькой Фадете, и ты ее не знаешь. Мне совершенно безразлично, что могут сказать про меня, но я не потерплю, чтобы дурно отзывались о ней. Пусть родители успокоются и знают, что нет на свете другой такой честной, разумной, доброй и бескорыстной девушки, как Фадета. У нее, к несчастью, скверные родные; но тем больше ее заслуга, что она непохожа на них. Я никогда не думал, что истинные христиане могут ей поставить в вину ее происхождение.

— Кажется, ты сам начинаешь упрекать меня Ландри, — сказал дядя Барбо, вставая и давая этим понять, что он не потерпит этого. — К моему великому огорчению, я вижу по твоему раздраженно, что ты очень привязался к этой Фадете. В тебе нет и следа смущения и сожаления, и потому не будем больше говорить об этом. Я подумаю, что мне надо сделать, чтобы предотвратить тебя от твоих юношеских сумасбродств. А теперь ты должен вернуться к своим хозяевам.

— Не оставляй нас так, — сказал Сильвинэ, удерживая брата, который собрался уйти. — Отец, смотри, Ландри так огорчен, что рассердил тебя, что он даже ничего не говорит. Прости его и обними, не то он проплачет всю ночь, а это будет слишком суровым наказанием за то, что он тебя огорчил.

Сильвинэ заплакал, и тетушка Барбо, и старшая сестра, и дядя Ландриш тоже плакали, за исключением дяди Барбо и Ландри; но им тоже было очень тяжело, и их заставили обняться. Дядя Барбо не потребовал от Ландри никакого обещания; он знал, что любовь может заставить его нарушить обещание, и не хотел ронять свой авторитет. Но он дал понять Ландри, что разговор еще не кончен. Ландри ушел разгневанный и огорченный. Сильвинэ хотелось пойти его проводить, но он не посмел это сделать, так как предполагал, что Ландри пойдет поделиться своим горем с Маленькой Фадетой. Печально лег он спать; всю ночь он стонал, и ему снилось, что в семье его произошло несчастье.

Ландри пошел к дому Маленькой Фадеты и постучался в дверь.

Бабушка Фадэ в последнее время совсем почти оглохла; если она засыпала, ее и пушками нельзя было разбудить, И вот с тех пор, как его тайна была открыта, Ландри мог разговаривать с Маленькой Фадетой только по вечерам в той комнате, где спали старуха и маленький Жанэ. Но это было все же опасно, потому что старая колдунья его терпеть не могла и наверно прогнала бы его метлой. Ландри рассказал свое горе Маленькой Фадете, которая приняла его мужественно и покорно. Сначала она пробовала убедить Ландри, что для него будет лучше всего порвать с ней всякие сношения и забыть ее. Но когда она увидела, что он еще больше огорчается и противится этому, она постаралась склонить его к послушанию и возложить все надежды на будущее.

84
{"b":"236866","o":1}